Грузинский сценарий

Сегодня исполняется год со дня смены власти в Грузии. Оценки событий в этой стране варьируются от восторженного романтизма до истеричного неприятия. Между тем романтики часто забывают о том, что мирная «революция роз» удалась в том числе благодаря грузинским силовикам, не обратившим оружия против своего народа. А Эдуард Шеварднадзе, пусть под давлением, но сам подал в отставку, заявив, что не допустит кровопролития. Те же, кто твердит о нелегитимности «цветочных» революций, умалчивают, что Михаил Саакашвили — законно избранный президент, получивший 97% голосов. Скептики также крайне редко принимают во внимание факт, что никакие деньги зарубежных фондов не способны поднять такую волну народного протеста, как десятилетие существования за всеми возможными чертами — бедности, здравого смысла и закона — и, наконец, фальсификация выборов.

Мы же, всегда старавшиеся объективно освещать события в Грузии, предлагаем вам сегодня интервью с одним из наиболее уважаемых в этой стране людей — Леваном БЕРДЗЕНИШВИЛИ. Бывший директор Национальной библиотеки был активным участником революции. Он не принадлежит к числу молодых реформаторов, у него — своя борьба за свободу и демократию, которая при советской власти принесла ему судьбу политзаключенного. Сегодня Леван Бердзенишвили — депутат парламента от Республиканской партии, умеренный оппозиционер. Его мнение о причинах и последствиях смены власти, о президенте Саакашвили и о трансформациях грузинского общества — в интервью нашей газете.

— Одной из причин смены власти в Грузии стало существование достаточно развитого гражданского общества. А чем оно жило в течение прошедшего года?

— Действительно, ведущую роль в «революции роз» сыграли общественные организации и СМИ, особенно электронные. «Народное телевидение» — телеканал «Рустави-2» — полностью поддерживал народ в борьбе за свои права. Как вы знаете, для развития гражданского общества в Грузии многое было сделано международными организациями, фондами. Некоторые посольства также плодотворно работали в этом направлении. Но все-таки надо сказать, что ни общественные организации, ни СМИ, ни политики, в том числе сегодняшний президент, не были способны сделать столько для развития демократии, как сделал вопреки своей воле Шеварднадзе. При его правлении власть насмехалась над народом. Грузины могут терпеть, но не все. Терпение лопнуло тогда, когда было заявлено об убедительной победе партии власти на парламентских выборах. Масштаб фальсификации был огромным, очень многие факты указывали на то, что над народом просто смеются. И вот тогда, когда люди преисполнились решимости защитить свои права, общественные организации и пресса оказались в нужном месте в нужное время. Политики, особенно Саакашвили, воспользовались моментом. Естественно, имела место некоторая помощь извне, но это была настоящая народная революция, и самым главным было чувство достоинства грузинского народа.

Сегодня грузинское общество слегка разочаровано, — те, кто думал, что все проблемы можно очень быстро решить. Но в большинстве своем грузинское общество стало лучшим: хотя рейтинг поддержки президента очень высок, уже мало кто думает, что все вопросы может решить глава государства. Несмотря на то, что в Грузии ситуация не улучшилась, а в некоторых сферах даже ухудшилась, наше общество становится более зрелым: в нем появляется чисто европейское доверие к себе и меньшее доверие к властям. Над нами нет бога в лице президента, а есть молодой политик, которого мы легко можем критиковать, но ненавидеть его никто не собирается.

— Ваши слова опровергают достаточно распространенное мнение о том, что грузины продолжают выбирать себе не президентов, а царей, ведь все новые руководители постсоветской Грузии сначала были очень популярны, а потом люди в них разочаровывались…

— Это так, конечно, но сегодня изменилась интенсивность доверия к президенту. Сейчас у Михаила Саакашвили очень высокий рейтинг, но качество доверия к нему не то, что было к Звиаду Гамсахурдиа. Нет фанатизма в любви или уважении, есть более спокойное отношение. Никто не собирается проливать кровь за или против нынешнего грузинского президента. Вообще президентство теряет божественный характер, который у него был во времена Гамсахурдиа и даже немного во времена Шеварднадзе.

