Владимир Лис: Для меня нет «маленьких» украинцев!

Владимир Лис более известен как писатель. Особенно после того, как его ошеломляющий роман «Століття Якова» получил «Гранд Коронацию», то есть стал лучшим произведением за десять лет проведения известного литературного конкурса «Коронация слова»! Кстати, «Століття Якова» — среди нынешних номинантов на «Лучшую книгу ВВС». Также, по статистике сети книжных магазинов «Є», это — одно из тех изданий, которое лучше всего продается. Однако немногие знают, что Владимир Савич еще драматург (пять его пьес было поставлено в разных театрах Украины) и журналист (в настоящее время — редактор отдела политики общественно-политической газеты «Волынь» в Луцке). С нашим главным редактором их связывает не только землячество. (В Киеве или где-то еще, за пределами своего края, часто волыняне встречаются как родные) Когда-то Лариса Ившина проходила практику в газете «Советская Волынь», а Владимир Лис там работал в отделе пропаганды и агитации. С тех пор знакомство продолжается. Да, в этот раз, будучи в столице, писатель заехал в редакцию, чтобы подарить в частности своего «Якова» и получил от «Дня» фотоальбом и двотомник «Екстракт +200».

— Помнишь, когда у нас проходила практику, я сказал, что тебя, Лариса, ждет большое будущее? Во-первых, ты талантливо писала. А, во-вторых, была, наверное, единственной, кто после ее окончания выставил коньяк (Смеются).

Лариса ИВШИНА: — Ну, не только за это вы меня запомнили...

— А потом я наблюдал, как газета «День» набирает обороты. Через несколько лет, открывая издание, боялся, а вдруг увижу «откат». Слава Богу, «отката» не произошло. Очевидно, все понимают, что такое удерживать заявленную высоту! Я горжусь, что волынянка создала такую газету!

Л. И.: — Как я горжусь всеми вами! Владимир, я еще тогда присматривалась и прислушивалась. В наших волынских газетах были очень интересные типажи. Например, главный редактор «Советской Волыни» Поликарп Шафета.

— Поликарп Шафета создал для области необыкновенную газету! Во времена перестройки она достигла тиража 240 тысяч экземпляров! Даже попала в справочник ООН, заняв первое место по наполнению и тиражу на миллион жителей Волыни не только в Советском Союзе, но и, кажется, в мире.

Л. И.: — Недавно в «Дне» вышел материал москвича львовского происхождения Евгения Гонтмахера «...Я приехал в провинциальную Москву после европейского Львова» (№ 207 от 12 ноября 2010 г.). Так вот, когда я приехала из Луцка в Киев учиться, у меня не было ощущения провинциальности. Очевидно, прежде всего, потому, что у нас много читали. Чуть ли не каждая семья выписывала две, а то и три газеты. Понятно, в тех изданиях придерживались идеологических канонов, но, кроме того, на их страницах пробивалась жизнь.

— Хотя я работал в отделе агитации и пропаганды, и у меня была «отдушина» в рубриках «Взгляд на жизнь», «Человек и мораль»... К тому же, писал театральные рецензии — прошел две лаборатории: молодого драматурга и молодого театрального критика.

Как-то уже в наше время со мной произошел интересный случай. В газете мы раскритиковали одного негодяя из КУН как нечестного бизнесмена. А он, сделав из этого политику, вывел несколько десятков людей пикетировать редакцию. Вот я вышел к ним и слышу: «А, это — тот самый Лис, который в своих статьях писал, дескать, не существует никакой Украины». Схватив этого человека за руку, говорю: «Идем в нашу библиотеку. Если найдете хоть один мой материал против Украины и украинского языка, я публично отрублю себе руку. Если же нет, публично надаю вам по морде!» Тот сразу сник, начал бубнить, что, наверное, перепутал меня с кем-то другим... Шафету тоже попрекали тем, что боролся с буржуазным национализмом. Да, Поликарп — противоречивая личность. Но и эпоха была противоречивая. Знаете, было несколько случаев, за которые его особенно стоит уважать. Например, учительница хоронила своего брата со священником. Я просил Поликарпа Гервасиевича об этом не писать в газете. Аргументировал тем, что своего отца, который тогда как раз выкарабкивался после инсульта), если что, тоже хоронил бы с священником, понимая, что могу быть уволен с работы или исключен из партии. Та информация так и не появилась на наших страницах. Вот в таких моментах проявляется человек.

