Связная эпох

Ирина Александровна Левчанивская умерла на 98-ом году жизни. Об этом 1 мая мне сообщил по телефону Борис Павлович Ревенко. Именно он девятнадцать лет тому назад, в один из майских дней познакомил нас с пани Ириной в помещении луцкой киностудии «Волынь». Здесь (как говорили, «в укромном месте») тогда уже немолодая женщина монтировала какие-то пленки.

— Дожились... Уже и у вас молодежь от кино убегает... — попробовал пошутить я.

Борис, бессменный руководитель волынских кинолюбителей, прошептал: «Тихо, это же наша легенда!»

...Уже в декабре того же 1992 года появился наш фильм «Пани сенатор», где главной героиней была Ирина Александровна. Рассказ был о ее маме Елене Левчанивской, которая стала первой женщиной-депутатом в Сенате Речи Посполитой от Волыни 1922—1927 годов. Сенатор отстаивала права украинцев, полонизированных правительством Пилсудского, выступала в Европе в защиту земляков, чем вызывала большое недовольство со стороны власти. Но арестовали Елену Левчанивскую только во времена «первых Советов».

Что поражало в общении с пани Ириной — это ее удивительная память и глубокая эрудиция. Видел, как все ее уважали, но и... боялись. Наша героиня не допускала малейшей неточности в работе с любым историческим материалом. Рассказывали, что когда местный краевед в своей книге ошибся с датой открытия одного из луцких мостов, она при встрече демонстративно не подала ему руку. Но снимая документальный фильм, мы все время искали какие-то неожиданные ситуации, которые позволили бы не искусственным путем обнаружить черты пани Ирины. А это ее раздражало...

«Вот, скажите точно, куда идти, что говорить», — или же: «Объясните, а почему именно здесь? Здесь мне не нравится». Как-то не выдержал и я: «Ирина Александровна, уважаю вас как режиссера, но здесь, простите, руковожу я!» Кажется, тогда моя логика подействовала.

Однажды заехали за ней, а она: «Сегодня не смогу». Оператор Володя Кирсанов смотрит на меня. Говорю: «Включай камеру!» Так родился тот эпизод, с которого начинается фильм: «Такая погода хорошая — осень золотая. Хотелось бы поехать поснимать что-то к фильму, но не могу. Вот должна сидеть, ждать картошку. Обещали мне из собеса привезти картофель... У меня же пенсия маленькая, восемьсот карбованцев. А тут бесплатно привезут. Вот сижу и жду. Думаете, приятно мне ждать эту подачку? Как попрошайка какая-то... Меня же знакомые баронессой называют. Конечно, в шутку называют, но что-то в этом есть. У деда моего, Карпа Гродзинского, был герб с короной. Он к своей фамилии «фон» добавлял. Возможно, он и был бароном. У мамы, пусть пятая часть имения деда, но была. Поставили мы там домик, хозяйство хорошее имели — кони, коровы. А теперь у меня все хозяйство — два кота. И то — неизвестно, чем их кормить сейчас. Сижу вот, вяжу, и досада меня берет. Хотелось бы поехать в село Линов, где мы жили. Может быть, кто-то остался из людей, кто помнит маму...»

И этот единственный дубль так и вошел в фильм...

Через несколько лет пани Ирина только на основе фотографий делает фильм «Моя мама», который станет лауреатом Всеукраинского фестиваля любительского кино в Киеве. Потом был «Мой папа», «Моя сестра» и «...И кое-что о себе». Вообще, в творческом багаже Ирины Александровны осталось более десятка фильмов и слайдовых фильмов, которые получили дипломы на фестивалях Польши, России, США и ФРГ. Но главным ее увлечением все же была фотография. Ею она увлеклась с 13-ти лет — в семье было два фотоаппарата. Первая фотовыставка в ее жизни состоялась еще в 1935 г. во Львове, когда любительнице исполнился 21 год. Последняя — в 93! Только с 1986 по 2006 год у нее состоялось шесть персональных выставок и одна выставка цветных рисунков. В целом, количество фотографий, сохранившихся в разных архивах, сосчитать практически невозможно. Их было сделано не сотни, даже не тысячи, а десятки тысяч... Церковь в Черницах, Иверская каплица, караимская кенаса, кинотеатр «Комсомолец», некоторые памятники, среди которых и Богдану Хмельницкому, и много жилых изысканных домов — все это было уничтожено в XX столетии и осталось для жителей Луцка только в Государственном архиве Волынской области, в личном фонде Левчанивской.

