Экзистенция русской интеллигенции
Наши, не замешанные на имперском тесте, соседи говорят: мол, Майдан для российской интеллигенции стал лакмусовой бумажкой. Демократически сочиняющие и пишущие, в момент «опасности для Родины» становятся тоталитарно думающими и монархически настроенными. Эту мысль выразила Мария Снеговая на своей странице в Facebook. Цитирую фрагмент.
«Ставший очень прокремлевским Венедиктов, противная свежая статья Быкова с имперско-патерналистским отношением к Украине и отсутствием минимального знания истории («Украина никогда не была Европой», — а Австро-Венгрия!?), Татьяна Толстая, про сислибские взгляды которой давно все понятно (прямо по стопам предков). Туда же — Евгений Ясин, Алексей Герман-мл. ...»
Далеко не единственная реплика с мотивом нескрываемого недоумения к социальному пласту, который только в России называется интеллигенцией — людьми, зарабатывающими на жизнь умственным трудом. На другие языки слово переводится, как интеллектуал, проще «яйцеголовый», творческий работник и мыслящая личность. Обращаюсь к семантике, чтобы сразу ощущалась разница между западным и восточным толкованием понятия. Интеллектуалом нельзя быть без признания культурных ценностей цивилизации, как нельзя стать ученым, не овладев базовыми знаниями в области естественных наук. Интеллигентом — можно. Скажем, одиозный писатель А.Проханов принадлежит к интеллигенции, но его не назовешь интеллектуалом, поскольку он транслирует ортодоксальные взгляды отставшего от жизни коммунистического мировоззрения.
Именно по этой причине я бы не обращал особого внимания на всякую характеристику украинского Майдана. События на центральной киевской площади оказались в перечне мировых новостей, и поводом «засветиться» на их фоне воспользовались многие ушедшие в тираж: сатирики, актеры, политики и писатели, вроде Эдуарда Лимонова, который в свойственном ему запале рассказал нам то, что обычно стараются скрыть.
«Я — противник власти, убежденный и многолетний. — написал пан Лимонов в своем блоге. — В области внешней политики власть для меня недостаточно самостоятельна и агрессивна, скорее уступчива, в области внутренней политики власть на стороне сверхбогатых, а нам, народному коллективу, нужен народный социализм, а не олигархический капитализм. Я противник власти, но я патриот своей Родины. Поскольку я — ее патриот, то для меня на майдане шастают враги, бомжи и украинские белоленточники». http://limonov-eduard.livejournal.com/406512.html
Лимоновское откровение — давняя болезнь «русской мысли», разделенной на западную и славянскую, свою и чужую, независимо от содержания. Человек, оказавшийся в тюрьме за свои взгляды, жаждет еще более жесткой политики к инакомыслию. Парадокс, но не для русского ума.
Вспомним, как ссыльный Александр Пушкин восклицал:
И воспою тот славный час,
Когда, почуя бой кровавый,
На негодующий Кавказ
Подъялся наш орел двуглавый...
А редактор закрытого властями журнала «Современник»! Друг арестованного за вольнодумство революционера Н.Чернышевского, русский поэт Николай Некрасов написал оду во славу палача польского восстания Муравьева-вешателя, за что ему не подавали руку даже придворные генералы. Подобных парадоксов немало в кругах российских властителей умов. Вот недавно выпорхнул из клетки самый богатый узник совести, подразумеваемый личный и мировоззренческий противник В.Путина. Но после многих лет тюремных страданий провозгласил, примерно, то же, что и пан Лимонов: государство — враг, но Родина дороже. Есть в характере русского интеллигента уникальная черта: сбежав от жандармского произвола, тосковать по березовым сокам и розгам в приютивших их комфортных странах. Что не всегда понятно нам, украинцам, не желающим защищать территорию мучений.
