Николай Зеров: три лета в Златополе
Городок с поэтическим названием Златополь не найти на картах современной Украины. Как самостоятельный населенный пункт он существовал до 1959 года. Был это когда-то южный уголок Киевской губернии — дальше начинались земли уже другой губернии, Херсонской. В начале ХХ века здесь проложили железную дорогу — и ожил, разросся Златополь, да так, что через несколько десятилетий... слился с соседним Новомиргородом (Кировоградщина).
В старые времена Златополь славился своими ярмарками, на которые съезжались люди со всей округи. Но славился и мужской гимназией, открытой еще в 1868 году на базе уездного дворянского училища, которое было основано князем Лопухиным, местным меценатом. В 1900 г. здесь экстерном сдавал выпускные экзамены Владимир Винниченко. Именно здесь получал образование Борис Лятошинский, будущий композитор. Сюда привезли родители учиться Павла Филиповича (в 20-х годах он станет известным в качестве поэта-неоклассика и профессора Киевского университета)... А в августе 1914 года в Златопольскую гимназию приехал преподавать латынь и историю Николай Зеров, также в недалеком будущем неоклассик и профессор.
О первом дне своего появления в Златополе Зеров через 16 лет напишет в сонете, строки которого «реставрировали» те предчувствия и сомнения, которые сопровождали 24-летнего выпускника историко-филологического факультета Киевского университета в тот день, когда он должен был стать преподавателем гимназии:
«З білявих хмар,
із шовкових запон
Дивився місяць
на стерню і поле;
Низами мла
стелила довгі поли
І сяяв церкви
вирізний картон.
Степ розповзавсь,
без міри й перепон,
Над ним склеплялось
небо білочоле,
Мотались дзвоники,
і Гуляйполе
У діл спускалось,
оповите в сон.
Я думав: «Степе!
За твоїм порогом
Що за добридень,
дасть моїм тривогам?
Понура пустка?
Темнота гірка?
Чи буде день
і світла бистрі скалки
Заграють синім
усміхом ставка
На жовтім дні
западистої балки?»
А и вправду: что ждало молодого Зерова в Златополе? Радость и душевное утешение? Или может, разочарование и тревоги? Один из киевских однокашников Николая, юрист Александр Гольденвейзер, как-то написал ему: «Итак, Вы педагог! Простите, но с трудом представляю себе Вашу ироническую физиономию на учительской кафедре... Вот Шульгин (Александр Шульгин, еще один одноклассник Зерова, во времена Украинской Народной Республики — министр иностранных дел. — В.П. ) — другое дело... Ваше психологическое лицо никак не укладывается у меня в образ гимназического учителя...»
Однако Гольденвейзер ошибался. Те, кто видел Николая Константиновича в гимназическом классе (как, например, брат Павла Филиповича — Александр) вспоминали, что «его лекции всегда слушались с интересом. На лекциях он умел подать сухой исторический материал в живой и интересной форме, иногда прибегая к личным воспоминаниям. Изложение его отличалось ясностью, легкостью, стройным изложением мыслей». Невысокого роста, светлоглазый, с белокурыми волосами и румянцем на щеках, он получил от гимназисток смешное прозвище — «Пупсик». Когда устраивались спортивные соревнования, учитель латыни и истории Зеров выходил на беговую дорожку вместе со старшими гимназистами...
Был он весьма начитан, имел удивительную память. Большую часть времени проводил в гимназии, среди учеников. Впрочем, были и вечерние дежурства на улицах Златополя. Вместо субботних балов, на которых хозяева раньше принимали учениц из соседней женской гимназии, — концерты для раненых бойцов, благотворительные мероприятия со сбором средств в разнообразные фонды, создававшиеся для нужд фронта... Не будем забывать: 1914 год, Первая мировая война...
Николая Зерова также могли мобилизовать для прохождения «действительной службы»: у себя дома, в Кролевце на Сумщине, он стоял на учете как «ратник ополчения I разряда». Но — обошлось. Вечерами в доме на Дворянской, 41 Зеров переносился воображением в мир древней поэзии. Переводил чеканные строки любимых римлян, французских поэтов-парнасцев... В Златопольской гимназии работали три творческих кружка. Начинающие поэты даже издавали сборник «На путях к искусству» (в одном из его выпусков Зеров поместил свой русский перевод стихотворения Леконт де Лиля «Античная медаль»). Через несколько лет, в 1920 году, в Киеве выйдет «Антология римской поэзии» в переводах Н. Зерова. Начало ее связано с часами вдохновения на Дворянской...
