«Лишние» люди

«ВОТ ДО ЧЕГО ДОЖИЛА...»

«Ну пойдем, милая, пойдем», — сказала, обращаясь к продрогшему пудельку, рывшаяся в мусорном контейнере женщина. Собачка медленно пошла за ней. Женщина чем-то привлекла мое внимание... В последнее время контингент «санитаров» мусорных ящиков резко изменился. Вот и эта женщина... На вид ей лет пятьдесят, одета не по сезону, но выглядит весьма прилично. Я попытался с ней заговорить. Она как-то недоверчиво посмотрела на меня, а затем тихо промолвила: «Вот до чего дожила... Думала ли я, что буду когда-то рыться в мусорном ящике, искать еду». Я обратил внимание на ее бледное интеллигентное лицо, тонкие руки. Все указывало на то, что раньше женщина не занималась физическим трудом.

— Душой человеку до собаки — ох как далеко, — сказала женщина, заметив мою попытку погладить пуделька. — Ну пойдем, милая, пойдем, — повторила она.

Женщина явно не была расположена к разговору... Собачка, прихрамывая, пошла за ней.

ОЖИДАНИЕ ВСТРЕЧИ

Дома я все время вспоминал эту встречу. Как она оказалась на помойке?..

Сегодня в Украине, согласно официальной статистике, за чертой бедности проживает более 70% населения. Это те, на мой взгляд, кто не может свести концы с концами. А кто подсчитывал оказавшихся на самом «дне» жизни? Об этом официальная статистика умалчивает. Очевидно и другое: от «демократических реформ» пострадали в первую очередь учителя и другие представители интеллигенции. Иными словами, те, кто сеял мудрое, доброе, вечное. Ныне кто-то из них торгует на рынке, распространяет в метро газеты, продает сигареты. Пытаются как-то выжить. Они оказались ненужными нашему обществу. Я искал встречи с этой женщиной, очень хотелось выяснить, что же привело ее на помойку. Но она не появлялась. Приходили другие, агрессивные и молчаливые.

Неожиданно из-за угла дома появилась эта женщина. Рядом с ней бежал повеселевший пуделек. Моя знакомая сразу взялась за дело. Вынув из мусорного ящика несколько пустых бутылок, она выпрямилась и направилась к другому ящику.

— Простите, можно вас на минуточку?

Женщина остановилась и испуганно посмотрела на меня. Я подошел поближе. Она узнала меня. Мне удалось разговорить ее.

КОМУ СЕГОДНЯ ЭТО ИНТЕРЕСНО?

— Я три года добивалась, чтобы мне возвратили мою квартиру. Но мне так никто и не помог. Огромные долги. Все, что имела, продала за гроши. Теперь нищенствую. До пенсии осталось еще несколько лет. А если доживу до пенсии, то что я смогу на нее купить?

А далее Мария Ивановна (так звали женщину) поведала такую историю.

КАК Я ОКАЗАЛАСЬ НА УЛИЦЕ

— Я работала в школе учительницей младших классов. Была семья, муж-прапорщик, квартира. Потом разошлась с мужем-пьяницей. Сыну в то время было 16 лет, а дочери — 7. Материально было тяжело. Поэтому трехкомнатную квартиру сдала в аренду за доллары на два года. Сама же с детьми на окраине города жила в гостинке. Оделась сама и одела детей. Дочь отдала в музыкальную школу. Все шло хорошо. Но когда я собралась возвращаться в свою квартиру, то там уже жила другая семья на правах собственника. Как это произошло, я и сегодня не могу понять. Я пыталась через суды возвратить свою квартиру, но все напрасно. Я оказалась с детьми на улице. На работе начались неприятности. Пришлось уволиться.

Сын сейчас уже взрослый, отслужил в армии и уехал к отцу, а дочь живет у моей мамы в селе. Я пыталась устроиться на работу, но кому я нужна без прописки и жилья? Так я оказалась выброшенной за борт жизни. Живу в ночлежке. Вы, наверное, и не слыхали о таком пристанище? Я там такая не одна. У нас строгая дисциплина. Живем мы, как при коммунизме. Все, что добываем, делим поровну. Объединяет нас добрый человек, дай Бог ему здоровья, в прошлом офицер. Вот так вместе мы и пытаемся как-то выжить.