Л. И.: — Кроме того, в силу разных обстоятельств человека на Волыни значительно меньше, чем в центре или на востоке, что называется, лишали индивидуального пространства. А это значительно лучше, чем полностью уничтоженная свобода.

— Абсолютно. Многие из тех, кого отсылали на Волынь, вдруг открывали, что у этого «забитого» края своя богатейшая история! Известна фраза писателя Анатолия Димарова, дескать, приехал на Волынь сталинистом, а оттуда вернулся националистом. Ну, может быть, не сразу националистом, но в нем уже происходили трансформации.

Л. И.: — Кстати, в моей школе преподавало немало учителей из восточных областей. И было ощущение, что на каком-то этапе произошло сближение между нами. В результате они постепенно становились не совсем советскими людьми, как и многие волыняне.

Кажется, в начале 80-х к очередной годовщине СССР тогдашнему первому секретарю, который, очевидно, решил показать свой интернационализм, пришло в голову переименовать кинотеатр «Промінь» в «Москву», а отель «Світязь» — в «Россию». Помню, тогда по Луцку прокатилась волна негодования. На это обратили внимание и впоследствии, во время перестройки, старые названия таки вернули. Приведенный пример свидетельствует об одном — чувство СВОЕГО не было выкурено из человеческого сознания благодаря, в частности, редактору Поликарпу Шафете, журналистам из отдела агитации и пропаганды (!) Валентине Штынько, Феодосию Мандзюку и Владимиру Лису. Личности имеют большое значение!

— Когда мы переезжали из Херсонщины на Волынь, мне пришлось искать работу. Нашел. И редактор районной газеты сказал, что первый секретарь не любит тех, кто носит усы... Когда вышел оттуда, понял, что там работать не буду. Это было посягательство на «святое».

Л. И.: — Мне кажется, что у тебя усы были антисоветскими на вид!

— Возможно.

Л. И.: — Володя, скажи: кто с кем конкурирует за славой: писатель или прогнозист Лис?

— О прогнозах вспоминаю, когда кто-то просит. Уже несколько раз пытался бросить это дело. Но как только наступает 26 декабря — по «моей» методике каждый день с 26 декабря по 6 января определяет погоду на каждый следующий месяц года, — бывший редактор говорил и нынешний говорит, что это нужно для газеты: растет подписка, увеличивается тираж... Наверное, народ хочет, чтобы его обманывали. Как-то были даже два смешных случая. На киевскую презентацию моего романа «Маска» пришла некая экстравагантная дама и говорит, что в одной из столичных газет прочитала прогноз погоды на следующий год однофамильца нашего автора. «А может быть, это он и есть?» — спрашивает. Искусствовед Диана Клочко ей в ответ: «Да не может серьезный писатель таким делом заниматься!». Я вынужден был во всем признаться... В другой раз в Луцк приехала одна известная научная деятельница из Америки. Ее водили осматривать замок Любарта, университет... Наконец, привели ко мне. «Так вы работаете гидрометеорологом?» — спрашивает она. «Нет? Значит просто в Гидрометцентре?» — продолжает. «Я — главный шаман Украины», — прошу, чтобы ей перевели. Неизвестно, поверила ли мне эта дама, но начала что-то толковать о шаманизме. Хорошо, что я немного знал о бурятском, якутском — мог поддержать разговор...

Надежда ТЫСЯЧНАЯ: — Что вы ощутили, когда ваш роман «Століття Якова» стал лучшим произведением за десять лет проведения «Коронации слова»?

