Василь СТЕФАНИК: невыносимая борьба на поле Духа-5
Окончание. Начало читайте «День» №3-4, 5-6, 7-8, 9-10
Во многих письмах Василь Стефаник жалуется: «Я тепер переконаний, що щось страшне має прийти і мене цілком розбити. Най приходить!» (1,2,336), «багато жури маю», «мені зле та як тошно», вспоминает: «Файно мені було коло мами. А тепер мене обсіли чорні мотилі, а мама не годна вже порадити, що аби відгонити їх, бо вмру. Мені так страшно стає, чи я не забуду того раю мого, синіх облаків, ланцюгів плетених, білих мотилів» (1,2,132).
Писателя тревожит его «нервовість», «бо болить душа, дуже болить», окутывает черной печалью «одинокість, та й туга за минулим», он этого не скрывает — делится своими печалями, переживаниями со своими друзьями: «Моя мати хора, моя любов далека-далека. Терпіння і туга безмежна. Оце я. Тим двом силам я не даюся, я змагаюся не впасти в одну або в другу і що мінутки впадаю. Пекельний біль» (1,2,158)
Следовательно, очевидно то, что образ мышления Василя Стефаника, его переживания, поведение в какой-то степени определял материнский комплекс, архетип матери, по Юнгу, в котором отразились разные случаи-события, прежде всего любовь к матери, ее болезнь и смерть.
Конечно, невозможно проникнуть в глубины не осознанной душевной жизни писателя, сложно проанализировать иррациональные двигатели его поведения, его спонтанных реагирований, глубоких переживаний и страданий души. Ведь чувственная активность Стефаника была феноменальной, и именно чувственность приводила к духовной активности, проявлялась в его творческой силе, в разных, преимущественно символических выражениях духа.
Неразделенная любовь, болезнь и смерть матери, осознание вины перед матерью и искупление этой вины, разрыв отношений с отцом и освобождение от его диктата, постоянные надежды на душевное спокойствие и любовь, немилосердная петля долгов — все это с особой остротой драматизировалось. Но наибольшие переживания писатель испытывал от раздвоения между бурным, плодотворным воображением и собственными творческими возможностями и усилиями отразить, воспроизвести в слове, «висповідатися до чиста».
Творческая самотребовательность изнуряла Стефаника до отчаяния, приводила к нервному истощению и к уничтожению написанного. Так, после создания знаковой новеллы «Камінний хрест», окрыленный этим творческим успехом, писатель решает написать драму под названием «Палій». И написал. Даже планировал отправить ее на конкурс, а также увидеть на сцене, но неожиданно во время тяжелой болезни матери уничтожает.
Такая же участь постигла повесть, для которой он придумал название «Листи до мами», поскольку имел намериние выразить в ней свою безграничную любовь к матери, а также поэзии в прозе.
Василий Стефаник все чаще омрачается сомнениями в своих творческих силах, все чаще, нервный и обессиленный болезнью, особенно после отъезда из Кракова, сжигает только что написанное.
«Для порятування здоров’я» Стефаник то месяц находится «на купелях» — на курорте, то некоторое время проживает в Городке — гостит у своего друга Леся Мартовича, то навещает родной Русов, своих друзей во Львове, Тернополе... Наконец-то решает вернуться в село и начать собственное хозяйство. Решается на женитьбу — просит руки у своей подруги Ольги Гаморак, которой он много лет изливал самые сокровенные мысли и переживания, свои творческие муки и планы, свое отчаяние и свои надежды. Молодая семья поселилась в родном селе Ольги Стецеве. Там Василь Стефаник начал вести хозяйство своего тестя Кирилла Гаморака.
Писать ему теперь, погруженному в хозяйственные дела и политику — становится депутатом австрийского парламента, некогда. Да и желания браться за перо не возникало. Мыхайло Коцюбинский, с которым Стефаник познакомился в сентябре 1903 г. в Полтаве во время открытия памятника Ивану Котляревскому, просит в письмах «любимого письменника», «красу нашої анемічної літератури» не умолкать. Но Стефанику нравится и хозяйствовать, и выступать на сельских вече, и защищать селянские интересы с трибуны венского парламента.
ПАМЯТНИК ВАСИЛЮ СТЕФАНИКУ ПЕРЕД ВХОДОМ В НАЦИОНАЛЬНУЮ БИБЛИОТЕКУ УКРАИНЫ ВО ЛЬВОВЕ
После смерти Кирилла Гаморака Василь Стефаник, помирившийся с отцом и его второй женой, перебирается с семьей в свой дом. Семен Стефаник выделил для сына 16 моргов поля, отвел большой огород, на котором Василь Стефаник строит просторный, под металлической крышей, дом с верандой. Там, в Русове, писателя и застала Первая мировая война. К творчеству он вернулся в начале 1922 года. Напишет новеллы «Вона-земля» и «Сини» и снова, на целых три года, ни одной художественной вещи. Только в 1925 году и позже появляются новые новеллы «Воєнні шкоди», «Morituri», «Дід Гриць», «Нитка», «Дурні баби», «Шкільник», «Червоний вексель», «У нас все свято», «Гріх», «Мати», «Роса».