— Упомянутая вами телекомпания «Рустави-2» сменила владельца, меняет и свою некогда «зубастую» редакционную политику. Недавно ряд известных общественных деятелей обратились к Михаилу Саакашвили с открытым письмом, в котором предостерегали против нетерпимости к «инакомыслящим». В Грузии существует угроза альтернативному мнению?

— К сожалению, это так. У нас сейчас нет ни одного канала, который не поддерживал бы правительственную линию. Существует только один более- менее свободный канал, но он вещает только на Тбилиси. У них есть одна интересная передача — дебаты. Грузинские телеканалы занимаются чем угодно, только не критикой государственной администрации. У властей появились новые рычаги управления телевидением, они очень легко решили этот вопрос, заставив полностью зависящих от них людей купить каналы. Сейчас хорошие журналисты оказались не у дел. Нельзя сказать, что у нас какая- то особая цензура. На самом деле, это не государственная цензура — она гораздо мягче и незаметна для глаза, но телевидение стало совершенно выхолощенным и неинтересным. Нет таких передач, как были во время Шеварднадзе, критических выступлений. Журналисты заслужили большего, они участвовали в этой революции не как журналисты, а как граждане, но получили от новых властей совсем не то, чего добивались. Власти говорят: Шеварднадзе был плохой — его критиковали, мы хорошие — нас критиковать не станут. На самом деле это не так. Они не так хороши, чтобы их не критиковать, есть журналисты, которые готовы это делать, но у них нет такой возможности.

— То есть, мы не можем отказать Эдуарду Шеварднадзе в том, что при всех катастрофических недостатках его правления он оставил свободу слова?

— Надо сказать, что Шеварднадзе в этом плане был более совместим с демократией, чем демократы, которые пришли к власти. Но я думаю, что нынешняя ситуация временная: грузинское телевидение не так легко прикрыть. Появляются некоторые передачи, новые лица на экране, и мне кажется, что управлять этой сферой будет все труднее.

— А какие достижения новых властей вы можете назвать?

— Есть успехи в области экономики. У нас удвоился бюджет и есть возможность его еще увеличить. На самом деле это связано не с экономическим ростом, а с тем, что просто меньше крадут. В грузинской армии и полиции люди получили зарплату намного выше, чем у них была раньше. Для меня, например, самое главное то, что мы подготовили очень важный законопроект по реформе образовательной системы. Есть определенные успехи, хотя и в правах человека, и в свободе слова, и в уровне жизни очень многие ожидания не оправдали себя.

— Нельзя не обратить внимания на кадровую карусель в новом руководстве. Насколько актуальна проблема кадров для администрации Саакашвили?

— Вопрос хороший, потому что на самом деле кадров хватает с лихвой, но тех, кто был бы лично предан президенту или был бы членом Национального движения (правящей партии. — Авт. ), — мало. Это самое-самое слабое звено политики Саакашвили. Мы стараемся убедить власти отказаться от не совсем демократической идеи доминирования одной партии и принять от общества квалифицированные кадры. У них ведь уже один человек побывал в ранге трех министров и генерального прокурора! В то же время грузинская Ассоциация молодых юристов может предоставить примерно 40 квалифицированных специалистов.

— В Грузии формируется новая оппозиция. В частности, особую позицию заняла Республиканская партия, к которой принадлежите вы. Каковы ваши принципы? В постреволюционной ситуации, когда оппозиционерами становятся бывшие соратники, может возникнуть подозрение, что кто-то просто оказался недоволен полученными полномочиями.

