«Обретешь или погибнешь...»

Что побуждает молодого человека, который, естественно, стремится жить, расти, любить, воплощать мечты — ставить на кон свою жизнь, не только благосостояние, комфорт, здоровье, а именно жизнь? Ради чего молодая, образованная, очаровательная украинка Мария Савчин (героиня нашего рассказа) должна была оставить чужим людям своих двух крошечных детей (потому что так диктовали обстоятельства), годами сидеть в крыивках, вести многотрудную жизнь подпольщицы — связной УПА, сотрудницы Главной ячейки пропаганды УПА, женской референтуры Украинского Красного Креста, вырываться из хищных когтей НКВД и Службы безопасности так называемой «Народной Польши» (на Закерзонье)?

Собственно, что подвигло Марию Савчин (Маричку) сотни раз бросать вызов смерти на Львовщине, в Закерзонье, Карпатах, на Волыни, Подолье, Полесье? Эта женщина, которая часто попадала в трагические ситуации, когда решалась не только ее судьба, но и судьба товарищей по борьбе, жена Василия Галасы («Орлана») — заместителя проводника ОУН Закерзонского края, а с 1948 г. проводника ОУН Волыни и Полесья, дала ответ на этот вопрос (одновременно поражающе и ярко рассказав о своей жизни) в книге воспоминаний «Тысяча дорог» (Киев, издательство «Смолоскип», 2003 г.).

И ответ этот очень простой и, если вдуматься, единственно убедительный и величественный: конечно же, каждый из нас, участников подпольно-освободительной борьбы, хотел мира, нормальной спокойной жизни, личного счастья. Поистине, «никто не хотел умирать!». Но у нас не было другого выхода, чем взяться за оружие и драться на смерть, руководствуясь легендарным лозунгом: «Обретешь Независимое Соборное Украинское Государство — или погибнешь в борьбе за него». Потому что только путем вооруженной борьбы можно было спасти нацию от ассимиляции, порабощения, голодоморов, вообще — конечного уничтожения, как это предусматривали планы нацистских и большевистских «архитекторов будущего». Жизнь каждого человека является безмерно ценной (и это знали командиры и бойцы УПА, которые никогда не были кровавыми фанатиками, вопреки клевете советской пропаганды) — однако есть ценности более высокие; это — свобода нации, ее право на свободную жизнь на своей исконной земле. Об этом Мария Савчин, уроженка села Задворье на Львовщине, которая мечтала с детства о самой мирной профессии — учить детей — и рассказывает в своей книге. Всей жизнью, «магической верой» в правоту святого дела, пронесенной через тюрьмы и застенки НКВД, эта женщина доказала: среди «тысячи дорог» в жизни она выбрала единственно правильную.

А впрочем, предоставим слово самой Марии Савчин. Никто лучше нее не расскажет об освободительной борьбе УПА, о том, какими были люди, отдавшие все за волю Украины. Предлагаем читателю ознакомиться с наиболее интересными фрагментами из ее книги.

БОИ ЗА ДОСТОИНСТВО НАРОДА (ГОД 1947-й)

«Собранные в том бункере (повстанческая крыивка в горах. — И. С.) руководители, представлявшие УГОС, УПА и ОУН, знали свой народ, его силу и слабость. Они не были историческими дон-кихотами, не планировали большие бои убого оснащенных отделений УПА против хорошо вооруженных несметных дивизий великой империи. Имели твердо определенную цель и задумывались над реальными возможностями постижения ее. Планировались другие бои — за душу народа, за обретение им человеческого достоинства, веры в себя. В отличие от времен немецкой и начальной послевоенной большевистской оккупации уже в сорок седьмом году боевые акции не были главной целью подпольной борьбы. Учитывая несравненное преимущество врага, они никогда не могли быть успешными в долгой перспективе. Оружие говорит громче, поэтому вооруженная борьба больше всего откликалась в народе. Однако в более поздние годы она была только конечным средством, которое предоставляло возможность подполью исполнять другие задания.

Пятеро наших руководителей в своих разговорах и планах уходили мыслями в будущее народа. Они были уверены в том, что мы только предтечи, нам не дожить до той поры, когда в нашем свободном государстве нужно будет заводить государственный уклад. Однако им было очень важно, каким станет будущее Украинское государство. В своих разговорах они сновали образ Украины с широкими демократическими правами, Украины, которая обеспечит свободное физическое и духовное развитие единицы и всего общества.

