Семья читателей-профессионалов

В активе семьи филологов Ольги и Тараса Лучук несколько иностранных языков. У них есть и сын-японист. Тарас Лучук рос с родителями-поэтами и переводчиками. Неудивительно, что он и брат Иван также пишут стихи.

«КАТУЛЛА НАЗВАЛИ РИМСКИМ ПОДЕРЕВЯНСКИМ»

— Вы — семья филологов. Как часто делитесь впечатлениями от прочитанного? Чем взаимно дополняете как филологи друг друга?

О.Л.: — Мы оба филологи, но филологи разные: Тарас — классический филолог, а я филолог английский. Это значит, что наши интересы отличаются довольно существенно, например, как Катулл и Шекспир, или как Сапфо и Оруэлл. Однако есть нечто, что делает наши интересы похожими — это сочетание наших основных интересов с украинистикой. Потому и Тарас, и я связываем свои исследования по украинским студиями, в основном из-за переводов, их исследований и распространения. Мы часто делимся своими идеями, находками, а затем и дополняем друг друга как филологи.

Т.Л.: — Филолог, конечно, это читатель-профессионал. Но не надо думать, что он только то и делает, что читает. Прочитал одну книжечку, тут же принялся за другую. Круг чтения на самом деле гораздо уже. В определенной степени он обусловлен профессиональными интересами. Относительно филологического взаимного дополнения, то взамен перечитываем разножанровые писания друг друга: Оля прищуренным (доброжелательным) глазом читает мои, а я — таким же образом читаю письма Оли.

— Тарас, вы любите играть с «огнем поэзии», а также являетесь автором переводов с древнегреческого и латинского, которые обыгрывают двусмысленности и обсценную лексику. Кто в нашей литературе переводил античных поэтов в соответствующем ключе?

Т.Л.: — Как понимаю, вы имеете в виду «Байдики» римского поэта-неотерика Катулла. Действительно, когда они были напечатаны в первом выпуске альманаха «Королевский лес» (2000), Катулла назвали римским Подервянским, хотя римском неотерики по обсценности самом деле очень далеко до украинского постмодерниста. Однако Катулла «Байдики» в моих переводах стали иллюстративным материалом в новейших словарях украинского жаргона, обсценной и другой ненормативной лексики. До меня Катулла переводил Николай Зеров, но он ограничился неполными двумя десятками любовных стихов. Политические и бытовые инвективы Катулла он обошел. Так же поступали и другие переводчики, в частности Тарас Франко и Андрей Содомора. Итак, мне пришлось ориентироваться только с самого Катулла.

— Ольга, вы привели в порядок и редактировали антологии украинской поэзии в англоязычных переводах «Сто років юності» та «В іншому світлі». Они содержат важный справочный аппарат. Есть ли в планах еще подобные издания?

О.Л.: — С момента появления этих двух антологий прошло очень много времени. Антология «Сто років юності» вышла еще в далеком 2000 года, антология «В іншому світлі» увидела мир в 2008-ом. Обе антологии действительно имеют достаточно широкий справочный аппарат — и предисловия, и справки об авторах и переводчиках, а также информацию о том, где и когда появлялись те или иные англоязычные переводы украинской литературы. Это очень объемные проекты, подготовка которых требовала достаточно много времени, усилий и поисков. Но одновременно это были и интересные встречи, и новые знакомства, и захватывающие путешествия.

Кроме этих двух проектов, были другие, со значительно более сложным справочным аппаратом. Вспомнить хотя бы две мои собственные книги: сборник переводческих и литературоведческих очерков «Діалогічна природа літератури» (2004) и монографию «Пантелеймон Куліш і Микола Лукаш: перехресні стежки перекладачів» (2018). Это научные издания, поэтому должны оперировать справочным аппаратом, содержит библиографические ссылки, подробные примечания, указатели и т. Кстати, в моей монографии есть много приложений, но особым считаю то, что содержит первый украинский перевод Шекспировской драмы «Троїл та Крессида», осуществленный еще в далеком 1882 году Пантелеймон Кулиш. Мои комментарии к этому переводу насчитывают 350 позиций.

Не могу обойти серию книжных изданий «Colloquia Epistolaria», представляющая эпистолярное наследие выдающихся украинцев. Проект начался с издания эпистолярия известного литературоведа и переводчика Юрия Луцкого. На сегодня подготовлено четыре книги, три из которых уже вышли в свет в харьковском издательстве «Акта»: это переписка Луцкого с Емельяном Прицаком, первым директором Украинского научного института Гарвардского университета, с поэтами Нью-Йоркской группы Богданом Рубчаком и Юрием Тарнавским, а также переписку с Юрием Шевелевым (в 2018 г. вышла книга первая, а в этом году выходит книга вторая). Кроме предисловий и других сопроводительных статей, они содержат биографические справки, примечания к различным событиям, людям и явлениям, упомянутых в письмах, а также подробные указатели, как именные, так и исходные. Например, издание переписки двух Юриев, то есть Луцкого и Шевелева, содержит 537 листов и к ним подано 1556 примечаний. И мне нравится это делать, я бы сказала, что это моя стихия. В планах есть еще несколько подобных проектов, но я скорее люблю говорить о том, что уже сделано.

«ХОТЕЛОСЬ БЫ, ЧТОБЫ НЫНЕШНИЕ СТУДЕНТЫ БОЛЬШЕ ЧИТАЛИ»

— Вы оба преподаете во Львовском университете. Каково современное студенчество по сравнению с теми временами, когда сами учились? Насколько они действительно любят слово?

