Путь ведет к огню

«Ми погибли бы, если бы не погибали». Украинский народ может с полным правом рассматривать и собственную национальную историю сквозь призму этих знаменитых слов Фемистокла, древнегреческого полководца и государственного деятеля (V век до нашей эры), пламенного патриота своей Отчизны. Готовность подняться над личными интересами, отказаться от таких, казалось бы, естественных компромиссов со «стабильным» строем угнетения, колониальной «законности» и «порядка» — эти лучшие черты украинского национального характера не раз спасали наших предков от постыдной ассимиляции, по сути, от исчезновения с лица Земли. Но важно добавить вот что: от воеводы Дмитрия, истекая кровью, защищавшего Киев от монгольского нашествия, и то так победоносно, что даже враги сохранили ему жизнь, до нашего современника Василя Стуса, от Ивана Богуна и до Олега Ольжича — украинцы разных времен прекрасно понимали, что высокая, животворная, святая идея (свободы родной земли, свободы для родного языка и культуры, свободы для каждого человека в Украине) стоит чего-то лишь тогда, когда народ имеет достаточное количество людей, готовых отдать за нее жизнь. Легко принять идею на теоретическом, абстрактном, «книжном» уровне — и безгранично трудно пройти беспощадный экзамен верности выбранной идее, когда на чаше весов лежат Бытие и Небытие. Твое личное Бытие и Небытие... Но вера в то, что Украина стоит «огня святого», стоит того, чтобы пожертвовать ради нее жизнью (в сочетании с трезвым осознанием недостатков своего народа) вела лучших людей нации к мукам и страданиям. Вела на смерть. Героя нашего рассказа эта вера вела к огню. Не в образном, символическом — в прямом смысле слова.

...Пассажиры междугородного автобуса, отправлявшегося 21 января 1978 года по маршруту Киев — Канев, вряд ли обратили особое внимание на немолодого уже пассажира со строгим лицом, довольно скромно одетого, который по каким-то своим делам ехал к Тарасовой горе. Если бы эти люди, ехавшие одним рейсом с этим мужчиной (его звали Олекса Гирнык, и было ему 66 лет) знали, что он везет с собой канистру с тремя с половиной литрами бензина, и что он уже принял для себя единственное возможное (чувствовал это) ужасное и неотвратимое решение... А утром 22 января, около десятого часа, один из сотрудников каневского Музея Тараса Шевченко заметил на небольшом расстоянии от памятника Кобзарю на Тарасовой Горе (приблизительно в сотне метров) обугленное тело лежащего на спине человека. Сразу была вызвана «скорая помощь», оградили место трагедии тканью (музейным работникам было категорически запрещено приближаться к этой точке), сообщили также «компетентным органам» — потому что рядом, на склонах Тарасовой Горы, чьей-то рукой (как вскоре выяснилось, рукой этого же погибшего человека) было разбросано несколько сотен листовок, не типографских, а написанных ручкой, с острым осуждением колониального порабощения Украины, системной русификации, грубых нарушений свобод и прав человека. Сотрудникам музея известили, что это сжег себя психически больной человек, и строго предупредили: не распускать никаких слухов!

Тогдашний заместитель начальника Каневского РВД милиции Александр Гнучий вспоминает, что это страшное событие стало известно прекрасным, солнечным морозным утром. «В десяти шагах от смотровой площадки на Тарасовой Горе, — вспоминает Александр Гнучий, — на снегу лежал на спине обгорелый мужчина в позе боксера: его руки и ноги были сведены. Рядом — пустая сумка с билетом в Киево-Печерскую лавру и нож пасечника. Впоследствии выяснилось, что именно этим ножом человек, уже охваченный пламенем, ускорил смерть, вспоров себе живот. Склон горы под смотровой площадкой имел бело-фиолетовую расцветку; особенный цвет ему придали сотни разбросанных по снегу листовок, написанных фиолетовыми чернилами. Я на свой страх и риск спрятал шесть листовок (именно поэтому правда о подвиге несокрушимого человека стала, далеко не сразу, известна в Западной Украине, а позже — в Польше и Европе. — И. С.). С одной стороны, эти листовки имели одинаковый текст, с другой стороны — политические призывы к освобождению Украины. Общий текст был таким: «Хай живе Самостійна Соборна Українська Держава! Радянська, та не російська! Україна для українців! З приводу 60-річчя проголошення самостійності України Центральною Радою 22 січня 1918 року — 22 січня 1978 року на знак протесту спалився Гірняк Олекса з Калуша. Тілько в цій спосіб можна протестувати в Радянському Союзі!».

Кто же такой Олекса Гирнык, что нам известно о жизни этого необычного человека (кстати, его подвиг наконец должным образом оценило государство: Указом Президента Виктора Ющенко от 18 января 2007 года борцу за освобождение родного народа присвоено высокое звание Герой Украины)? Он родился 27 марта 1912 года (в момент гибели ему, следовательно, было почти 66 лет) в селе Богородчаны на Ивано-Франковщине в крестьянской украинской семье, где глубоко уважали украинские национальные традиции и во времена господства польской оккупационной власти терпели ущемления. В семье было пятеро детей, старший из них — Олекса. Достаток родителей был более чем скромным, поэтому дать образование они смогли только старшему сыну. Олекса Гирнык учился в польской школе и украинской гимназии, работал в молодежной организации «Сокол», служил в польском войске. В 1937 году рядовой Гирнык открыто заявил польским командирам, что мечтает сменить польскую «конфедератку» на украинскую «мазепинку» — и за это был арестован и осужден оккупационным трибуналом на пять лет тюремного заключения.