Самым оригинальным в дискуссиях был Полтава (настоящее имя — Петр Федун, блестящий пропагандист, член УГОС и Главного Провода ОУН. — И. С.). Он не сидел, как все остальные, только мерил шагами комнату туда и сюда, стянув сосредоточенно брови. Выглядел почти сурово и при этом своеобразно элегантно. Однако не манера поведения, а прежде всего блестящий подход к затрагиваемым проблемам восхищал меня. Он, словно из клубка, развивал нить мыслей и искусно ткал во всю ширь полотно своих рассуждений. Характерной во всем процессе была дисциплина логики. Он не повторял уже сказанного, только стремился вперед, раскрывая все новые горизонты, пока не исчерпал вопрос. Он знал немецкий и несколько славянских языков. Тогда изучал английский язык. Еще в бункере была довольно богатая библиотека (! — И. С.).

Его семью, а также семью его старшей, замужней сестры уже вывезли в Сибирь. Заброшенный на фронт еще во время войны, Полтава не собирался защищать советскую тюрьму народов. При первой возможности он вместе с другими красноармейцами сдался в плен и надеялся, что немцы отпустят их домой. Не отдавал себе отчет, какой ад готовят нацисты пленным. Обнесенные высокой колючей проволокой, в холоде, среди грязи, выморенные голодом, зараженные тифом и без врачебной помощи, пленные сотнями умирали. Они были преимущественно его (Полтавы. — И. С.) земляки, украинцы, которые больше других солдат не хотели оборонять большевицкий «рай» и массово сдавались в плен. За то, что Полтава остался жив, он благодарил родителей, их настойчивым стараниям, подкупам немецких чиновников, пока в конце концов удалось вырвать его из когтей смерти. Говорил мне: «От меня остался только скелет, обтянутый желто-серой кожей. Когда приехал домой, люди пугались моего вида».

Пережитые им и его товарищами месяцы плена оставили в душе рану на всю жизнь. Именно плен толкнул его в ряды ОУН. Он, как и Горновый, и Орлан, по своей природе не укладывался в вооруженную борьбу. Но другого способа в той военно-политической ситуации не видел: «За той проволокой, в плену, я понял, что мы должны бороться. У нас нет другого выхода, если не хотим исчезнуть с лица земли».

БОРЬБА С АГЕНТУРОЙ НА ВОЛЫНИ (1943—1945 гг.)

«Под маской «дезертиров» из Красной Армии НКВД бросило на Северо-Западные украинские земли много вышколенных своих агентов. Это были советские офицеры, которые хорошо владели украинским языком и заявляли о своей готовности бороться за самостоятельность Украины. Многие из них имели солидную военную выучку, умело руководили партизанскими боями против немцев, проявляя часто героическую отвагу во время битв. В условиях борьбы УПА нетрудно было способным и отважным выбиться на командные позиции, поэтому немало агентов пролезли в команды сотен, отрядов и куреней УПА (на Волыни. — И. С.).

ОДИН ИЗ АГИТАЦИОННЫХ ПЛАКАТОВ УПА / ФОТО С САЙТА LAMEROID.RU

Ситуация, однако, в корне изменилась, когда в 1944 году задержался фронт на Волыни и Полесье. Отныне нужно было уже стрелять не в немцев, а в «карательные отряди НКВД», которые постоянно преследовали УПА, навязывая ей бои за боями. Тогда те умные и отважные «командиры» всегда проигрывали бои и несли колоссальные жертвы в людях.

Продвижение фронта через Волынь и Полесье — очень тяжелый период для УПА. Кроме постоянных боев с преобладающими количественно и лучше вооруженными войсками НКВД, воякам УПА часто приходилось еще и целыми днями жить впроголодь в заблокированных лесах, что влияло на моральное послабление людей. В такое критическое время подходил к воину агент и говорил, в какой безнадежной и совсем безвыходной ситуации оказалась УПА и что нет смысла дальше вести борьбу. Лучше выйти из леса и заявить о своем желании сдаться НКВД, оправдываясь, что боролся только против немцев, и тогда, наверное, помилуют. Это были вышколенные агенты, они заранее знали, к кому подойти, присматривались, и когда после такого разговора стрелок все равно колебался, агент терроризировал его психически. Говорил, что у него уже много своих людей в отделе и если этот хоть одним словом кому-то проговорится об их разговоре, через  полчаса его не будет среди живых. Руководство вооруженной борьбой предстало перед дилеммой — быстро и радикально ликвидировать противобольшевицкую борьбу. Агентура окончательно ликвидирована, по крайней мере в широких размерах, ведь как долго существовало подполье, так долго враг старался пролезть к нему своей агентурой».

«БАНДЕРОВСКУЮ» МОЛОДЕЖЬ ВЫВОЗЯТ НА ДОНБАСС (1948 г.)

По дороге в Самбор на одном полустанке сели в вагон два юноши. Им было где-то по семнадцать лет, имели с собой деревянные чемоданчики.

