Знак тире

В Национальном художественном музее Украины открылась выставка французского фоторепортера Эрика Буве, посвященная Февральской революции в Киеве

Одна из фотографий, которая запоминается почти сразу – настройщик на улице Грушевского. В туманный день, на фоне баррикад, сложенных из мешков, на закопченном помосте над сине-желтым пианино склонился, вслушиваясь, мужчина с ключом в руке. Лучшего снимка о событиях зимы невозможно представить.

Выставка в НХМУ состоит из циклов «Киевская усталость» и «Герои Майдана», экспонируемых снаружи: «Герои» – на стендах перед входом в Музей, а «Усталость» – на ограде вдоль той же улицы Грушевского. Внутри, в зале на первом этаже – фотоколлажи, но наиболее интересны именно репортажные серии.

ЭРИК БУВЕ

Эти изображения сильны не только ощущением схваченного на лету события; деталь – это главное доказательство качества работы фотографа – здесь достигает особой высоты. Грязные пальцы парня в маске, которые впились в фанерный щит во время боя, взгляд старой женщины в балаклаве прямо в камеру, неровная решетка каркаса обгоревшего автобуса, которая прорезает фигуры людей на баррикаде, апокалиптическая туча черного дыма над Майданом, повстанец в каске, который трет глаза, слезящиеся то ли от газа, то ли от горя – оптика Эрика и точна, и полна сочувствия.

Автору – 53 года, женат уже 27 лет, имеет двух детей – 23 и 18 лет. Как говорит сам фотограф, «вышел из рабочей среды». Репортажной фотографией занимается более 30 лет, побывал в Афганистане, Ираке, Чечне, Сомали, Югославии, Израиле. Публиковался в Time, Life, Newsweek, Paris Match, New York Times, Der Spiegel, Figaro Magazine. Работы отмечены пятью наградами конкурса World Press Photo, двумя Visa d'Or, премией журнала Paris Match, публичной премией Bayeux-Calvados для военных корреспондентов.

Впервые Эрик Буве приехал в Киев в начале февраля по собственной инициативе – снимал на Грушевского, вторую поездку 18-20 февраля поддержал журнал Paris Match – тогда он оказался на Институтской в кровавое утро 20-го.

На открытии выставки автор пообщался с публикой, а также ответил на вопросы корреспондента «Дня».

- Эрик, за что вы любите свою работу?

- За то, что от нее можно получать удовольствие разными путями. Например, однажды я делал репортаж о годовщине Октябрьской революции в Москве. На улице было приблизительно -10. Вернувшись в Париж, я по репортерской привычке побежал в телефонную кабину в аэропорту, чтобы позвонить по телефону своему агенту, и тот сказал: на Гаити мятеж, езжай туда. Я сразу вскочил во второй самолет и уже через несколько часов оказался на Гаити, где было +35. Когда я был молодым, то думал, что это очень классно – так пересаживаться из самолета на самолет. А потом успокоился, по-видимому, немного постарел. Теперь, когда снимаю, подбираю такие темы, которые мне больше нравятся, потому что трачу собственные деньги на поездки.

- Почему же вы приехали к нам в феврале?  Что вас заинтересовало?

- Вы очень близки к Европе. Я чувствовал, что это касается нас всех, европейцев  – и непосредственно меня как европейца.

- Вы были во многих странах и видели многие конфликты. Чем они отличаются друг от друга, а что общее?

- Каждый конфликт отличается от остальных. Так же и события в Киеве не похожи ни на что, поскольку это происходило здесь, в этом городе, в это время. Когда я оказался наверху на улице Институтской, где стреляли снайперы, рядом со мной убили около 20 человек, но и раненные, и  те, кто умирал, – не кричали и даже не стонали. Они падали с большим достоинством. Это меня очень поразило. Такого я никогда не видел.

- Что в целом показалось вам худшим, а что – лучшим здесь?