В 1939 году, во время разделения Польши между СССР и Германией, Олекса Гирнык сбежал из тюрьмы и вернулся на Львовщину. В городе Стрый Олекса был арестован во второй раз, теперь органами НКВД, впоследствии — депортирован в Житомирскую область, где и был осужден по обвинению в «измене Родины» (следствие якобы «разоблачило» его связи с «украинскими буржуазными националистами») к восьми годам заключения. Отбывал наказание Олекса Гирнык в концлагере на Урале и на Севере. После освобождения (1949 год) вернулся в родные места, в Калуш. Узнал, что мать и сестра уже умерли, брат погиб на фронте. Однако Олекса именно тогда встретил свою солнечную любовь — Каролина Петраш, соседская девушка... Они поженились, воспитали двух сыновей — Маркияна и Евгения, построили дом. Очень характерно, что власть постоянно напоминала Гирныку о его бывшей судимости, что она, словно тень, шла по следам его судьбы. И все-таки жизнь, хотя и предельно скромно, налаживалась (при том, что Олекса Гирнык работал там, где это было возможно, там, где предлагали: землекопом, счетоводом...). Украинец, перенесший столько ударов судьбы, тяжело мучился один на один с собой.

Почему? Были ли только личные проблемы этому причиной? Чтобы понять правду, нужно вспомнить, что это была за эпоха — 70-е годы ХХ века, время гибели Олексы Гирныка? Что означало это время для Украины? Имперский удав стремился тогда не только «мирно» проглотить, но и «мирно» переварить национально-освободительные движения порабощенных республик. Был провозглашен интеграционно-торжественный по форме, убийственно-садистский по содержанию тезис об «образовании единой, новой исторической общности людей — советского народа» (что, по сути, скрывало стремление пусть не сразу, но в «исторической перспективе» полностью ассимилировать, точнее, русифицировать народы советских республик; Брежневу некоторые «ученые» от КПСС даже рекомендовали официально взять курс на создание «единой советской нации» — почему же не откровенно русской? — но советники старого Генсека понимали, что здесь необходимо «притормозить» русификаторско-интернационалистское рвение, и вписали в одну из его речей такие слова: намерения похвальные, но несколько преждевременные!). Любое свободное проявление украинского национального самосознания (а тем более, национальной гордости) клеймилось Сусловым, Маланчуком и идеологами «низшего уровня» как «украинский буржуазный национализм» со всеми вытекающими последствиями (для «особо закоренелых националистов», как Чорновил, Стус, Лукьяненко — вплоть до длительного заключения в концлагере! Впрочем, теперешние «интернационалисты», то бишь «антинационалисты», такие, как Дмитрий Табачник, кажется, пошли еще дальше, объявляя национализм... синонимом фашизма. Однако это тема для отдельного разговора). Поэтому брежневское «благоденствие» («На всіх язиках все мовчить, Бо благоденствує». Шевченко, как всегда, бьет в десятку!) значило для Украины одно: отмирание языка, отмирание и уничтожение культуры, исторической памяти, национальной гордости. Нация предстала перед перспективой исчезновения. Мог ли он оставаться бездеятельным?

В письме к жене будущий Герой Украины, в частности, писал: «Мой протест — это прометеизм, это бунт против насилия и порабощения. Мой протест — это слова Шевченко, а я лишь его ученик и исполнитель». Он не мог поступить иначе, нежели броситься в жгучий океан огня, боли, протеста и мести... Вечером 21 января 1978 года Олекса Гирнык поднялся на Чернечу Гору, трижды неспешно обошел вокруг могилы Тараса Шевченко и разбросал (уже начиналась ночь) на северном склоне горы почти тысячу самодельных листовок с протестом против русификаторского порабощения (писал эти листовки на протяжении четырех лет, втайне даже от жены). Около третьего часа ночи Олекса Гирнык облил себя бензином и поджег. Когда думаешь о его судьбе (кстати, Гирнык был не первым украинцем, кто осуществил такой подвиг: за десять лет до него в Киеве таким же образом протестовали Василий Макух из Днепропетровска и Николай Бериславский из Бердянска), первое, о чем вспоминаешь, — это самосожжение чешского героя-студента Яна Палаха в Праге, в центре города, в 1969 году в знак протеста против советской оккупации. Общего много. Но есть одна принципиальная разница: Палах ушел из жизни среди скопления людей, днем; Гирнык сжег себя темной ночью, абсолютно один, даже не зная точно, долетит ли его протест до людей...

Долетел! Хотя, конечно, в советские времена на имя и поступок Олексы Гирныка было наложено строжайшее табу. Первая публикация в украинской прессе о гибели героя появилась лишь в 1992 году — ее подготовил Михаил Ищенко, врач «скорой помощи», прибывшей 22 января 1978 года на место трагедии. Сейчас там, где сжег себя Олекса Гирнык, Герой Украины, установлен памятный знак: между двух дубов стоит небольшой камень, на него кладут гроздья калины. Это жизненно важно именно для нас: ведь если мы забудем о таких людях — и о нас также никто не вспомнит. Никто и никогда.