Вероятно, пресловутое разделение российского думающего класса на сторонников западной и славянофильской идеи не такое уж простое. Тут кроме интеллекта и чувств ориентацию определяет способность восприятия мировой культуры как собственной. Получается не у всех, иногда даже родственников. В известной писательской и режиссерской семье Михалковых братья Никита и Андрей совершенно по-разному трактуют современное состояние России. Один в ужасе от происходящего, другой открыто поддерживает деспотию, но они вместе переживают о судьбе страны. Все объясняется культурным отождествлением: Андрей (Андрон) ассоциирует себя с мировым кинематографом, Никита — с российским. Это видно по их работам. Взгляд Андрея Сергеевича сосредоточен на внутреннем мире человека, Никиту Сергеевича интересуют эпохальные сцены с историческим пафосом. Тут-то и суть проблемы. Лермонтовская «немытая Россия» и блоковская «нищая Россия» — эмоциональная реакция поэтов на жизнь простых людей в бесправии и бедности. Великая Россия Державина, Тютчева и т.п. — гордость подданных и здравница завоеваниям Отечества. Государство и человек — равнозначные ценности для имперского сознания, где зерна симпатии к сильной власти всегда прорастают дружнее всходов любви к людям.
Выдающийся писатель-диссидент Александр Солженицын, много лет проживший в Америке, исследовал тиранию почти во всех своих произведениях. Русско-американский писатель Владимир Набоков посвятил этой проблеме не так много строк, но его «Истребление тиранов» позволяет понять природу деспотии лучше трудов Александра Исаевича. Как и «Осень Патриарха» колумбийского писателя Габриэля Гарсиа Маркеса. Все дело в разных философских платформах осмысления: субъективный и глубоко личный взгляд чаще понятнее и ближе людям в Америке и Европе, чем историко-художественное эпическое повествование для сугубо национального круга. Вот почему значимость их произведений оказалась очень разной. С крушением Союза интерес к А.Солженицыну угас, а Г.Маркеса и В.Набокова читают во всех странах.
Я это к тому, что комментарии на темы Майдана, независимо от персон авторов, будут скорее негативными. Когда человек поднимается над государством, империи исчезают, а значит, сохранение статус-кво современной России предполагает отрицание гуманитарных идей, позвавших народ на киевские улицы. Пусть это будут операции спецслужб, наемники НАТО и вышедшие из лесов бандеровцы, лишь бы не чувство достоинства и желание свободы. Они разрушительны для федерации с доминированием одной нации.
И еще один важный аспект российской холодности по отношению к Майдану. Власти и народ России — не знаю, кто в большей мере — давно сформулировали социальный заказ своей творческой интеллигенции. В нем русский дух должен всегда побеждать инородный, по крайней мере, выглядеть лучше. Окраинное — эстонское, татарское или украинское — всегда должно быть хуже «истинно русского»: от сливочного масла до социальных реформ. Поэтому многие художники, не поддерживающие режим, поддерживают тренд. Как в Штатах не принято публично осуждать чернокожих, так в российских СМИ не приветствуются комплименты соседям. Ничего неожиданного нет в позиции критика путинской России писателя Михаил Веллера, который на вопрос корреспондента радио об отношении к Майдану, говорит исключительно о Тимошенко. На проклятие и восхваление Юлии Владимировны есть резоны высшего порядка — то и другое в зачет России, а приветствия Майдану тиражей не поднимут.
Не будем забывать, российской традиции единства силы и умов — столетия. Когда Байрон с оружием в руках боролся против «Священного Союза» России, Пруссии и Австрии с греческими повстанцами, им восхищался Александр Пушкин, как и завоевателями Кавказа. Ведь для России Джордж Байрон опасности не представлял.
Нынешнее отношение братской интеллигенции к происходящему в умах украинцев не назовешь необычным и непрогнозируемым. На интеллектуальном русском поле произрастает множество идей, но стригутся они одной газонокосилкой. И если мы пытаемся рассмотреть каждый из побегов, то лучше всего вооружиться советом Роберта Кеннеди, который говорил, что всякое проявление интеллектуального экстремизма обнаруживается в характере нетерпимости. Одно дело сила и темперамент доводов в защиту своей позиции, другое — злость к оппоненту. Она выдает неправого.