– Самое лучшее  – встречи с людьми на Майдане, их достоинство. А хуже всего – видеть, как люди падают мертвыми, это просто какой-то ужас.

- Поедете ли вы на восток, в Донецк? Там сейчас тоже горячая точка.

- Понимаете, пресса ныне больна. У нее больше нет денег. Раньше у меня было покрытие поездок: получал, например, заказ от «Пари Матч» или от «Таймс». Теперь должен ездить на собственные  средства, и поэтому, если ехать на восток, то куда ехать, с кем договариваться, кому потом продать этот репортаж? Все очень неопределенно, это партия в покер. Мои дети еще учатся в университете, поэтому я не могу позволить себе лишние расходы. Одним словом, ныне не очень хорошие времена для фотографов.

- Вы часто чувствуете личную физическую опасность?

- Должен ли я отвечать? Если вы нормальный человек, то, безусловно, есть страх. Но я могу руководить им. Страх остается где-то на дне желудка и не поднимается в голову. Потому что если это присутствует в голове, то вы не сможете адекватно реагировать и вести себя. (со смехом) Вместе с тем я знаю, почему у меня все время болит желудок.

- Были ли вы ранены?

- Не очень люблю говорить об этом. Да, я был ранен 4 раза. Подрезало волосы, зацепило с правой стороны, также в бедро и в спину. Около 10 раз меня отбрасывало взрывной волной. Но мне очень везло. У меня есть немало друзей, которых нет в живых или которые были серьезно ранены.

- Бывало ли, что на вас нападали? Брали когда-то в заложники?

- Безусловно. Даже хуже. Но мы уже немного поговорили об опасности, не хочу этому уделять много внимания. Понятно, что те, кто не переживал подобные конфликты, не знают, что это такое. Цифровое фото стало очень распространенным и многие люди думают, что они тоже могут делать совершенные фотографии. Они не представляют, какая большая работа происходит еще до съемки; а еще необходимы  мужество, стойкость на месте, чтобы фотографировать. Быть готовым не есть по несколько дней,  лежать где-то на земле, подвергаться насилию. Фотография – это не  увлечение, это моя жизнь.

- Вы видите много разных вещей, в том числе страшных. Где  предел разрешенного для вас?

- Я сам себе цензор. То, что вы видите на выставке – ничто в сравнении с тем, что я вам не показал. Я считаю, что нужно скорее показывать `образы, которые заставляют зрителей задаваться вопросами, чем фотографии, которые просто шокируют.

- Кроме рисков и скитаний, в вашей работе есть и адреналин – признайтесь, это вас тоже привлекает?

- Если бы я сказал, что этого нет, это было бы неправдой. Но я хотел бы переформулировать вопрос: вот если бы вы у меня спросили, повторил ли бы я опять то, что сделал в той или иной ситуации – я бы сказал, что нет, я не пошел бы туда  второй раз.

- Приходило ли вам в голову сменить профессию?

- Да, приходило  (с иронией). Быть фотографом. Это такое богатство! Мне выпало благодаря профессии присутствовать при исторических событиях. Я был у вас на Майдане. Я был у Берлинской стены, когда она пала. Я видел Нельсона Манделу, когда тот выходил из тюрьмы – видел прямо перед собой. А самое главное – это отношения, встречи. Мне довелось встречаться с удивительными людьми. Этот маленький инструмент, который у меня есть, – фотоаппарат, – представляет собой связь, как будто тире, которое мы ставим в предложении (французское слово «тире»,  буквально, означает «тире связи» – ДД). Вот у меня такая связь с миром.

- После всех этих лет работы на войнах - вы не разочаровались в человечестве?

- То, что я узнал во время работы – что человек всегда готов все разрушить. Мы ничему не учимся, не помним  уроки прошлого. Вместе с тем я остаюсь оптимистом, верю в человека и надеюсь, что однажды наступит мир на земле. Но это, скорее, утопия.