Управление имитацией
Анализ и управление большими системами предполагает несколько подходов к их изучению. В частности, существует подход, которой оперирует наборами решений, обусловливающих влияния на исследуемую систему, с целью достижения ею желаемого состояния. Этот подход широко применяется в анализе операций и системной инженерии. Но при анализе сложных многокомпонентных социальных систем этот подход работает с существенными ограничениями. Влияния на большие открытые системы, состоящие из многих взаимосвязанных динамичных компонент, во многих случаях приводят не к изменению состояния системы на желаемое, а к созданию новой системы - с плохо прогнозируемой динамикой и непредсказуемой эволюцией. Чтобы управлять сложными системами с учетом непредсказуемых системных последствий управляющих воздействий, нужно иметь не только корректные наблюдения состояний исследуемой системы, но и адекватные модели этой системы. Задача становится еще более сложной в случае, когда управляющий агент находится внутри, то есть является компонентой системы. Такого рода подходы разрабатывает современный системный анализ. Они довольно сложны и неочевидны, но работают гораздо эффективнее, чем традиционные.
В частности, они позволяют качественно и количественно понять, что каждое новое решение приходится принимать не просто в новых условиях, а в новой системе, созданной последствиями влияния, которое вызвало предварительное решение. Итак, нет смысла пытаться повторять (а тем более - имитировать) управляющее воздействие, которое в прошлый раз привело к созданию системы в определенном состоянии - в новой системе это не сработает. Так что, конструирование управляющих воздействий на социальную систему через имитацию - безнадежное дело.
Но практика имитации показательна. Во-первых, она указывает на сторонников устаревших методов управления, которых на самом деле в мире осталось не так уж много, и подавляющее большинство из них - это апологеты авторитарных режимов. А во-вторых, имитирующие воздействия обычно легко проследить и определить источник и цель управления.
Вот, например, когда мы анализируем активность наших новейших «серийных революционеров», которые с болезненной хроничностью пытаются организовать очередной массовый протест, мы ошибочно полагаем, что они пытаются сконструировать «имитацию Майдана». Думаю, это не так: они косплеят вовсе не Майдан, а российское представление о Майдане. С проплаченными наемниками, провокаторами, «тайными организаторами» и другими обязательными атрибутами российской антиукраинской пропаганды. То есть они имитируют Россию. Имитирующую СССР. Который умер, и труп которого разлагается в захламленных джунглях российского имперского мировосприятия. Мировосприятия, основанного на демонстративном отвержении закона, на праве силы, на изоляционизме, замаскированной коллективизмом безответственности, показательной надменной грубости и тотальном искажении реальности. Мировоззрении, которое все эти имитаторы и воспроизводят тщательно в своих нелепых уличных упражнениях.
На такую имитацию могут клюнуть те, для кого имперский дискурс является естественным и безальтернативным. Например, перекормленные многолетней тотальной пропагандой россияне; а также искалеченные колониальными культурными кодами наши отечественные «хохлы» и «малороссы». Но все же, Украина - не Россия, что в последние годы доказано экспериментально. Поэтому успешность такой имитации очень сомнительна. Но всегда существует много «но».
В частности, существует фактор «спровоцированной деградации». В последние годы нас всеми силами - как внешних противников, так и внутренних полезных идиотов, аферистов и провокаторов - заставляют поверить, что Украина - таки Россия, нам навязывают российские лозунги, имиджи и месседжи, пытаются воссоздать российскую повестку дня и паттерны поведения российского социума. Все это плохо приживается на нашем - достаточно разнообразном - социальном грунте; но всегда найдутся те, для кого отсылки к ложно но просто представленному «славному прошлому» и искаженным до примитива «традиционным ценностям» окажутся приемлемыми и созвучными.
Вопрос, собственно, заключается в том, насколько глубоко распространилась деградация общества, насколько мы архаизировались под влиянием военного и социального стресса, насколько за последние четыре года под напором демагогов мы утратили взаимное доверие, веру в авторитет знания и опыта, потеряли навык к критическому мышлению, поверили в магию «простых решений». Достаточно ли, чтобы принять за чистую монету этих «имитаторов косплея чужой имитации»? Или, наоборот, практика имитации способствует дальнейшей деградации социальной дискурса и архаизации социальных отношений? Собственно, примитивизация общества, приведения нас в тождество с противником и является целью этих «имитаторов».
Здесь надо сказать, что наш общественный дискурс деградировал ощутимо, и почти во всех отраслях: за шумным хаосом невежд мы энергично игнорируем любую разумную мысль. И дело даже не в «институте репутации», о котором мы много говорим в последнее время, а в том, что пренебрегать границами своей компетенции при формировании публичной позиции становится социально одобряемой нормой. Потоки дилетантских «мнений» по любому поводу, даже от специалистов, не только не вызывают недоверия, но и активно одобряются и распространяются аудиторией. Итак, каждый из нас должен прекратить выражать безапелляционные мнения по поводам, которые находятся за пределами его профессиональной компетенции. Это вопрос личного следования первичным канонам профессиональной этики. И это может если не остановить, то существенно замедлить деградацию общественного дискурса.
Кроме того, можно заметить еще одну важную черту «управления имитациями». Имитирующие влияния обычно приводят к инструментализации социальных коммуникаций и отношений социальных групп и институтов, что является отдельной существенной опасностью.
Казалось бы, по большому счету, все инструменты влияния общества на государственные институты следует считать полезными и нужными, и если не развивать их, то хотя бы не мешать их проявлениям, - пусть это даже будет и имитация стихийного протеста. Но на самом деле, вопрос не в уместности уличных протестов при наличии других возможностей реализации своих интересов, а о формировании гражданских институтов, как необходимом результате протестной самоорганизации общества. И тут оказывается, что имитационные формы протестной активности не только не способствуют институционализации общества, а наоборот - разрушают самоорганизацию. И, собственно, это и является самым опасным в нашей сегодняшней ситуации.
Впрочем, к сожалению, все это - и деградация дискурса, и нашествие популистов и распространение «протестного косплея» - является совершенно естественным и было вполне предсказуемым явлением в наших непростых условиях. Но ключевой вопрос не в том, как эволюционирует система сейчас, а в том, как наши решения могут ее менять. И на этот вопрос мы сегодня можем дать преимущественно эмпирический ответ. В том числе и из-за недостатка данных. Если бы наши «социологи», вместо штамповки заказных «политических рейтингов» на самом деле системно исследовали состояние общества, мы бы знали, чего нам ждать завтра. А так - наблюдаем, анализируем и, как всегда, надеемся на здравый смысл, чувство юмора и извечное стремление нашего народа к истине.
