Книга Памяти и Река Забвения

Созерцание полотен художника Валерия Франчука, наполненных светлыми, насыщенными красками, часто помогает разглядеть те же цвета в окружающем нас мире. Валерий Франчук прошел довольно долгий путь становления: учеба у Николая и Аллы Мазуров в Хмельницком в 1972—1973 гг.; 1980—1986 гг. — Киевский художественный институт (куда удалось поступить только с третьей попытки); участие в 105 выставках (групповых, международных); 130 выставок персональных. Сегодня он — лауреат Национальной премии Украины имени Тараса Шевченко, заслуженный художник Украины. За 28 лет художник создал более 3000 живописных работ и более 700 произведений графики, значительное количество из которых находится в коллекциях лучших художественных музеев Украины. Обо всех трудностях художник рассказывает неохотно, сосредотачиваясь на том, что вера в лучшее помогла ему преодолеть все преграды. Всепобеждающая потребность работать, упорное умение идти, опережая время, делает произведения этого художника-жизнелюба такими исключительными. И это жизнелюбие на полотнах не легкое, не развлекательное, но глубокое, а подчас даже трагическое. Валерий Франчук работает со многими темами и выбирает для этого разные жанры: цикл «Ода создателю мира» посвящен любованию красотой живописной природы; «Тишина старого города» — старому Киеву; серия произведений «Мир Вам!» творилась в религиозном ключе; близки художнику и темы украинской истории (цикл, посвященный Голодомору, Чернобылю, серия портретов выдающихся украинцев). А не так давно Валерий Франчук закончил работу над иллюстрациями к книге избранных стихотворений П. Тычины «Послав я в небо свою молитву», изданной к 120-летию со дня рождения поэта.

— Понятно, что талант художника не имеет национальности, что гений не имеет границ. Но все же... Должен ли, по вашему мнению, художник «вмешиваться» в процесс творения нации? Какой может быть роль художника в восстановлении исторической памяти, преодолении постгеноцидности, возвращении общества к нормальной системе координат? Способен ли вообще художник влиять на такие глубинные и сложные общественные процессы?

— Это очень важный вопрос, и ответ на него зависит от человека. Если художник переживает за историю родной земли, тогда рано или поздно он обязательно обратится к этой теме. Кое-кто из художников называет себя космополитом, но, как правило, это чистой воды лукавство. Ведь каждый человек мира испытывает теплые чувства к тому кусочку земли, где для него открывается канал связи с космосом, к той земле, где закопана пуповина его рода. Понятие космополитизма очень часто используют, чтобы замаскировать янычарство. Многое же в этом вопросе зависит и от того, захочет ли художник «взяться» за что-то действительно важное. Ведь многим выгодно, чтобы украинцы не помнили своего рода, своих корней, которые питают их душу. Человек с усыпленной или мертвой душой — это биомасса, мутант.

Как и любому сообществу, нации нужна элита, люди, которые видят верный путь развития своего рода. Украина имеет множество таких людей, но на государственном уровне их «топят» в Реке Забвения, а не запечатлевают в Книге Памяти. Кстати, часто аполитичный человек меняет мировоззрение, точку зрения на историю и современность именно благодаря встрече с такими людьми или их произведениями.

Если вспомнить историю, даже не такую давнюю, то под пристальным оком КГБ были художники всех рангов — поэты, писатели, кинорежиссеры, художники... Органы хорошо изучили влияние искусства на людей, ведь недаром были Сандармох, ГУЛАГ, Соловки, а некоторых просто расстреляли — например, кобзарей или бойчукистов.

Если бы я не верил, что художник может влиять на общественные процессы, то не создал бы полиптих «Гетманский путь», где надеялся достучаться до сознания и разума наших вождей, или цикл «Раскачанные колокола памяти» и серию «Черная-Биль», которые обращаются к генетической памяти и совести руководителей. Возможно, какую-то струну удастся затронуть... Я убежден, что память нашего народа невозможно уничтожить никакими технологиями.

Оценивая нынешнее положение общественно-политической жизни в стране, я не могу стоять в стороне, «дезертировав» в так называемые инсталляции или нефигуратив. Совесть не позволяет...

— Господин Валерий, как вы выбираете темы для сюжетов картин?

— Знаете, они сами выбираются... Многое из того, что я рисую, я не видел наяву, срабатывает интуиция, подсознание, которые формируются в идеи, образы, пейзажи. Это, к примеру, касается моей первой картины «Чайка». Моя мама проводила меня до автобусной остановки, набросив на плечи платок, взмахом которого всегда будто благословляла в добрый путь и на счастливое возвращение домой. Однажды в утреннем полумраке, издали мне показалось, что она превращается в чайку. Именно так и появилась картина.

— На многих ваших работах присутствует образ церкви. Они всегда разные, но в то же время между ними немало общего...

— Образ один, но он приобретает разный вид на полотнах. А образ этот часто снится мне и до сих пор. Деревянная церковь в родном селе Зелена на Хмельнитчине, которую построил мой прапрадед Стефан Кобылянский с односельчанами. Однако в 1965 году «послы» советской власти церковь разобрали. Ночью сняли кресты, сделали все впопыхах и украдкой. Это была трагедия для целой округи. Например, на картине «Ты снишься мне» я изобразил именно эту забытую, старую, разрушенную церковь. Дорог мне здесь и незримый образ мастера-прадеда, который время от времени всплывает в моей памяти, словно благословляя меня на дальнейшую работу.

— «Раскачанные колокола памяти» — цикл, посвященный жертвам Голодомора 1932—1933 годов. Работать над такими полотнами сложно психологически. Как долго длилась эта работа?

— Цикл состоит из 126 картин, и работал я над ними 17 лет. Мама мне много ужасов рассказывала, нашу семью та трагедия затронула, как и миллионы других украинских семей. Сил для работ над циклом мне придавало осознание того, что люди Украины и всей Земли наконец должны узнать об этой страшной правде, о том адском преступлении, которое было совершено против украинского народа, а поскольку осознать это тяжело, то и художественно говорить об этом невыразимо трудно.

— Ваши картины часто рассказывают тяжелые истории. Удивительно, но, несмотря на это, они не создают гнетущего впечатления...

— Я верю в добрую душу человека, верю в Бога и, несмотря на трудности, стараюсь не терять этой веры.