О.Л.: — Говоря о нынешнем студенчестве, не хочется прибегать к фразам типа: «Не тот теперь Миргород, Хорол-речка не та». Однако студенчество, конечно, меняется. Так же, как меняется и общество. Технологический прогресс открывает новые возможности для обучения и преподавания, без сомнения, но очень важно уметь правильно все эти возможности использовать, так, чтобы от них была польза. Мне бы хотелось, чтобы нынешние студенты больше читали, развивались культурно, стремились узнавать что-то новое, нечто большее, чем есть в учебных программах. И, к счастью, такие студенты есть. К сожалению, их меньшинство. Но, пожалуй, и в наше время так было.

Т.Л.: — Я работаю на кафедре теории литературы и сравнительного литературоведения, на первом курсе преподаю «Историю мировой литературы» (древнейший период). Студентки-первокурсницы (а именно студентки составляют основу студенчества на филологическом факультете) обычно шокированы невероятным нашествием информации из различных национальных традиций Древнего мира. Но некоторые из них, получив восторг от литературы, на старших курсах пишут под моим руководством свои бакалаврские или магистерские работы. А темы, по моим подсказкам, выбирают из компаративистики, например, такие: «Сходження Інанни в українську літературу», «Світ без Аґамемнона: рання творчість Оксани Забужко в ракурсі ґендерних студій» и другие. Но это единичные светлые проблески в сером, а с недавних пор и в дистанционной рутине преподавательского труда.

— Ольга, вы не признаете себя переводчиком, впрочем, являетесь автором «случайных переводов». Кого из современных англоязычных поэтов следовало бы обязательно перевести на украинский?

О.Л.: — Мои преподавательские обязанности, а еще больше научные проекты, к сожалению, не дают мне возможности заняться переводами более или менее систематически. Хотя в планах есть несколько переводных проектов. И это довольно большие прозаические произведения. По своему обыкновению, не буду говорить о них заранее. Из современных англоязычных поэтов я хотела бы перевести что-то из поэзии лауреата Пулитцеровской премии Джеймса Тейта (JamesTate). Его поэтический стиль описывают как сюрреалистический, комический и абсурдистский. Мы познакомились с этим американским автором на литературном фестивале в Словении. Это невероятный поэт! Тейт как-то виртуозно умеет увидеть необычное в обычном, комическое в трагическом. Мне посчастливилось слышать эту поэзию в исполнении автора. Имею в подарок одну из его книг — «Memoir of the Hawk» («Воспоминание о ястребе»).

«ИОГАННЕС БОБРОВСКИЙ — УНИКАЛЬНАЯ ЛИТЕРАТУРНАЯ ЛИЧНОСТЬ»

— Тарас, вы активно пропагандировали творчество, в частности, Иоганнеса Бобровского. Чем он так восхитил?

Т.Л.: — Во второй половине 1980-х годов, когда я учился в аспирантуре Института литературы, написал и защитил диссертацию о восточноевропейские корни творчества этого немецкого писателя. Это уникальная литературная фигура. Прежде всего потому, что этот немец со славянской фамилией, родом из Восточной Пруссии, бывший воин Вермахта, военнопленный советских концлагерей, решился описать чрезвычайно щекотливую для немцев тему — их взаимоотношения с народами Восточной Европы. Для этого он создал поэтическую страну — Сарматию, интегральной частью которой стала Древняя Русь-Украина. А когда Бобровский опубликовал свой роман «Левінів млин», его назвали немецким Джойсом. Эти и другие аспекты я подробно описал в своей диссертации, а кроме того, вслед за Леонидом Череватенко и Василием Стусом, начал переводить поэзию Бобровского. По своей поэтики это очень близкий мне автор, а потому время от времени, под настроение, перевожу его стихи до сих пор.

— Ольга, вышло несколько ваших книг, в частности, об украинско-американском литературном диалоге. Развивается ли он?

— Относительно украинско-американского литературного и художественного диалога (так я его называю в своих писаниях), то он, конечно, продолжает развиваться. Появляются новые англоязычные переводы украинской литературы, иногда они выходят в книжных изданиях (часто к этому причастны и сами украинцы, и американцы украинского происхождения). Украинская литература изучается в американских университетах, писатели участвуют в различных встречах, фестивалях, презентациях и тому подобное. И это дополняет в той или иной степени такой диалог.

Однако, как и тогда, когда выходили мои антологии (в начале 2000-х), так и теперь этот диалог происходит в основном на уровне личных контактов и предпочтений. Хотелось бы чаще наблюдать такое явление, которое ввел и активно применял известный поэт Нью-Йоркской группы Богдан Бойчук — привлечение к переводам украинской литературы американских писателей. Также было бы хорошо, если бы произведения украинской литературы чаще появлялись на страницах известных американских журналов. Тогда, по моему мнению, украинская литература становилась бы известной и привлекательной в литературных кругах США.

— Тарас, несколько слов об изданиях, недавно вышедших из печати.

Т.Л.: — В конце 2019 года, при поддержке программы Европейского Союза «Креативная Европа», во львовском издательстве «Астролябія» вышел в моем переводе кодекс древнегреческой женской поэзии под названием «Перші поетеси». Почему кодекс, а не антология? Речь не о «виборе лучших обрвазцов» древнегреческой женской поэзии, а о сборнике уцелевших ее фрагментов. Поэтому это кодекс, то есть собранный в одном издании цельный корпус произведений каждой поэтессы, которых собралось целых 18 — от Сапфо, древнегреческой поэтессы-жрицы VII-VI вв. до н.э., до Евдокии Август, ранневизантийской поэтессы императрицы V в. На культурных просторах — это первое такое издание. Оно может служить моделью для создания подобного кодекса в других национальных традициях, которые захотят, чтобы древнегреческие поэтессы заговорили их родными голосами.