Каждому Петрарке - по Лауре
Читаю давнишний британский роман - «Дом сна» Джонатана Коу. Женщина видит сны, более реальные, чем повседневная жизнь - часто их путает. Одинокий мужчина несколько лет не спит, сновидения ему заменяет кино - он кинокритик, можно догадаться. Юноша влюблен в девочку, которая путает реальность и сны. А она, впрочем, лесбиянка. Ее ревнивая партнерша как-то полушутя, но с полной жестокостью советует горе-любовнику книжечку о «силе собственной руки». Все там запутанно в этом романе, где фантазии заслоняют реальность, одиночество питается иллюзиями, а окружающие, - говорит автор, - никогда не поймут ваших навязчивых идей и состояний.
Интересный роман. А еще: удивительно элегантный и смешной способ подумать не только о фантазиях, но и об удовольствии от них. Хотя к чему я здесь злоупотребляю эвфемизмами? Прямо говорю: хорошая книга об онанизме.
Мастурбация была самым мощным стимулом социальной паники на рубеже ХIХ и ХХ вв. Онанистов обоего пола преследовали, контролировали и наказывали. От того, чтобы быть каждую ночь зашитым в одеяло с руками «навыпуск», до химической и механической кастрации. До хирургического удаления клитора. До вечного системного ужаса. Тот фрейдистский «страх кастрации», который мы «читаем» как удачную или неудачную (кому - как) метафору, при разработке этого концепта в начале ХХ в. был совсем неметафорической угрозой и психике, и физиологии юных мастурбаторов.
Те, понимаете, чудовища, которые нагло себя удовлетворяли, внушали беспокойство обществу. Потому что, во-первых, кто им дал право на автономное и независимое от другого наслаждение. Потому что, во-вторых, это просто таки разбазаривание физиологических ресурсов и бесплодное буквально упражнение. Как и искусство, кстати, которое полезный продукт не создает в принципе. И наконец (но, по правде говоря, этот пункт только и важен), мастурбировать - значит, полностью отдаваться и подчиняться собственному воображению, воображаемому. Возбуждение онаниста - это абсолютная власть воображения, он/она реагирует не на реальный объект, а на фиктивный по определению. Разрешить чему-то призрачному полностью овладеть человеком, о нет, этого сознательное общество, переполненное гордостью от силы своего разума, позволить не могло!
Волна борьбы с онанизмом начала стихать после Первой мировой. И даже не потому, что появились куда большие проблемы. А потому, что стало очевидно: ничего наш холодный контролируемый рассудок не способен контролировать. Полностью легитимирована мастурбация была в 60-х, во время сексуальной революции. Напомню, что одним из лозунгов в 1968 году был призыв «Вся власть - воображению». Разумеется, речь шла не об онанизме. Но почему бы и не о нем тоже?
Возвращаюсь к литературе. Известный французский культуролог перечитал корпус куртуазной литературы и пришел к такому выводу. Единственный способ писать о любви, который читатель воспримет как «правду жизни», - это рассказывать о счастливой безответной любви. Именно так – безответной и счастливой одновременно, то есть двое любят друг друга, но вместе им никогда не быть. Иначе это и не любовь вообще.
Тристан и Изольда, безумно, хотя и не по своей воле влюблены, в постели между собой положат меч. Они, ясно, что обпились приворотного зелья, но госпожа замужем вообще-то, надо сохранить ее честь. И нервно издалека (ну, не так уж издалека, а на другом конце кровати) зевать и петь ей всевозможные стансы. Дальше - больше. Данте и его вовремя умершая Беатриче, которая заслужила право стать музой в его романе и ангелом в его поэме. Петрарка и Лаура, это вообще «комплекс Пигмалиона, уровень: Бог». Поэтому несчастному древнегреческом скульптору пришлось хотя бы руки в глине испачкать, пока бабу себе вылепил. Петрарка с Лаурой даже не поздоровался ни разу. Но искренне говорю: Петрарка - мужик! Он сделал самую честную вещь, которую только можно: рассказал о своем чувстве Лауре (хотя растрындел всем остальным на несколько веков вперед). А та женщина прожила себе счастливую ординарную жизнь: вышла замуж, родила детей, вышивала какие-то себе гобелены. Потому что есть воображение и мастурбация, а есть реальная женщина и любовь - и не надо их путать. Потому что есть литература, где фантазии в почете, и жизнь, где фантазиями занимается разве что проплаченный психотерапевт.
Что сказать о любви в романтической литературе? Как подытожил популярный в 1990-х стендап-поэт, «любви моей не опошляй согласьем». Короче: «Будь красива и молчи». Где-то сила воображения внушает ужас, потому что Другой тебе не нужен, а где-то она является основой для адекватного взаимодействия с Другим. С читателем, например.
Лучшее литературное произведение о любви из тех, что мне попадались, - повесть «Некрофил» француженки Габриэль Витткоп. Написанная в начале 1970-х, она была дебютом писательницы, который сделал ее популярной в узких кругах. Кто здесь главный герой и от чьего имени ведется повествование, уже из названия ясно. Он выкапывает тела и приносит их домой. Там он их моет, одевает, причесывает, любит. Он осознает, что его увлечения скоротечны - портятся труппы. Но от этого он переживает свою любовь страшно интенсивно. Он осознает, что не получает в полной мере обратной реакции от объекта любви. Но он может каждому из них придумать историю и прожить ее за них. Затем избавляется от окончательно непригодного трупа, и все заново. Безответной любви не существует, зато каждая - счастливая. Невероятно честная книга о любви. Представьте!
Какие тут выводы можно сделать? То, что плохо для психического здоровья, хорошо для литературы? - Тоже мне, Америку, ты смотри, открыла.
А в «Доме сна» все наладится, кстати. Парень забросит кинокритику и научится спать. Ревнивица самоустранится. Влюбленный придурок сделает операцию по смене пола и завоюет себе женщину. И только ту полезную книгу о «силе собственной руки» так никто и не прочитает. А зря.
