Путешествие на край Цвета

Местоположение Тиберия Сильваши символично: «ненарратив», концепцию которого он истово исповедует, всегда устремлен в поднебесье — пускай даже это всего лишь последний ярус Украинского дома, давший пристанище Биеннале 1998 года или одному из аналогичных проектов в лета предыдущие. Не важно, какие. Важно, что полотна Сильваши всегда были на видном месте, хотя и не «расталкивали локтями» соседей.

Так и сам автор — лидер, но не диктатор, патриарх, а не старик. Авторитет, который может быть каким угодно, только не авторитарным. В «пятерке» «Живописного заповедника» между Мудрецом (Кривенко) и Монахом (Гейко) — он, Сильваши, — Учитель. Не одно поколение киевских мастеров с благодарностью вспоминает его уроки. Еще работая в условно реалистическом направлении (которое внутри готовило подвох официозу: бомбу еще не склепали, но фитилек уже занимался), он дружил с молодыми радикалами-гиперреалистами. Например, с С. Гетой, чья жизнь оборвалась так нелепо и трагично в прошлом году. Сам же учился у Татьяны Яблонской, чью личность вам, читатель, надеюсь, представлять не требуется. Он же руководил в конце 80-х — начале 90-х годов Седневскими сезонами, где с ним и познакомился автор этих строк. (Свидетельствую: обычно от «мэтров» на версту разит высокомерием. Только не от Тиберия.) И именно Сильваши «заметил и благословил» проклевывающийся в те годы трансавангард, новорожденных бультерьеров «Парижской Коммуны». А вскоре — а именно с 1992 года — встал во главе отдельного направления в искусстве. (Группу ничтоже сумняшеся окрестили «пластиками», что истине не соответствует: те появились позже).

«Живописный заповедник» — секта, творческий орден, клуб друзей и единомышленников. Да, но еще и вектор поиска, пример для подражания, лаборатория для посвященных. Впрочем, со вздохом признает Сильваши, все его участники с ним включительно пережили период «групповщины». И теперь каждый идет своим путем, чему доказательством и нынешняя персональная выставка в «Art-East». (Непостижимая климатическая особенность: с наступлением зимних холодов экспозиционная деятельность художников-нефигуративистов заметно оживляется. Прошли выставки Павлова, Кривенко, Бажая, Криволапа, Животкова...) Язык не поворачивается назвать ее «проходной» — слишком высок качественный ценз представленных картин — но на этот раз автор не связывает с ней никаких особенных «мессианских устремлений». Около двух десятков полотен, все написанные на протяжении прошлого года. Впервые — несколько шелкографий, три полотна уже выставлялись в Москве, еще несколько — на Триеннале и в «Ателье Карася».

В общем, «рабочая выставка» («Проекты — оставим для больших залов», — хладнокровно резюмирует художник). Но Тиберий остается Тиберием. И каждая картина — словно цветовой обморок. А может быть, рассуждение «о роли личности в истории»: непременно — своевольный мазок или пятно, брошенные в пучину чужеродности... для того, чтобы по-новому организовать живописное пространство, отчего каждый из цветов, берущийся нередко в его пигментной обнаженности, признается другим в до сих пор скрываемой ирреальности. Поле для ассоциаций — неисчерпаемое. Опухоли, вспыхивающие на поверхности астральных тел, или моря, заглатывающие архипелаги надежд, сомнений, тревог. Живопись — как путешествие. «Авантюра. Есть туристический вояж, а есть путешествие, а из него можно и не вернуться. Путешествие — это паломничество в Незнаемое... Я не знаю, где могу остановиться. Вот это и есть живопись», — говорил Тиберий Сильваши в одном из интервью.

Обычно абстракционистов (слово это Тиберию не очень нравится) ругают за то, что они «не умеют рисовать». К нашему герою это никак не относится: в свое время он отдал дань и зримому, и узнаваемому, и четко называемому. Но уже живопись того времени (80-е годы) содержит в себе «гроздья гнева» — сполохи будущих пожаров, концентрацию цвета, для реализма в общем-то немыслимую (см. его «Жесты», 1983 г.). Сильваши, которого мы знаем сегодня, — родился тогда. И все говорит о том, что не за горами очередная «неожиданность», еще один «этап». Пусть выставка в «Art-East» — status quo его творческого потока. Верится: он ищет новое русло.