— Куда едете, ребята? — поинтересовался кто-то в вагоне.

— Высылают нас на Донбасс. Хотят создать нам «счастливую молодость», — ответил с иронией один из юношей, добавив: — Это не то, что в капиталистических странах. Вот в Англии молодежь нашего возраста ходит в школу, занимается спортом, а мы — на Донбасс.

Среди преимущественно местных пассажиров выделялся в вагоне молодой мужчина, одетый в униформу железнодорожного чиновника. На это он отозвался резким тоном:

— А ты что хотел? Надо работать для Родины! Кто будет?

— А такие, как ты, — с сарказмом выпалил ему юноша.

Люди в вагоне только улыбнулись одобряющее.

Напротив меня сидел на скамье человек в ранней тридцатке, в гражданском пальто, под которым виднелась военная... рубашка». Он опер голову о стену, зажмурил глаза, делая вид, что спит. По мере того, как юноша говорил о своей «счастливой» молодости, мужчина этот алел от ярости, аж челюсти у него дрожали. А уже когда юноша ответил москалю, не выдержал дольше, сорвался как ошпаренный, подступил близко к парню и, вымахивая ему пятерней под самим носом, зашипел: «Молчать! А нет — так получишь двадцать пять».

В вагоне люди только переглянулись между собой, а предыдущий защитник «родины» почувствовал себя увереннее. «Двадцать пять» хватило, чтобы все замолчали. Только юноши дальше улыбались нехорошо. Кто-то из пассажиров что-то шептал одному из них, а тот ответил вслух: «Мне все равно. Разве я вернусь когда-то оттуда?»

Это были годы лихорадочного восстановления Донбасса. Как недавно немцы ловили людей и вывозили на невольничью работу в Германию, так теперь большевики принудительно высылали молодежь на Донбасс. Условия жизни и труда были там жалкие, поэтому никто туда не ехал добровольно. Особенно плохо относились на Донбассе к западным украинцам. В письмах домой ребята писали, что, когда приезжал эшелон из Западной, за ними выкрикивали, что «бандеровцы приехали».

КТО ИЗ КРЕСТЬЯН ПОСЛЕ ОКОНЧАНИЯ ВОЙНЫ БОЛЬШЕ ВСЕГО СОЧУВСТВОВАЛ УПА

«Во все времена, до коллективизации в 1948—1949 гг. и после нее, убогое и средне-зажиточное крестьянство сочувствовало противобольшевицкой борьбе больше, чем богатое. Оно делилось с нами скромным куском хлеба, подвергалось опасностям, давая нам пристанище в своих домах и хозяйствах. Среди богатых тоже были наши сторонники, но и было немало эгоистов и трусов. Этот факт следует зафиксировать во имя правды, которая полностью противоречила большевицкой пропаганде, приписывавшей участникам подполья буржуазное или кулацкое происхождение. Чем тяжелее с каждым годом становилась борьба и чем труднее жилось населению, тем больше мы сближались с убогими людьми. В конце концов не материальное состояние, а идейность, национальное сознание и способность к посвящению данной единицы определяла ее отношение к подпольной борьбе».

МЕТАМОРФОЗЫ ИДЕЙ (ГОД 1948-й)

«Дядьки были очень опечалены, рассказывали, что в селах под границей уже заложили колхозы. Сетовали, что государство сдирает с них высокие поставки, но в колхоз все равно они не вступят.

— Знаете, пани (в моем ватнике я никоим образом не выглядела как пани, но галичан не отучишь от паньканья), хоть как мне теперь стыдно, но должен вам сознаться, что мы все здесь — он указал на группу — до войны были в селе наибольшими коммунистами. Мы устраивали митинги, пропагандировали, убеждали других, потому что верили, что за Збручем Украина самостоятельная. Но как пришли сюда, когда мы их познали, то... чтобы черт их попрал с их паршивым коммунизмом. Но то москали! Мы теперь первые будем их гнать отсюда, как придет время!

Дядька был сердит и обижен, как обижен бывает человек, когда чувствует себя обворованным в идее, в которую свято верил, лелеял годами и ждала ее осуществления. Сама система, думала я, наиболее успешно излечивает людей от коммунизма».

***

Это — только небольшие фрагменты из воспоминаний Марии Савчин. Их ценность тем выше, что перед нами — не холодный «хроникер» истории, а настоящий борец, личность, наделенная острым умом, наблюдательностью и главное — непреклонной верой в право украинского народа свободно жить в собственном государстве. Есть основания думать, что будущие историки не пройдут мимо этой книги — не только целебного источника знаний о том времени, но и ценного человеческого документа.