Эдуард ДЫМШИЦ:

Из людей искусства больше всего в нашем обществе знают актеров и эстрадных певцов. Даже самые интеллигентные, но не относящиеся к узкому кругу специалистов люди на вопрос о современных украинских художниках назовут от силы пять-десять фамилий. Ну а уж об искусствоведах — просто смешно спрашивать. Дай Бог, чтобы припомнили одного-двух.

Имя Эдуарда Дымшица одно время довольно часто мелькало на страницах наших масс-медиа, а он сам — на телевизионных экранах. Затем — полное молчание. И вот недавно ему опять начали звонить журналисты.

Все объясняется очень просто: Эдуард Дымшиц — бывший директор «Национальной художественной галереи «Градобанка», переживший вместе со своим детищем лучшие и худшие времена. Последним звеном этой цепи явилось опубликованное в «Урядовому кур’єрi» некоторое время назад объявление о распродаже уникальной коллекции с торгов. На информацию неожиданно оперативно отреагировали депутаты Верховной Рады, принявшие постановление, запрещающее распродажу коллекции, состоящей из 800 работ, и обязующее Комиссию по вопросам духовности и культуры позаботиться о ее дальнейшей судьбе. Очередной шок окончился для Эдуарда, по крупицам собиравшего коллекцию в течение пяти лет, очередным вздохом облегчения, хотя официально он и не имеет к ней сегодня никакого отношения.

— Вы с детства хотели заниматься искусством?

— Наверное. Величайшим хобби моего отца на протяжении жизни была живопись: он очень прилично писал маслом, хотя всегда работал по другой специальности. Помню, в детстве он усаживал меня за стол, давал карандаш, бумагу и я перерисовывал Шадра «Булыжник — оружие пролетариата» и рисунки Гюстава Доре. Так я приобщился к искусству. После окончания факультета искусствоведения Киевского государственного художественного института (сейчас Академия художеств) я стал работать научным сотрудником Института искусствоведения АН, где, кстати, тружусь и до сих пор, параллельно со своей работой в качестве директора картинной галереи в 1-м Украинском международном банке, правда, экономические условия дня сегодняшнего эту деятельность практически свели к нулю, поэтому новую коллекцию никоим образом нельзя сравнивать с коллекцией «Градобанка». Ну, а в Институте я пишу плановую тему для «Истории украинского искусства» в 10 томах». По живописи в томе «Искусство конца XIX — начала XX веков» и практически весь раздел живописи в томе, посвященном современному украинскому искусству: это период примерно в 40 лет.

— И когда это будет опубликовано?

— Публикация сомнительна, потому что нет денег в академии. А написание обязательно. Но надежда умирает последней.

— Как произошла ваша встреча с Виктором Жердицким?

— Случайно, как и все в этом мире. Мы изначально планировали создать галерею, которая приобрела бы размах такого масштаба, что стала бы общенациональной ценностью. Это должна была быть коллекция музейного профиля (а не коммерческого, который подразумевает перепродажу). Мы ставили перед собой две задачи. Первая: остановить вывоз произведений искусства, который к средине 80-х годов приобрел в Украине весьма активный характер.

— А как вы могли остановить этот вывоз?

— Очень просто. Покупая эти произведения. Второй целью было заполнить белые пятна, существующие в музеях Украины. Диктат коммунистической идеологии привел к тому, что почти на все мировое искусство ХХ века у нас существовало «табу». Речь идет и о национальном авангарде 1910-1920 годов в том числе. Кое-что, правда, хранилось в фондах музеев, но в «полузапрещенном» состоянии.

— Вам удалось выполнить намеченное?

— Вполне. В коллекции есть работы Пикассо, Модильяни, Ренуара, Шагала, Леже, Миро, Тулуз Лотрека, Руо, Брака, Коро и других — ни одной работы этих авторов нет ни в одном государственном музее Украины. Поэтому я даже не могу описать чувства, охватившие меня, когда я прочитал объявление о торгах. Я мог ожидать чего угодно, но что будет принято решение разорвать коллекцию на части... Она была структурована, собиралась по определенным разделам, например, такого, как у нас, раздела современного авангардного искусства Украины, начиная с 60-х и заканчивая серединой 90-х, насчитывавшего около 400 полотен очень высокого качества, нет в других наших музеях. И даже в мастерских самих художников ничего подобного уже не осталось, потому что они распродают сегодня свои работы за рубеж, многие пишут уже совсем другие вещи, далеко не все смогли удержаться на том уровне. Ведь сегодня его величество денежный мешок уже диктует другие правила игры. Жизнь в Украине стала очень дорогой, художникам надо как-то жить и кормить свои семьи. А за чисто творческие вещи платят гораздо меньше, чем за конъюнктурные, более доступные пониманию зрителя работы. Ряд художников подписали контракты с западными галереями, регламентирующими их творчество. Еще больше тех художников, которые еле сводят концы с концами, потому что в Украине нет рынка искусства: большинство людей бедны, есть немного действительно богатых, но процентов 90 из них не интересуются искусством. К тому же в связи с нашей налоговой политикой существует момент теневого рынка. Во всем этом есть что-то глубоко ненормальное и болезненное. Художникам совершенно не выгодно продавать легально свои работы, и они всяческими путями стараются этого не делать. Немощный Союз художников уже не может им помочь. Системы менеджеров, «раскручивающих» художника, как на Западе, вкладывающих в рекламу его работ большие деньги, у нас нет. А чтобы быть самому себе менеджером, нужно обивать те пороги, где пахнет деньгами, постоянно с кем-то распивать спиртные напитки, тусоваться... И, чтобы оставаться при этом художником, надо обладать невероятной энергией. Чем больше человек занимается саморекламой, тем меньше — творчеством. Стоило бы задуматься о том, чтобы в законодательном порядке как-то регламентировать хотя бы тот художественный рынок, который у нас есть, а для этого необходимо налоги сделать весьма умеренными и чтобы он из теневого превратился в «световой».

