Прости, дружбан, я нынче завязал...

Когда у близкой уже осени появляются внятные резоны напомнить о себе, к счастью, только намеками, начинаешь сочнее вспоминать свои картинки лета. Опытные эксперты, антиквары, коллекционеры всегда изучают провенанс (историю владения, родословную) того или иного произведения, чтобы быть уверенным в его подлинности, и все равно иногда ошибаются. История владения собственными впечатлениями всегда твоя, истинная, пусть и нехитрая, без претензий, но и без подделок. Это как картина, приобретенная в минуту, когда художник закончил писать. Ты все время стоял в ожидании за его спиной и принял из рук в руки, еще теплую.

Многое из того, что запомнилось, заставляет снова улыбнуться, смягчиться. Появляется желание что-то рассказать друзьям и, увидев, как они звонко смеются, снова пережить эпизод. Главное, нет нужды в том, что доказано, важно только то, что прочувствовано. И тогда жизнь на краю счастья становится самим счастьем. Правда, и мышь в клюве орла, ощутив невиданную скорость, может почувствовать себя на вершине особого успеха. Впрочем, чего это вдруг, к чему такие ассоциации? Лучше вернусь к названию.

На сельском празднике купальской ночи на берег реки собрались нарядные юные и зрелые. Мгновенно залюбовалась их вышиванками. Наблюдая такое действо из года в год, замечаю, как все-таки изменились гости (они же и хозяева) праздника. Теперь многие приехали к майдану у костра на своих машинах, забегая вперед, скажу, что, в отличие от прошлых лет, весь мусор после гуляний был убран уже утром.

Ночью женские голоса хора так нежно звучали, девичьи хороводы так завораживали, что подумалось — вот и отшлифовался вкус. Неужели исчезла похабщина музыкального сопровождения и, наконец, можно уловить душевность праздничных ритуалов?

Правда, таких восторгов хватило приблизительно до часа ночи. Затем, когда отчалили почти все взрослые да семейные, врубили молотоподобную музыку. Ребята уже были немного подогреты, и если твой дом находится совсем рядом с местом гулянки, все равно не уснуть до рассвета. Вот и я ходила по своему саду, присматривалась, все ли в порядке. Стоя на террасе, запрокинув голову, смотрела на небо, где разгорались шекспировские страсти: гроза хотела, но не могла, грохот уже давным-давно устаревших записей все нарастал, и вдруг ясно разобрала слова какой-то дурной песенки: «Прости, дружбан, я нынче завязал, ты выпей сам, а мой разбей стаканчик». Пошел дождь, а я все стояла и смеялась, как ненормальная, а может, уже и плакала. Тема этого разбитого стаканчика так выразительно пульсировала, так скорбно плакала и одновременно нахально стирала тонкую поэтичность первой половины загадочной ночи, что в итоге остался в памяти какой-то нечетко осознанный шарж.

Правда, в ту ночь были еще и вареники со всевозможными начинками, которые слепили местные хозяюшки, замесив тесто на отменной сыворотке. И вот они-то точно были настоящими. Провенанс изучен досконально (плюс два килограмма), и, назло пророчеству песни, свой стаканчик вовсе не разбила. Кто-то уже пел на свой лад, и звучало это совсем уже злободневно: прости, дружбан, я не разбил свой стаканчик. Ведь все смотрят новости и реагируют живо.

Одна пани призывного возраста, одновременно уминая и сладкие, и острые вареники, так разухабилась, что все звала кого-то, привлекая зазывно новым стаканчиком. Желающие нашлись.

В общем, праздник под утро был слегка во хмелю, костер уже не пылал жарко, а только грел, свернувшись, как домашний кот, не пострадала ни одна из березок, высаженных тут пару лет назад. Получается, все почти удалось.

Союз дивного воздуха раннего утра, запаха реки и дождя, что выкупал со старанием, напоминающим чуть ли не домогательства (однако в суд не подашь, это не у них там за далекой неизвестной рекой да океаном), превратил местный компактный маленький анклав в целый мир. Он сумел быть сладким и острым, горьким и пресным. Имея достаточно вкусовых и обонятельных рецепторов и, как у каждой женщины, цепкую связь двух полушарий мозга, чтобы быстро все сопоставить, делаю вывод: привлекательность этой ночи — именно в миксе всего прочувствованного, если, конечно, нет мании и обязательного стремления ухватиться за некий знак эпохи. Маленькая порция впечатлений разве так уж мала?..

Да и лето в самом соку, его пенсионный возраст, слыхали, продлили, закусив сентябрем, да и октябрь, пожалуй, сгодится.

Воспоминание — лишь первая строчка в предосеннем досье. Километры ярко-желтых полей с верноподданными подсолнухами перехватят инициативу, и забудешь все, онемев от восторга.

Осень — большая баловница.