— Нас это не касается, потому что, когда мы ушли в оппозицию, я, например, отказался от поста председателя парламентского комитета. У Республиканской партии не было проблем с руководящими постами. Год назад у нас были общие цели — Грузия без Шеварднадзе, без Абашидзе, мы ожидали демократических преобразований. Но законопроект о статусе Аджарии и выборы в Аджарии показали, что новые власти не прошли тест на демократию. Поэтому мы ушли в оппозицию.

Что касается других, то здесь имеют место трения между разными политиками. В частности, у премьер-министра Зураба Жвания очень много оппонентов еще со времен его председательства в парламенте. Прямо скажем, он не слишком популярен. Кстати, демократы Жвания объединяются с Национальным движением Михаила Саакашвили, окончательно создавая единую партию. Но Нино Бурджанадзе и ее сторонники в этот альянс не входят. Создаст ли спикер парламента новую силу? Она говорит, что сама не сделает первого шага к этому. Но мне совершенно ясно, что Бурджанадзе придется создать собственную политическую партию. Я бы это приветствовал, потому что тогда у нас в руководстве будут по крайней мере две партии, а не одна. Это будет полезно для страны и для демократии.

Сейчас многие адекватные люди уходят в оппозицию. При этом впервые в нашей стране она становится конструктивной. Мы намерены не свергать Саакашвили, а помочь ему изменить стиль руководства.

— Наибольший резонанс вызывают усилия новых грузинских властей по восстановлению территориальной целостности государства. Насколько эта проблема важна для грузинского общества? Ее нередко пытаются представить как «фантомную боль» по неподконтрольным территориям…

— Что касается Цхинвальского региона, то трудно поверить, что есть хоть один грузин, который согласился бы объявить эту территорию независимой или отдать ее в дар России. Это исконные грузинские земли, и там по сей день проживают грузины, которых не смогли выгнать из их домов. Кроме того, с точки зрения доверия, в Южной Осетии на самом деле больших проблем нет, так что тут реинтеграция возможна в ближайшем обозримом будущем. В этом вопросе народ и правительство едины, другое дело, что не все согласны с теми методами, которыми наши руководители стараются решить проблему: некоторые требуют более жестких действий, другие — более мягких и продуманных.

Что касается Абхазии, то там ситуация сложнее. Мы понимаем, что нет ни одного абхазского политика, который был бы согласен с нами говорить. Но у нас более 250 тысяч перемещенных лиц из этого региона, и эти люди не согласны с утверждением, что мы навсегда потеряли Абхазию. Эту проблему не решить в краткие сроки, но в Грузии над ней будут работать всегда. Можно все отнять у человека, можно объявить независимость Абхазии, можно включить ее в состав России, но мой дом в Сухуми останется моим домом (Л.Бердзенишвили работал на кафедре иностранных языков Абхазского университета. — Авт.) . Это не фантомные вещи. Фантом на самом деле то, что когда-либо Россия сможет отнять у нас какие-либо территории. Грузинское правительство, которое согласится на независимость Абхазии и Южной Осетии или на их присоединение к России, не проживет и дня.

— С самой «революции роз» не прекращаются дискуссии о внешнем влиянии на события в Грузии. Какова на самом деле степень влияния Запада на новые власти?

— США имеют огромное влияние на новое руководство. Грузия остается независимой страной, нет прямых рычагов управления президентом, но некоторые указания со стороны европейских и особенно американских структур имеют большее влияние на Саакашвили, чем внутренние течения. Это влияние пока остается положительным. Важно понять: грузинский народ сделал четкий выбор в пользу Запада и евроатлантических структур. Нет ни одного серьезного политика, который говорил бы, что этот выбор надо изменить, что надо объединяться с Россией или с восточным миром. Наш выбор обусловливает то, что мы в некоторых случаях уважаем американское и европейское мнение больше, чем мнение других стран. Что касается различных эпитетов, избранных для грузинского президента рядом российских политиков и журналистов, скажу одно: трудно поверить в то, что Саакашвили может быть чьей-то марионеткой. Это «трудный ребенок», даже для Соединенных Штатов.