Чем опасен неототалитаризм...

Евроинтеграция является основной темой украинских СМИ. Взгляд из Москвы на этот процесс был недавно представлен в газете «День», но возвращение к этой теме неизбежно. В том числе и для московских обозревателей.

Представляется необходимым взглянуть на происходящее, не прячась за общие разговоры о выгоде или отсутствии таковой в случае определенного выбора. Сегодня необходимы рассуждения в оценочных категориях, признание того, что это выбор между добром и злом, развитием и деградацией. В Украине такие разговоры ведутся давно, но и в России пора осознать, кем она стала в глазах ближайших соседей.

Весьма показательно, что кремлевский агитпроп не стал разворачивать полонофобскую кампанию после нападения на посольство РФ в Польше. Уже появился риск того, что результаты будут совсем не те, что ожидаются, что подобная кампания породит закономерный вопрос: а чего вдруг? Что не так в российско-польских отношениях, в чем суть предъявленных претензий? Решили ведь не заострять...

Иное дело — Украина. Но об этом сказано достаточно. А вот о Европе — явно мало. С какой такой радости эта Ассоциация? Говорят об украинском рынке и промышленном застое в Европе. Хорошо, примем этот довод. Но в остальном-то Евросоюз переживает не лучшие времена.

Однако, может быть, именно поэтому он столь активен. А кроме того, активность эта связана с серьезнейшими стратегическими переменами в мире. Все чаще и громче звучат голоса о конце Pax Americana, в первую очередь, в связи с добровольной сдачей позиций на Ближнем Востоке и в ядерных переговорах с Ираном (последнее, впрочем, вместе с европейцами). Что касается Восточной Европы, то недавние сообщения об отказе Госдепа о дальнейшем финансировании исследований современной России, говорят сами за себя. И потому вызывают большие сомнения в том, что ключ к евроинтеграции Украины находится в Вашингтоне. Такое мнение высказывают некоторые украинские эксперты, а в Москве его повторяют. Однако аргументы в пользу такой версии носят явно конспирологический характер.

Снижение активности США отражается еще и в том, что нынче происходит интеграция не с НАТО, а с ЕС, то есть не военно-политическое, а политико-экономическое сближение Украины с сугубо мирным и с сугубо Европейским Союзом. А не с блоком, где ведущую роль играют США. Тем не менее, и на это Кремль реагирует еще более болезненно, нежели раньше на евроатлантическую интеграцию. При том, что сама Россия вовсе не находится в изоляции. Напротив, ее экономика, ориентированная исключительно на продажу углеводородов, полностью зависит от европейского рынка, особенно если речь идет о газе.

Вот в этом и состоит отличие нынешней России от советской. Понятия «внутри-» и «внешнеполитическое» даже в эпоху классического тоталитаризма были относительными — то была болезнь и наций, и цивилизации в целом. Сейчас же говорить об этом различии еще сложнее, а потому неототалитаризм опаснее своего предшественника: он стремится не к изоляции, а к интеграции, к тому, чтобы приспособить для своих нужд достижения той цивилизации, чьи фундаментальные ценности и принципы он отрицает и разрушает.

Вот в ценностной сфере и следует искать причины столь острой реакции Москвы. Экономическая составляющая очевидна — русской правящей элите необходима дешевая транзитная территория. Все разговоры об иной интеграции — промышленной, научной, торговой — могут вестись специалистами, но Кремль совершенно не трогают. Все давно уже поняли: то, что не касается личных интересов правящей верхушки, никакого значения для нее не имеет.

Способ приобретения транзитной территории — сговор элит. Кремль освободился от какой бы то ни было зависимости от собственного населения и полагает, что и украинской правящей элите следует сделать то же самое. И Москва готова поддержать Януковича и его окружение. Сейчас принято говорить, что в таком случае он превратится в губернатора Малороссии. Не думаю. Лукашенко же маневрирует, но при этом он отстроил систему личной власти с опорой на значительную часть населения. У Януковича нет ничего подобного, но и Кремль научился многому. Он давно уже предпочитает подкуп давлению. В Грузии это себя оправдало.