В РОЛИ ДОБРОДЕТЕЛЯ

Я попросил Марию Ивановну познакомить меня с этим офицером. Наша встреча состоялась накануне Нового года. Я купил водки, закуски и в назначенное время подошел к недостроенному зданию поликлиники. Мария Ивановна встретила меня. Я шел за ней, от калитки до здания была видна хорошо протоптанная дорожка. Вошли в ночлежку. Это было полуподвальное помещение, довольно длинное, темное, захламленное битым кирпичом и другими стройматериалами. Возле окна я увидел троих мужчин, а в глубине этого «зала» несколько женщин рылись в тряпках и бумагах, сортируя их.

Мужчины обратили на меня внимание. Один, уже пожилой, в очках, был одет в зимнее драповое старого образца пальто, на голове — серого цвета заячья шапка; второй — лет тридцати, с рыжей бородкой, в легкой куртке-плащевке; третий — стройный мужчина, выше среднего роста, 40—45 лет, в афганке зимнего образца. Он подошел ко мне и спросил:

— Что надо?

Я ответил, что, мол, пришел поздравить обитателей ночлежки с Новым годом и пожелать лучшей жизни.

— Еще нашелся один добродетель, — сказал он стоявшим рядом с ним мужчинам. — Ну ладно, коль зашел, проходи. Я только что прочитал новогоднее приветствие городского головы. Аж слезу вышибает. Но хотелось бы его спросить, а знает ли он, сколько его верноподданных в мусоре роется, чтобы как-то выжить?

Я выставил принесенное на доску, приспособленную под стол. На ней уже стояло несколько пустых бутылок из-под водки, недопитая бутылка вина и лежала какая-то еда.

Я объяснил цель своего прихода, представился. Мужчина назвал себя Виктором Ивановичем. Позже выяснилось, что он — старший этой ночлежки. Я догадался, что именно о нем говорила Мария Ивановна. Он был опрятен, подтянут, черные усики аккуратно выбриты. Лицо было суровое, но доброе. Когда я ему сказал, что контингент ночлежки стал сегодня другим, чем я его представлял, прочитав роман М.Горького «На дне», он опять раздраженно спросил:

— А ты знаешь, кто я, кто он? Все мы с высшим образованием. Я — в прошлом офицер, окончил высшее танковое училище, был командиром роты. Ты кто, Федор Иванович? — обратился он к пожилому. — Главный инженер?

— Бывший главный бухгалтер, — уточнил Федор Иванович. — Пенсию получаю, но что на эту пенсию можно сейчас купить? Кормлю взрослых детей, которые сидят без работы, а самому приходится побираться.

Самый молодой из присутствующих представился учителем физкультуры средней школы.

— Знаешь, что я тебе скажу, — продолжил Федор Иванович, — раньше все мы были разные, государство с нами считалось. Каждый имел работу. Теперь мы все равны. Бомжи. Государству мы не нужны. Здесь, в основном, собралась бывшая интеллигенция. Мы эту власть еще проучим за издевательство над людьми. Я тут с одним таксистом-комбатом присматриваюсь к боевым машинам, расположенным в музее Великой Отечественной войны. Авось какую- нибудь запустим... Ладно, наливай, коль пришел.

Я предложил выпить за год уходящий. Но тут взял слово пожилой, Федор Иванович:

— А за что благодарить и кого? Бога? Так почему он так безжалостен к людям? Власть? — Он помолчал. — Судьбу — будь она проклята. Если пить, то только за себя.

Я спорить не стал. Виктор Иванович все же предложил выпить за старый год.

— Судьба наша тяжкая, — сказал он. — Мы не живем, а выживаем. Представляешь, вот этот наш коллектив, как стая собак. Очень нам всем нелегко, но мы пытаемся как-то выжить. Здесь нас лишь четвертая часть. Остальные сейчас «промышляют» кто где. Одни просят милостыню, другие собирают тряпки, бумагу, бутылки, третьи роются на помойках возле кафе и столовых: ищут пищу. За тряпки и бумагу получаем в приемных пунктах хозяйственное мыло, стиральный порошок, туалетную бумагу. Потом все это продаем. Вырученные деньги и милостыня идут на продукты питания, а также из них мы платим дань, и немалую, за то, чтобы нас отсюда не выперли. У нас, образно говоря, фирма, фирма нищих и обездоленных. Я предлагаю выпить за старый год, который позволил нам выжить.

Он быстро поднял стакан и выпил. Я хотел разлить остальное, но Виктор Иванович резко остановил меня.