О златопольских годах Николая Зерова исследователи, как правило, пишут как о «периферийном небытии», среди которого он, словно байроновский герой, страдал и тосковал по Киеву. Тосковал, конечно. «От культурного мира стеной Отделила нас топкая грязь...» — написал он в одном из стихотворений 1915 года. Впрочем, не все было так однозначно. Мне в этой связи вспоминаются слова кирилло-мефодиевца А. Тулуба, написанные им в середине ХIХ ст.: «Благородные златопольцы любят образование... Умственная и нравственная жизнь в Златополе может выдержать соперничество не только со второстепенными городами России, но даже с такими, как Киев». Не больше и не меньше! А уже в начале ХХ века почему-то именно в Златопольскую гимназию отдавали своих детей родители, имевшие возможность выбирать учебное заведение по критерию престижности. Те же Филиповичи — чем не пример?
«Периферийному небытию» Николая Зерова добавляли жизнерадостных красок его молодость и те романтические истории, которые ее всегда сопровождают. В начале 90-х на Русановке еще жила почти 90-летняя Вера Трофимовна Ромасюкова, дочь инспектора, который работал вместе с Зеровым. Как дорогую реликвию времен своей молодости показывала она мне тетрадь, исписанную аккуратным зеровским почерком, а в ней — и стихотворение, посвященное ей, Вере Ромасюковой! «Он был тогда какой-то одинокий, поэтому, возможно, и тянулся к нашей семье. У нас все-таки держался украинский дух, а он был настоящим украинцем...»
В тетради, которую сохранила Вера Трофимовна, преобладают интимные стихотворения. В них просматривается цельный любовный сюжет. Женщина в этих стихотворениях — с печатью скорби на челе, с вечерней тенью какой-то драмы, вызванной, возможно, ранней болезнью, которая гасит дух. Часть стихотворений печаталась еще при жизни Н. Зерова, а некоторые увидели свет только в 1992 году. Чаще всего они датированы 1917—1918 годами. Минор любовного переживания в них связан с воспоминаниями. «И вот три года полон вами...» — это написано в 1918 году... Значит, сам любовный сюжет относится к 1915 году, когда Зеров еще только дебютировал в роли преподавателя гимназии. А. Филипович вспоминал, что именно в ту пору Н. Зеров дружил с преподавательницей французского языка Валерией Арсеньевной. Зимой их обоих и еще преподавателя истории Антона Антоновича Приходько иногда видели вместе на льду большого пруда в окрестностях Златополя — Николай Константинович был заядлым конькобежцем! О «поповне с Волыни», которая преподавала в гимназии французский, написал в своей «Болотной Лукрозе» и Виктор Петров, упомянув, что в какое-то лето Зеров даже ездил с Валерией Арсеньевной в гости к ее родителям на Волынь...
В зеровской тетради Веры Трофимовны Ромасюковой я читал интимные стихотворения, наполненные прощальным минором. Возможно, они как раз и адресовались преподавательнице французского, чьи белые руки, взлетая над клавишами рояля, завораживали поэта?
А тем временем пришел 1917 год. Уже позади февраль, уже в комнатках Педагогического музея собирается Центральная Рада, уже прозвучал над Софией золотой шум молодого Украинского государства. «Что ожидало бы Зерова, преподавателя латыни в гимназии глухого городка, открытого всем ветрам мира, если бы не случилась революция?» — риторически спрашивал В. Петров. Тихая провинциальная карьера с повышением по службе и надбавками к зарплате? Побег от действительности, условно говоря, — «на Таити» (подобно Гогену, который бросил Париж, чтобы навеки поселиться на одиноком острове в Тихом океане)?
Нет, Николай Зеров избрал «третий путь», связанный с преодолением самого себя, разрывом с заданными обстоятельствами. В. Петров, который однажды побывал в Златополе и запомнил комнатку на Дворянской с фикусом возле окна, считал, что в «скитской степи» Зеров оказался «за бортом жизни». Есть какая-то тайна в словах автора «Болотной Лукрозы» о Николае Зерове, который в 1917 году «восстает против себя, рвет с действительностью, разрушает полностью (!— В.П. ) действительность снаружи, чтобы утвердить единственную и исключительную, абсолютную действительность своего изолированного «я». Путь в болезнь, путь нервного потрясения, абсолютной свободы субъективного. Я уже вспоминал: такое было. Была нервная болезнь, лечение в водолечебницах...»
Что это было за потрясение, пережитое Николаем Константиновичем Зеровым в Златополе? Связано ли оно как-то с сугубо сердечными делами? Или, возможно, речь шла о ПЕРЕЛОМЕ СУДЬБЫ, выборе пути, болезненном, внутренне конфликтном осознании необходимости решительного поворота в жизни, без которого невозможной становилась реализация себя как личности, художника, ученого? Златополь Николай Зеров покинул внезапно, вскоре после начала нового учебного года. Была осень 1917 году...
Его ждал Киев. Украине были нужны интеллигенты. Зеров ехал навстречу судьбе, навстречу своим триумфам и испытаниям. Он еще не знал, что дорога его будет крестной: ровно через 20 лет Николая Зерова, соловецкого узника, капитан НКВД Матвеев расстреляет в урочище Сандормох вместе с еще 1110 обреченными, которых поглотит жестокий молох революции...