Да и что такое судьба Путина или Януковича в сопоставлении с судьбами народов? Куда существеннее последствия того или иного выбора для украинской нации, а не для главы государства. Чтобы понять это, надо оценить, с какой Россией предлагается интеграция. И интеграция ли это.

Прежде всего, надо забыть о том, что это интеграция с государством. Нынешний неототалитарный режим — совок и самодержавие — объединяет институциональная недостаточность, компенсируемая надинституциональной интеграцией — идеологической и силовой. То есть парламент, правительство, президент (Верховный Совет, Совмин, председатель президиума Верховного Совета) как бы есть, но при этом государство нуждается еще и в надгосударственных скрепах.

Нынешняя государственная модель — российская национальная в чекистском исполнении. И изучение этой модели должно проходить в сопоставлении с самодержавной и советской, точно так же, как советская может быть адекватно оценена только в сопоставлении с исторически предшествовавшей ей самодержавной, которая, в свою очередь, восходит к единственному источнику легитимности власти московских князей и царей — к ордынскому ярлыку, к Орде, как той самой надгосударственной скрепе, что и создала, в сущности, российскую государственность.

В отличие от советской, нынешняя система до сих пор казалась идеологически индифферентной. Сейчас уже открыто заявляется о необходимости о государственной идеологии, которая может быть только имперско-шовинистской, основанной на доминировании русских. Об этом говорилось уже несколько лет назад. Вот слова Владислава Суркова в его лучшие годы: «Все нации выполняют разные роли. Мы должны стремиться занять место управляющих». Сказано это было на мероприятии, посвященном приглашению иностранных ученых приехать в Россию, чтобы поспособствовать порабощению собственных стран и народов.

Именно порабощению — только так понимают управление другими нациями русские. Не правящая элита, а русская нация, эту элиту породившая.

Десять лет антиинституционального правления надгосударственной группировки, сформированной по ведомственно-земляческому признаку, вовсе не следует считать застоем. Это время характеризуется высокой деградационной динамикой. Так мы подходим ко второй важной особенности возможной интеграции с Россией — мифу о ее модернизации.

Путин со своими однополчанами и односельчанами и в самом деле продолжатель дела Петра I, утвердившего самодержавие, создавшего империю, перенесшего в Россию современные технологии, что почему-то было названо модернизацией. Да и самодержавие особо крепким не было. Петр посадил на должности собутыльников, они по-черному воровали и интриговали, пользовались новой империей, как хотели. Социальные отношения становились все архаичнее, самодержавие ужесточалось, зато технически было что-то заимствовано.

А после смерти Петра оказалось, что дееспособного государства-то и нет. Из технических же новшеств что-то прижилось, что-то стало забавой. В общем, никакая не была то модернизация.

Путинскую элиту называют новыми опричниками, а можно их назвать и новыми ордынцами, пытающимися вновь покорить мир, который их предшественникам не удалось ни завоевать, ни напугать. Зато можно попытаться соблазнить его и коррумпировать.

В России модернизации не будет, пока не сменится не только политическая элита, но и парадигма национального развития. Тоталитаризм вообще является демодернизацией, архаизацией и отпадением от цивилизации — новым варварством. Однако особенность России — то, что при всем сходстве с германским русский тоталитаризм был не столько демодернизационным, сколько домодернизационным. Великие сталинские достижения, воспеваемые ныне чуть ли не на высшем государственном уровне, были не победами, достигнутыми в наступлении, а оборонительными успехами. Все силы были брошены на изоляцию и торможение, а не на открытое развитие.

И советский режим был глубоко национально-русским, как и режим, действительно первого большевика, прорубившего окно в Европу, вместо того чтобы просто открыть дверь. Это стало очевидным за последние двадцать лет, особенно в путинское десятилетие. И вновь, как во времена Петра I и Сталина, строится оборона от окружающего мира, тормозится национальное развитие.