Тяжело, очень тяжело давались больному, изнуренному человеческими болями и грехами писателю эти произведения. Боялся, что мало дает — мало пишет, от того мучился, переживал, падал в обморок, но вдруг сознавал, что нет, не мало дает: «бо я і душу даю, і все довкола неї». Все, что идет из его души в люди — чувства, воспоминания, сомнения, переживания, страдания, «се мої найглибші чувства, се моя душа. До моєї душі належить і любов моя» (1,2,134). Считал, утверждал, что творчество — это прежде всего попытка угадать и исполнить заветы Господа, исповедуемые и совершаемые благодаря выстраданному в творческих муках слову.
В новелле «Роса» Василь Стефаник вкладывает в уста старого Лазаря следующе молитвенное обращение к Богу: «Мій ласкавий Боже, чим я годен відплатити твою ласку. Ти мене с своїм сонцем, своєю бурею тримав у силі і я ще до тепер маю радість, що ти дозволив, аби мої діти, внуки і правнуки жили і росли». (1,1,388)
Божья воля — определяющая в человеческой судьбе, поэтому бунт против судьбы есть потеря самого Бога. В «чужій чужбині», в армии погубил свою душу сын Николай. «Нашо ти душу стратив?!» — бился в грудь над умершим сыном отец. Не вытерпел воинскую муштру и разлуку с родным краем этот хороший парень — «повісився у вільхах за містом». Эту роковую вину перед судьбой Николая Черного должны искупить родители, моля Бога, чтобы ему «Бог гріха не писав...» (рассказ «Виводили з села», «Стратився»).
Но не менее сложно, и писателя это очень тревожит, было «достучаться» своим словом до сознания и души селянской, до «нашого мужицтва», которое, прибитое нуждой и беспросветностью, разуверилось в своих силах и с грустью и надеждой на новую жизнь на своей-чужой земле вынуждено уезжать за океан.
«А я вже тільки бив головою о мур мужицької впертості до просвіти і злуки, — признавался Посол Василь Стефаник на собрании селян села Русова 13 июня 1909 р., но тот «мур стоїть, як стояв, а я ходжу з розбитою головою і закривавленим серцем» (1,1, 469-470).
Печальная и горькая, мучительная правда, которую высказывал этот человек-мужиколюбец, была проникнута глубокой верой в то, что он и те, кто работает во благо этого народа, смогут сделать из этих мужиков народ, нацию, наполнить их верой в свои силы, в свое лучшее будущее: «Віримо всі: ніхто не годен нас побороти, ні знищити... Ми народ молодий, сильний, — підемо вгору!» (1,2,474)
Писатель творил страдая, экспрессионистически заворачивая человеческую боль и человеческое счастье в романтические и мистические «одежды». Творчество для Василя Стефаника было и благословением судьбы, и каменным крестом национального долга перед человеком земли, более того, роковым предназначением, а следовательно, его проклятием и проявлением на его таланте тайного союза добра и зла.
Зло, которое разрушает селянские души и которое писатель, сопереживая, выносит в слове на человеческий суд, освобождает его, делает его духовно свободным, независимым. Стефаник как-то признавался Ольге Гаморак: «Я сам знов хорую на роздраженє і не вільно мені нічо робити. Але без роботи не можна видержати. Коли як коли, але тепер я хотів би страшно працювати, аби забутися і вижбухатиз себе все те, що кричить і болить» (1,2,331)
Стефаник не боялся длительных душевных болей, драматичных потрясений и переживаний, считая, что «все ті болі є саме щастє, бо то вершок життя». Писатель верил, что «людині треба мати болі або радости», хотя очень тяжело «біль великий найти як радість». Но когда боль и радость сходятся, — писал он в письме своей подруге — то это является «найбільшим виразом життя»: «Житє, ой яке воно файне у своїм болю і радости!» (1,2,179)
Автор только что завершенной новеллы «Камінний хрест» надеется, что украинская интеллигенция заболеет теми народными болями, что человеческие «сльози і криваві крики народу» зажгут в ней желание служить возрождению надежд подавленного бессилием народа и становлению «ідеализму мужицького». Ибо за ежедневным тяжелым трудом ради куска хлеба и какой-то одежки этот идеализм пропадает «або тікає в саму глубину душі». Его же как писателя обязанность, его высокая и ответственная миссия вынести «зо дна душі» мужицкой этот идеализм, ту мечту о достатке и свободной жизни на своей земле «на мир божий» и показать людям, какую силу и какое спасение для них имеют идеалы украинского трудового народа.