Меня, помню, еще при первой встрече поразили фото юной Ирины и ее мамы Елены Карповны на конях. Они и решили судьбу эпизода, в котором мы возвращаемся в начало прошлого столетия. Будущая сенатор с сестрой гарцуют на лошадях на берегу реки Стырь. Две амазонки на волынском просторе. Вспоминаю, как мы разогревали коней, которые давненько не выходили из конюшни, гоняя их по кругу, как Ирина Александровна учила юных актрис изысканно выглядеть в неудобных для них платьях и «держать спину», когда кони переходили в галоп. Теперь жалею, что не сняли момент, как она впервые вошла в конюшню и, гладя лошадей, что-то шептала им — может, памятное из далекой юности, как шел пар тогда от конского дыхания на осеннем солнце... Для меня конь всегда был олицетворением вольности, отваги, бесшабашности и в то же время неотделим от понятий верности другу, земле, родной среде. Поэтому и в фильме эта тема оказалась сквозной. Мать и дочь на лошадях стали для меня Неопалимой Купиной всех женщин Волыни. В своей долгой и сложной жизни Ирина Александровна никогда не мирилась с унижением человеческого достоинства и всегда требовала уважения к себе. Это совмещалось с тонким чувством юмора, даже самоиронии.

Видел их теплые отношения с Григорием Гуртовым, внимательным краеведом из Торчина. Ему удалось спасти церковь в Линове, где венчались родители пани Ирины — сделал там музей, и власть временно решила ее не трогать, а потом и вовсе забыла... Нам удалось снять, как на старом заброшенном кладбище Ирина Александровна рассказывала Григорию Александровичу о тайной просьбе своей мамы: «Здесь, между этими деревьями, похоронен мой дед Карп Гродзинский и самая старшая мамина сестра Екатерина. А мама хотела, чтобы ее похоронили между теми двумя могилами. И каждый раз, когда кого-то хоронили в селе, то мама посылала посмотреть, не занимают ли ее место. И так это место осталось, а мамы нет, и неизвестно где она похоронена....»

Всю свою жизнь дочка жила надеждой разыскать хотя бы какие-то следы репрессированной матери-сенатора и ее последнего трагического эшелона в Казахстан. Волынские журналисты несколько патетически, но правильно называли Ирину Александровну связной эпох, хранительницей славного рода. В ее творческой наработке не только фильмы о своей семье, но и книги «Далеке і близьке» (2000), «Згадалось мені» (2001), «Сенаторка» (2004), «Ще не забулося...» (2006). Тогда, на съемках в 1992 году, пани Ирина вспомнила один момент, когда ее мама для немецкой газеты переводила отрывок из Лесиной драмы «На руїнах». И из этого возник заключительный эпизод нашего фильма. Эпизод, который стал будто завещанием не только Леси, не только пани-сенатора, но и самой Ирины Александровны, неутомимой труженицы и украинки: — Хто раб, хто подоланий? Тільки той, хто самохіть несе ярмо неволі! Чого блукати нам, чого чекати? Чи це не та земля, що здобували для нас батьки своєю кров’ю й потом? Розкуй меча на рало — час настів! Бо прийде ворог і розоре землю, насіє збіжжя і збере жнива, і буде хлібом люд цей годувати. І вдруге завоює цю країну вже без меча, самим блискучим ралом. Бо скажуть вголос сироти й вдовиці: «Благословенний той, хто хліб дає! Лежачим краю рідного немає, чий хліб і праця, того і земля!»

Звонил в Луцк, спрашивал друзей, где будут хоронить. Почему-то думалось и Борису Павловичу Ревенко, и Валерию Николаевичу Белову, уже седовласым режиссерам и бессменным коллегам пани Ирины, думал так и я, что похоронят на том заветном месте — на забытом кладбище в Линове, где между отцом и сестрой мечтала найти свой последний приют Елена Карповна Левчанивская. Но хоронили в Луцке. Хоронили по желанию Ирины Александровны и согласно последнему слову ее отца Александра Митрофановича. Дочь вернулась к отцу. Пусть будет волынская земля для вас пухом, дорогая и незабываемая Ирина Александровна...