— Но вернемся к картинной галерее «Градобанка». Вы хотели, чтобы галерея стала постоянно экспонирующейся в Украине?

— Конечно. Мы хотели, чтобы она была доступна для посещения. В свое время начальник Главного управления культуры Киева Александр Быструшкин пригласил меня для разговора, с тем чтобы «Градобанк» выкупил полуразрушенное здание Иллюзиона на улице Сагайдачного, отстроил его и разместил на первом этаже театр «Сузір’я», а на втором — свою галерею. Жердицкий был очень доволен этим предложением. Но когда все уже было решено, между Косаковским и Жердицким пробежала кошка. Здание кто-то купил, оно до сих пор так и мокнет под дождем без крыши, в нем не прибавилось за эти годы ни одного кирпичика. А в 96 году у банка начались финансовые трудности. И Нацбанк предоставил «Градобанку» стабилизационный кредит под залог галереи. Я уже в августе 96 года понял, что галерея будет уходить, но еще надеялся. А под Новый год мне сделали «подарок». В течение десяти дней десятью бронированными КамАЗами я перевозил галерею в хранилище Национального банка на Троещине...

— И что вы при этом чувствовали?

— Это невозможно передать... Шок. Там же было одновременно очень много работы, эти мысли как бы были загнаны в угол. Надо было показать каждую работу экспертной комиссии, которая выносила ей оценку, упаковать, отвезти, привезти, все очень аккуратно, выставить температурно-влажностный режим. Когда все закончилось, я почувствовал колоссальное опустошение... Это депрессивное состояние продлилось довольно долго. А в марте 1997 года арестовали Виктора Жердицкого. И работники «Градобанка» стали объектом пристального внимания силовых структур. Я прошел ту же мясорубку, что и другие. Хотя я не имел никакого отношения к финансам, не я заключал договор: я отвечал только за качество работ. По этому поводу у меня никогда не было сомнений и опасений.

— А опасение за свою судьбу было?

— Я говорил бы скорее не об опасении, а о постановке тебя в определенную позу. Если называть вещи своими именами, то, проходя по делу в качестве свидетеля, ты постоянно находишься на шаг от перехода в иное качество, а именно — обвиняемого, и положительный воздух вокруг тебя резко меняется на отрицательный. И реакция окружающих какая-то очень стадная: то ты всем был интересен, а то все о тебе резко забыли, за исключением одного-двух друзей, которые всегда есть. Но с течением времени все нормализуется. Жердицкий уже не в тюрьме, а депутат Верховной Рады... Но у нас очень легко формируется общественное мнение. Когда картины уже были в Нацбанке, кто-то запустил в газеты утку, что, мол, мы переправили их за границу. Я сам читал статью Николая Закревского в «Киевских Ведомостях». И я очень благодарен тем журналистам и изданиям, опубликовавшим в ответ интервью со мной, в котором я заявил, где находится галерея.

Это был первый опыт создания в государстве коллекции нового типа. И никто этого не заметил. А это — модель будущего. В капиталистическом обществе, к которому мы идем, как правило, все крупные музеи создаются не на государственные деньги. Музей Соломона Гугенхейма в США, Музей Пауля Гетти в США, Музей Тиссен Борнеймиса в Испании, Музей Людвига в Германии. Мадам Помпиду, приезжавшая в Одессу, когда собиралась «Семья Кандинского», рассказывала мне, как Жорж Помпиду на свои деньги покупал землю, где теперь построен Центр современного искусства его имени. Нами приобретены бесценные произведения искусства, которые останутся в Украине. Государственные музеи бедны, а часто и просто пассивны. Есть вещи, скажем, которые можно сделать и не имея денег. Чаще менять экспозицию, ведь масса работ хранится в фондах без движения. Идти навстречу тем западным коллегам, которые предлагают привозить сюда выставки бесплатно, с целью популяризации своей культуры, а такие есть. Поддерживать связь с миром. Я знаю, что в наше Министерство культуры приходят предложения о выставках из-за рубежа — они прочитываются и в основном кладутся под сукно. В Минкультуре в закупочной комиссии сидят те же люди, что и прежде, закупаются ими произведения в основном одних и тех же авторов, что занимают в нашем обществе ключевые должности в искусстве. В организации выставок, в формировании экспозиций во главу угла по-прежнему не ставится стиль. Я уверен, что путь создания коллекций в нашем будущем обществе — это путь частных и корпоративных собраний, но не государственных. Другое дело, что на каком-то определенном этапе они могут перетекать в государственную собственность, но важно, чтобы они были доступны, открыты для зрителей. Мы идем сейчас по новому пути, а для этого необходимо изменить свое сознание. Это тяжело сделать, но альтернативы этому нет.

Что касается коллекции работ «Градобанка», то она оценена сегодня в 5 миллионов 152 тыс. долларов. Идеальным для нее было бы отдельное помещение, и хорошо, если бы государственная или коммерческая структура взяли на себя финансирование оборудования этого помещения. Это — в идеале. А мое единственное желание, чтобы она дошла до людей, ради чего ее и собирали. Чтобы ее злоключения наконец закончились, она обрела покой и надежных хозяев, которые о ней позаботятся. Она того заслуживает.