— Ты можешь пить, — обратился он ко мне, — а нам надо работать. Почему, — обращаясь к стоявшим рядом, — вот эти, — указывая пальцем на спящих, — до сих пор валяются? Поднять немедленно, заканчивайте побыстрее с этим мусором! — обратился он к женщинам, — а то скоро закроют приемные пункты, а нам надо кое-что закупить, чтобы встретить Новый год как полагается.

Он четко раздавал распоряжения. Все засуетились, рассыпались, кто куда.

ВИКТОР ИВАНОВИЧ

— Запомни, браток, — сказал старший ночлежки, — главное в жизни — семья, дом, работа. Если ты потерял семью или работу, тебе трудно, но ты еще можешь выкарабкаться, но если ты потерял жилье... Ты потерял все. Поверь, я это испытал на своей шкуре. Меня из армии уволили без жилья и пенсии. Понимаешь, была причина, малость запил. Как увидел, что в армии творится... Вызывает меня как- то комбат, а я в то время исполнял обязанности его зама, и говорит: подготовьте мне графики выездов на полигон, на ночные стрельбы. Время прошло, он опять меня вызывает: подготовьте мне график ночных вождений. Конечно, готовимся в классах теоретически, на тренажерах, а время идет и никаких выездов. Причина известна — нет горючего. Затем собирает в конце квартала комбат командиров взводов, рот и начинает подводить итоги учебы. Ругается: не на уровне теоретическая, боевая подготовка, нет дисциплины и т. д. И начинает раздавать — кому выговор, кому еще что- то. Смотришь на эту канитель и тоскливо становится на душе. Жалованья не дают по нескольку месяцев, жена злая, ребенок голодный. В доме хоть шаром покати. Стал выпивать. Жена ушла. Запил после этого основательно, не выходил по нескольку дней на службу. Пару раз меня предупредили, а затем уволили за дискредитацию чести офицера. Оставшиеся мебель и одежду я продал. Была у меня в городе знакомая. Решил пойти к ней, но как же без бутылки? Денег нет. Решил продать свои афганские награды. Медаль «За отвагу», думаю, оставлю, а две остальные, которыми награждали всех, продам. На базаре на них никто и смотреть не захотел. Пришлось продать за 5 гривен медаль «За отвагу». На эти деньги купил бутылку водки, шоколадку и пачку сигарет. Ох, как она обрадовалась. Прожил у нее две недели, помог сделать кое-какой ремонт. Пытался устроиться где-нибудь на работу, но куда там... После очередных поисков работы возвращаюсь к ней. Стучу, она открыла дверь. Смотрю: какой-то мужик сидит, курит, на столе выпивка, закуска. Она посмотрела на меня и говорит, мол, зачем ты мне нужен, мне детей нечем кормить. И перед носом как хлопнет дверями. Я и опешил. Я никогда не был так унижен. Здоровый мужик оказался не нужен не только государству, армии, семье, но даже и этой женщине. Представляешь, какую армию разоружили без единого выстрела? Как же надо все это было так тонко продумать!

Я попытался его как-то успокоить. А он опять заговорил.

— Ладно, закругляемся, а то мы сегодня что-то разболтались. Заходи, рад буду видеть, — и на прощание сильно пожал мне руку. — Слушай, а может быть, все же куда-нибудь напиши о нас? Может, «верхи» и не знают, что творится здесь, внизу. А?

ЗНАЮТ ОНИ ВСЕ ХОРОШО

Я вышел из ночлежки. На улице уже было темно. Я вышел на бульвар, возле входа в метро толпилось много людей. Торговали сигаретами, елками, яблоками и другим «ходовым» товаром. В переходе было многолюдно, тесно и накурено. В этой толпе я увидел собак, их было много, раньше они в основном крутились наверху, на выходе, а теперь спустились вниз. Такого я раньше не видел. Наверное, это те, подумал я, которые отсыпались днем возле сторожки, а теперь вышли, как говорил Виктор Иванович, промышлять. Люди бросали хлеб, колбасу, конфеты. Если собакам не давать пищи, они наверняка начнут бросаться на людей. Не дай Бог, превратиться им в одночасье в голодных хищников, сколько беды они могут натворить!

Я шел домой. Вот моя квартира. На сердце стало легче. Вечером смотрю на казармы, в 20—25% окон горит свет, в остальных темно. Значит, здания пустуют. А не лучше было бы эти казармы переоборудовать под жилье для бесквартирных офицеров и прапорщиков? Дай клич, они сами своими руками все сделают.