В Иловайском августе, после войны
Август больше никогда не будет просто августом. Солнце будет так же палить землю, так же будут вростать пузатыми боками в черноземы арбузы и дыни, так же будут наливаться семена в тяжелых головках подсолнухов, которые уже не крутятся с востока на запад, и в прозрачном воздухе так же будет слышаться горячий шепот близкой осени, но август больше никогда не будет просто августом. Тем, что приходил каждый год. До войны. До Иловайска.
Летом 2014-го все мы были другими. Насквозь пропитанными патриотизмом идеалистами, беспомощными и наивными в своих ожиданиях скорого завершения войны. Мы ловили взглядом каждый флаг, выброшенный с балкона, каждый сине-желтый флаг на лобовом стекле, каждую ленту на рюкзаке или запястье, и радовались, что нас много. А значит — скоро мы победим, и эта дикая, похожая на страшный сон реальность, сменится другой, привычной и мирной.
Когда кто-то первым написал, что нужно готовиться к зиме — первой зиме нашей странной войны — мы не поверили. Одна за другой прошли все стадии принятия неизбежного. Отрицание: «Да до какой зимы, до холодов все закончится!». Гнев: «Какого черта мы не освобождаем наши города!». Торг: «Ну хорошо, может быть еще осень повоюем, но к новому году уже точно все. Эта война не может продолжаться долго». Депрессия: «Какой смысл что-либо делать, если мы ничего не можем изменить?». Принятие «Кто знает, где купить бушлаты и валенки по хорошей цене?». Август катился вперед, как спелый перегретый на солнце арбуз, а мы мыслями уже были зимние.
Как раз тогда я подружилась в соцсети с бойцом батальона «Донбасс», который ежедневно писал короткие информационные сообщения и постил фото из Иловайской школы.
«Сегодня по нам снова работал «Град». Сегодня убитых нет, есть один раненый. Помещаю фото главного входа в школу. Третье фото — с того места, где вчера рано утром упала первая мина из миномета. За два-три метра оттуда пацаны заваривали чай. В результате — семь убитых, один из нашего батальона и шесть гостей из других подразделений. Р. S. Публикую не слишком радостные фото. При этом верю, что мы сможем сохранить нашу страну и одержать убедительную победу над террористами. А эти фото будут служить напоминанием, какой ценой нам досталась победа».
Это было последнее сообщение. 28 августа 2014 года. Сколько я ни обновляла страницу, новых сообщений не было.
Вместо этого на телефон посыпались звонки. Звонили матери, жены, волонтеры. Кричали, плакали, угрожали, умоляли, проклинали. И мы лихорадочно обрывали все найденные в интернете телефоны, не до конца осознавая, что происходит в Иловайске и почему не идет помощь.
В моей жизни было всего несколько моментов, когда со мной прощались. Иловайск — один из них. Сложно передать то чувство беспомощности и бессильной ярости, когда за несколько сотен километров от тебя ждет смерти человек, с которым ты только что говорил. Я никогда не встречалась с ними, далекими защитниками маленького, ранее неизвестного мне города, но их голоса — это все, что я хотела слышать в конце августа три года назад.
До конца последнего летного месяца 2014 года война для меня была
чем-то абстрактным, что имело свое маленькое конкретное выражение: распарованные камуфлированные китель и брюки — верх «бундес», низ «дубок», чьи-то бывшие в употреблении, но еще крепкие берцы, десяток черных буханок хлеба, килограмм подтаявшего масла, детские рисунки в желто-голубых тонах и сто гривень сверху — «на бензин». Моя война проходила в Харькове, в квартире, заваленной коробками и пакетами — «радостями волонтера». Лишь изредка та, настоящая далекая война, прорывалась в эфир незнакомыми голосами и свистом «прилетов».
После Иловайска она засела во мне, как старый осколок в теле, закапсулированный от времени. Я училась говорить «крайний» вместо «последний» и забыла фразу «этого не может быть» — потому что было все, что когда-то казалось невозможным. Потом еще будут Донецкий аэропорт и Дебальцево, но именно иловайский август принес осознание того, что эта война, нежданная и ожидаемая одновременно, отнимет у нас все силы и всех лучших.
Этот август бьется в окно порывистым ветром воспоминаний.
О страшных новостях, подсолнечниковых и кукурузных полях, о смерти и отчаянии, страхе и отваге. На аватарках в Facebook появляются подписи «Я помню Иловайск-2014», откуда-то вылезают ряженые фейковые герои, которые громче всех будут кричать о своих вымышленных геройства и бить себя в грудь, завешанные декоративными медальками. На войне всегда умирают идеалисты, а негодяи превращают ее в выгоду для себя. Наша земля до сих пор теряет свои сыновей, но мы не потеряли веру в победу.
Когда-то военный психолог сказал мне, что через много лет после завершения этой войны бывшие враги, встретившись, больше не почувствуют ничего. Не будет ненависти и желания убить того, кто когда-то смотрел на тебя через прицел. Пример встреч ветеранов Второй мировой доказывает, что, наверное, так оно и будет. Ненависть на войне привычна и логична, она возникает сама собой — ненависть к тем, кто хочет убить тебя, кто пришел на твою землю с оружием. Но невозможно жить войной, которая завершилась 20 или более лет назад, когда за твоими плечами — и за плечами твоего бывшего врага — стоят дети и внуки. Даже если та война до сих пор живет в тебе. Однако сейчас сложно представить примирения тех, кто шел по Иловайскому «зеленому» коридору, и тех, кто их расстреливал. Война продолжается. Раны еще свежие, они еще кровоточат и невыносимо болят.
Все войны заканчиваются, и даже эта война когда-нибудь закончится. Стихнут взрывы, исчезнут блокпосты, разминируют нашпигованную боеприпасами землю саперы. Но каждый год будут приходить наши новые месяца: иловайский август, даповский январь, дебальцевский февраль ... У памяти нет срока давности. В августе, после войны, я снова вспомню посты того бойца батальона «Донбасс» — он попал в плен, и его обменяли только через полгода. Вспомню фото Иловайской школы и выжженные подсолнечниковые поля. Вспомню тех, кто навсегда остался в Иловайском августе и поблагодарю Вселенную и Бога за тех, кто из него вернулся.
Юлия ИЛЮХА, журналистка, писательница, Харьков