Формирование современной нации происходит путем признания ею принадлежности к чему-то большему, чем она сама, что может выражаться институционально или же в повседневном сознании. Символическое значение таких институтов, как ЕС и НАТО, разумеется, велико, но дело, в конце концов, не в них, а в осознании общности с человечеством — не больше и не меньше. В современном мире без подобной открытости никакая модернизация невозможна. Она будет заменена заимствованием технологий, использование которых окажется ограниченным, ведь они инокультурный, чуждый элемент в закрытых обществах.

Таким обществом будет не предложено, а настоятельно рекомендовано стать украинскому социуму в случае отказа от евроинтеграции и сближения с Россией. И рекомендации эти будут становиться все настойчивее, а политические приемы против украинской инаковости все грубее. И они будут уже не только пропагандистскими и не только экономическими.

Но если с Россией все ясно, то что нужно Европе, тем паче с ее нынешними проблемами? Впрочем, кроме проблем, есть еще их решения, на которые Евросоюз оказался способен. Уже можно говорить о выходе из финансового тупика, о сохранении зоны евро. Однако все происходившее в последние годы заметно усилило позиции евроскептиков, концентрирующихся ныне в партиях, подобных лепеновской во Франции.

В следующем году Европу ждут выборы в Европарламент. Но уже сейчас обозреватели обсуждают возможность их парадоксального результата: в большинстве могут оказаться евроскептики — представители националистических, праворадикальных, популистских партий. Враги европейского единства и свободы миграции.

Вот результаты выборов в некоторые национальные парламенты за последние два года: партия «Истинные финны» — 19% голосов избирателей, «Шведские демократы» под лозунгом «Швеция для шведов» получили в риксдаге 20 мандатов, датская народная партия — 12%.

Неутешительны прогнозы в Нидерландах, Великобритании, Германии и особенно во Франции. Все это накладывается на результаты общеевропейских опросов. В сентябре число евроскептиков составило 43%, оптимистов — 40%. Оставшиеся 17% не сформировали своего отношения к евроединству.

Набор лозунгов евроскептиков прост и известен теперь уже и россиянам по деятельности, к примеру, Алексея Навального, который, правда, в отличие от своих европейских политических собратьев, на выборах мэра Москвы провалился. И естественно, о Евросоюзе не высказывается. Компонентов немного: повернуть бюджеты лицом к народу, причем к коренному населению; прекратить кормить евробюрократию и поддерживать более слабых членов ЕС (это, естественно, в более сильных странах); ну, и там по мелочи: супротив коррупции (где она есть), за все хорошее против всего плохого.

Надо отметить одну существенную деталь: евроскептики в целом — народ мирный, в погромах замечен не был. Было бы странно стремиться привлечь на свою сторону обывателя и призывать к насилию, которое отразится на его имуществе и создаст массу неудобств. Во Франции выяснилось, что за Национальный фронт готово голосовать изрядное число мигрантов, ставших полноправными французскими гражданами. Логика понятна.

Так что главный объект критики — Евросоюз и все, что с ним связано. Включая, разумеется, евровалюту, переход на которую преподносится как источник всех экономических проблем.

Евроскептицизм становится реальной угрозой национальным элитам и евробюрократии. Они по-разному ищут способы противодействия. Американские обозреватели с удивлением обнаружили, что Франция — великая держава, проявляющая внешнюю активность, несопоставимую с американской. Причем при полной поддержке французов, настроенных вовсе не столь пацифистски, как американцы. Вовлечение Украины в политическое пространство Европы — тоже ответ евроскептикам, хотя процесс этот начался не сегодня.

Российскому подкупу элит и сговору на их уровне противопоставлен комплекс мер, изложенных в Соглашении, содержащем 2,5 тысячи страниц. Это совсем другой механизм интеграции, затрагивающий все стороны жизни Украины. Украинцы и так знают об этом, но в России не осознается, что именно так творятся великие дела. А не лихорадочными обещаниями кредитов и произвольными запретами украинским гражданам посещать Россию.