«Цветочный магазин переехал»
После фундаментального запоя, в котором утро впереди зубной пасты, неизменно начиналось со спирта — эмоции притупляются, а ощущение цвета взлетает до горных пиков, верхушками которых насвистывает сильный ветер.
Я брожу по незасеянным полям жизни, в основном, опустошенный: меняю рестораны, локации и притоны один за одним, как будто их счетчик может на что-то повлиять.
Из толкотни в СХЕМА — на безымянный квартирник, из кинотеатра «Киев» — в портовый ресторан Under Wonder, из уютного Сloser — на песчаный берег River Port. Оттуда — на Киевское море, чтобы вернуться домой с карманами, полными водорослей и сладкой ваты слоисто-кучевых облаков. Я буду раздавать ее прекрасным незнакомкам на улицах, обтрушусь от последних обломков солнечных лучей и зароюсь в антиприроду неонового сияния локации Plivka, среди сумеречных дебрей Довженко-Центра. Говорят, будет концерт.
Вывеска над баром пылает всеми оттенками голубизны Blade Runner, горит синим огнем Визериона, и сияние это — холоднее Red Bull со льдом, свежей ледяной воды, которую я набирал среди ночного тумана в реке Сахан в большую флягу двадцать три дня назад. Магнетичнее глади Киевского моря, в которую погрузился с головой, из которой так и не вынырнул.
Звуки концерта похожи на бросок ржавой батареи с пятого этажа об асфальт. И батареи эти — летят без остановки. Водопады батарей, сотни тонн чермета каждую секунду падают с неба и исчезают в черной бездне прямо под ногами: макроструктура металлургического комбината здесь настроена на вечность.
Спасая уши выбегаю на лестничную площадку, курю неторопливо и изучаю катастрофу головного мозга — монохромную графику седьмого цвета ада, обильно нанесенную на стены и двери. Среди рябого черномазья и неуместных англицизмов сияет клочком снега бумажное объявление «Цветочный магазин переехал». Видимо, не выдержали соседей. Конечно, не выдержали. Как их здесь выдержишь? Заваливаются ночью, врубают свои наркоманские приколы, свой импульсивный свет эпилептических барокамер, валяются на кожаных диванах тюленями, хапают на балконе до раннего утра и спрашивают друг друга: «Откуда ты? Как долго здесь будешь? Как тебе этот город? Какоц город следующий? Что за перформанс?». В конце концов, обнимаются.
До скрежета зубов положительно как для места с таким количеством граффити на квадратный метр настенного пространства. Понятно, почему владельцы магазина не выдержали.
Нужно бежать.
И я бегу, прямо посреди разговора. И знаю, что на дворе такая же пустота: бессюжетное и поэтому логическое ее продолжение. От болезненно-желтого фонарного света укрылись звезды, а красная Луна утонул в каменном море небес. Пошел на дно непроглядного громадья туч, вес которого провоцирует шифровать о повышенном артериальном давлении. Я бы не хотел сейчас умереть — там, над нами, в Раю, одна лишь темнота, только иногда мигает низкотемпературный багрянец бортовой аэронавигации: это ветер несет на Жуляны дредноуты, фрегаты и частные джеты.
Прозрачную каменную пленку киевского воздуха смыть так же сложно, как избавиться от мазута метрощита. Даже цвета не спасают: национальная лотерея «Золоте руно», супермаркет «Велика кишеня» и кафе-бар «Сытный дом» — скупые и уродливые огни вывесок мрачного города в окрестностях цивилизованного мира даже ослепить не способны, только раздражают, сбрасывая в кучу случайные, бесформенные мысли.
Я заползаю домой, ставлю на повтор Брайана Ино и падаю в кровать без сил, а моя большая кошка залезает на грудь и урчит. Как мотороллер.
Тихо, говорю, тихо. Сейчас такое расскажу — не поверишь: «Цветочный магазин переехал».
Кошка урчит.