— Я не надеялся. Хотя у нас семья — писательская. Жена Надежда Гуменюк отмечена многими литературными премиями. Она — автор полтора десятка сборников рассказов и стихов для детей, пяти «взрослых» поэтических сборников, последний — «Голос папоротника», повестей «Встреча на Босом мосту» и «Тайна Княжьей горы», романа «Белый волк на Черном пути». Еще при советах я издал повесть «Там, за порогом» и роман «Астры на срубе». Затем писал, по сути, на протяжении десятилетия. Когда объявили конкурс «Коронация слова», два года подряд становился лауреатом. В 2008 году за «Остров Сильвестра» получил первую премию. А в этом году, собственно, «Гранд Коронацию». Знаю, что про «Століття Якова» говорят — судьба полищука Якова взволновала многих.

Н. Т.: — На какие темы, по вашему мнению, сейчас надо писать книги?

— Обо всем. Однако прежде всего — о настоящем, живом. Так как сегодня, кажется, ценна жизнь только депутатов, министров... Припоминаю, как когда-то один регионал сказал о Юрии Луценко, который тогда еще не был министром: «Кто он такой? Ни министр, ни депутат, даже не лидер политической партии... Вообще никто». И я подумал: «Бог мой, если следовать такой логике, тогда 99% украинцев — тоже никто». А мой Яков — настоящий: пашет землю, растит детей, любит людей... В одной рецензии встретил замечание, дескать, книга Владимира Лиса о маленьком украинце, у которого хата с краю. Это не так. Для меня он — великий украинец! Великий оттого, что противостоит всем неурядицам своим стоическим отношением к жизни. В решающие моменты, когда надо защитить семью, деревню, проявляет свои лучшие качества: мужество, отвагу... В романе есть несколько эпизодов, лично важных для меня. Главный герой не пускает своего брата громить польскую колонию, аргументируя, что тот никогда от этого не отмоется. Затем, когда Яков с полячкой идут спасать украинское село. Явно идет на смерть. Понимает, что остаются маленькие дети, и все равно идет вместе с ней. Очевидно, мог не пустить женщину, однако решил поддержать ее выбор. Наконец, эпизод с ветераном, чей товарищ-галичанин Зенько подстрекает его к бегству на Запад, иначе — погибнет. Тот не соглашается, так как даже если здесь пропадет, семье обязаны будут выдавать паек, а так она останется без хозяина и... без пайка. Подумать только, человек даже в такие моменты заботится о семье! Я перед тем писал очерки о наших волынянах, воевавших в польском войске, Красной армии, некоторые были в УПА. И им удалось выстоять, выжить и дожить до ста лет, сохранив ясную память, философское отношение к жизни. Секретом долголетия многие называли чувство ответственности за семью и сильное желание узнать, что и как будет дальше.

Н. Т.: — Так Яков — собирательный образ?

— Ну, как сказать. Там есть моменты, которые имели место в реальности. Например, Яков идет к реке, набирает воды и не гибнет. Командир, отправляя его, собственно, сказал: «Тебя не убьют — ты верующий». Мне говорят, что не может быть такого, а этот эпизод взят из жизни. Так вот, я собрал ряд фактов, немного дофантазировал и создал собственный образ.

Л. И.: — Как-то я обратила внимание на фразу Отара Иоселиани, даже процитировала ее в своем предисловии к «Екстракту +200». Итак, выдающийся грузинский режиссер говорил о том, что у украинцев давняя богатая история и культура, великий кинематограф, который олицетворяют Александр Довженко, Сергей Параджанов, Иван Миколайчук, Юрий Ильенко, поэтому, наконец, сообщите о себе миру! Владимир, какие смыслы надо закладывать сегодня, чтобы в других странах услышали наш голос?

— Надо говорить о чем-то особенном, нам присущем. О чем-то, чего нет, так сказать, у поляков, немцев, французов... К сожалению, ситуация такова, что есть немало украинских писателей, чьи произведения, если их перевести, могли бы быть интересными где угодно. Однако они не на слуху.

