Лорнет
«Самые правильные рецепты красоты и стиля уже давно описаны в мировой литературе, а коварная мода просто крадет их у великих писателей, и даже не успев озвучить свою мысль, пан Стас, вопросительно обернувшись, раскрывая передо мной очередной старинный футляр из своей коллекции, продолжил: — Тебе не кажется странным, что все мы подсматриваем: писатели — у жизни, дизайнеры — у писателей и художников, а те — у природы. И все это кажется так просто, как, скажем, легкая простота текста, но почему же тогда у других так не получается? Вот и выходит, что мое вдумчивое собирательство предметов, которыми трепетно вдохновлялись пани и панянки прошлых столетий, тоже требует своей философии, плотного исторического багажа, чутья, да нет — нюха». — «Да, нехватки в философах нынче не наблюдается, — отреагировала согласившись. — В одном цветочном магазине недавно прочитала, что женщина очень долго помнит розы, которые ей не подарили, и, не поверишь, прямо ожила, встрепенулась, вспомнив, к счастью, с иронией, и свои примеры. Мужскую прижимистость ведь скрыть невозможно — она видна и в мелочах».
Рассматривая сокровища Станислава, отметила в себе какое-то странное волнение. Кажется, вовсе не курю, но эти дамские портсигары из серебра, а один — из золота, цилиндрической формы, просто изумительны. Понятно, что женская сумка раньше не была забита кульками, телефоном с наушниками, планшетом, компьютером и еще какой-то переносной техникой. Проводя рукой по гладкой поверхности, задержалась на замке, украшенном камнями, которые облагородили бы любой перстень. В дамской сумочке всегда находилось место для театрального бинокля, а у какой-нибудь страстной театралки он всегда лежал там. Кручу в руках разные — из слоновой кости, из перламутра, даже черепахи — какие же они душки, как кокетливо можно поднести бинокль к глазам и незаметно посмотреть по сторонам! Какая сегодня публика, уловить — хороша ли сама хозяйка. «Часто встречались бинокли с серебряными и золотыми корпусами, — улавливаю вздох сожаления моего собеседника, — но у меня таких еще нет, но есть предвкушение встречи». Прекрасно знаю, если встретит предмет нужного достоинства, исчезнет для друзей на неделю-другую, будет изворачиваться и математически рассчитывать стратегию окучивания продавца (как-никак доктор математических наук, хотя уже давно — в своем и совсем другом бизнесе), и обязательно добьется своего. В этом доме особо интересно, ведь музейное великолепие можно трогать. Обнаружив только ручку от бинокля, даже подумала, что это лорнет, но лежал он в футляре из мягкого сафьяна с твердым донышком и крышкой, и поняла — это все же ручка от бинокля. Ее, похоже, можно носить как кулон. Пока Стас раскладывал дамские кошельки, гладя их рукой и глазами, я примеривалась — удобными ли они были в быту или только изнеженно красивы. Вроде, ничего — вот металлический каркас с застежкой из двух шариков крепко держит прикрепленный к нему кожаный мешочек. Мило, но кажется, что бумажники — удобней, или все же — женские портмоне. Они всегда меньшего размера, чем мужские, часто из сафьяна и замши, и закрываются порой ключиком. Внутри, вижу, в одном — встроенный кошелек для звонкой монеты. И все же самый уютный кошелек, по сути, милая сумочка, сделан из серебряных и вороненых колечек, с ручкой в виде цепочки. «Твоя коллекция — дорогое удовольствие. Как домашние относятся, понимая, что это безумство здравомыслия, хотя и благородная зависимость, но все же — трудноизлечимая страсть». — «Зачем мне излечиваться, тоже скажешь, — он, кажется, даже удивился, услышав такое от меня, знающую его достаточно давно. — Дети уже взрослые, внуков пока нет, а жена, правда, не выдержала — ревновала к коллекции, подсчитывала все потраченное не ею. Сейчас это для меня уже неважно, дело прошлое. Лучше посмотри на эти зонтики, любому круизу предпочту их. Разве можно устоять перед таким зонтиком-тростью, — продолжал он хвалиться: — Этот с набалдашником из кости в виде цветка, а вот из серебра голова лисы, есть из нефрита, яшмы. Шелковые шнуры, петли с кистями, тесьма, банты, кайма по краю, будто не для защиты от дождя, а только для кокетства созданы. Что уж говорить про импровизации с летними зонтиками — тут половодье кружев, вышивки ришелье, разноцветный шелк, а ручки...» Опять ловлю себя на мысли, что вот эту небольшую изящную ручечку можно носить как украшение, и тут же демонстрирую, примерив ее, продев через черный шелковый шнур. Он похвалил меня, даже ничего не сказав, одними глазами — вечная выдумщица.
«Когда со всех сторон теснит прагматичный мир, — перебирая свои игрушки из коллекции, откровенничает мой визави, — я отдыхаю, представь себе, о чем-то мечтаю, иногда какую-нибудь вещицу приглашаю «на бис» пару вечеров подряд, и, как в выверенном перформансе, без единого лишнего движения, нахожу ей новое место в своем интерьере. И все оживает. Похоже, мне просто интересно с самим собой». Понимаю, ты не один такой, ответила без слов, но он все понял. «Правда, тут важно вовремя делать зигзаги, советую, ходить навстречу общению не только с попутчиками по бизнесу, не то станешь бонвиваном со стажем, перешедшим на проповедческую деятельность. Тебя такие сомнения не посещают?» — «О ком ты, точно не обо мне. Считаю, что сомнения — чрезвычайно полезный вид спорта, а ностальгическое паломничество, причем ежедневное, в мои сокровища меня согревает и утешает». — «Да у тебя, похоже, нет ничего лишнего, в том числе и общения?» — «Меня просто уже не шибко волнует красивый вид сзади в правильно подобранных джинсах, а вот друга найти трудно. Получается, что чаще на тихом пафосе кому-нибудь и говорю: «Дорогая, я перезвоню» и не звоню». — «Сколько зазнайства в твоих откровениях, не позавидуешь тем, кто от тебя зависит».
«Да от меня никто и не зависит. Вот кручу, верчу, запутать хочу свой, хотел сказать — панический, но смягчу — тревожный возрастной полудник, а мое собирательство — прекрасный утешительный приз. Кстати, гуляю-то на свои. Знаешь, решил приобрести собаку», — вдруг добавил он.
«Редкую, из слоновой кости, серебра, янтаря?»
«Ты не поняла — услышала. — Живую. Должен же меня кто-то любить. Вот она-то и будет от меня зависеть, а я — от нее. И назову ее Лорнет».