Л. И.: — Названия их, пожалуйста.

— Фантастические писатели Евгений Пашковский из Киева и Бронислав Грищук из Хмельницкого. Рад, что в последнее время на слуху Галина Пагутяк из Львова. Сейчас в городе Льва есть два сильных прозаика: собственно, она и Галина Вдовиченко. Александр Жовна, который работает в интернате для детей с физическими и психическими отклонениями на Кировоградщине. Кстати, по его повести Роман Балаян снял фильм «Ночь света». Неповторимая проза у Константина Москальца. Мне она больше нравится, чем его поэзия. Также следует назвать Ксению Харченко, Степана Процюка, Галину Петрусеняк, Леонида Кононовича...

Л. И.: — Не так давно один одиозный министр сказал, что в украинской литературе нет фигур такого масштаба, как Толстой и Достоевский... Какие эмоции у тебя, Владимир, вызывают такие высказывания?

— Такое сказать мог только ущербный человек. Так как не может действительно интеллигент, интеллектуал возвышать один народ над другим. Например, такой маленький народ, как исландцы, создал замечательную литературу.

Возможно, сейчас я говорю крамольные вещи. Мне Достоевский нравится, хотя, конечно, не все. А что касается Толстого, то никогда его не любил. Более того, считаю прозаика великим лицемером. А когда читаешь частные письма писателя, где тот пишет что-то наподобие, дескать, литература — это несерьезно, серьезно — купить еще несколько десятков гектаров земли — это настоящая жизнь, думаешь: да никто не мешал ему покинуть свое писательство. Однако эти письма не печатают! Скромно замалчивают, что он в четырех губерниях владел огромными земельными участками. А чего молчать?.. Не должна быть фигура в молчании — ни художественном, ни общественном, ни частном...

Если говорить о нас, то мы имеем гениального в прозе Василия Стефаника, талантливого Виктора Петрова-Домонтовича, глубокого Романа Андрияшика, который недооценен, философского Валерия Шевчука... А Валерьян Пидмогильный, который только двумя своими романами «Город» и «Маленькая драма» сказал столько, что другие десятью и даже пятнадцатью не сказали! Нам не надо ни на кого равняться, просто создавать оригинальную литературу. Как-то Оксана Забужко метко сказала: почему миру не может быть интересен полесский крестьянин, если интересен житель Макондо, созданный Маркесом?.. И в самом деле, чем лучше жители латиноамериканской Сельвы или турецкого городка, заметенного снегом, которых Орхан Памук представил миру?..

Н. Т.: — И в чем причина?

— Нам надо издаваться и рекламироваться. Например, скандинавские страны Норвегия, Дания, Швеция и Финляндия выделяют на переводы своих прозаиков и поэтов колоссальные средства. Как результат, мы их знаем и читаем. Если бы в Украине действовала такая программа! Мария Матиос, по моему мнению, создает такую литературу, которая может заинтересовать читателей из других стран. Оригинален Тарас Прохасько. Какой был писатель Ярослав Павлюк из Львова! К нему все приезжали и не могли нахвалиться гостеприимством. Человек умер. Остались неизданные романы. И нет тех, кто бы их издал.

Л. И.: — В чем черпать оптимизм?

— В начале 90-х годов приходилось отвечать на подобный вопрос. Его задавали читатели в своих письмах, посетители редакции. Я отвечал коротко: в семье, в традициях, в чем-то таком — вечном, что передается из поколения в поколение. Когда-то моему сыну Сергею в школе задали задачу исследовать родословную. Мы исследовали до седьмого колена. А в его классе, как рассказывал он, большинство мало что знали о дедушках-бабушках, не говоря уже о прадедах-прабабушках. Я думаю, что оптимизм вот в чем: мы будем утверждать то, что знаем о собственной семье, крае и стране. И будем цепляться за это, как дерево изо всех сил цепляется корнями за землю.