Униженные и беспризорные

Похоже, молодые режиссеры серьезно решили исправить ситуацию десятилетнего игнорирования «новой драмы» в столичном театральном пространстве. Так, в «Сузір’ї» уже год идет «Депо «Северное» по пьесе Василия Сыгарева «Фантомные боли» («День» писал об этом в № 52-53), и вот теперь terra incognita современной русской пьесы осваивают и в Киевском театре на левом берегу Днепра. На малой сцене поставили спектакль «Поздно пугать...», который стал дебютом сразу двух молодых режиссеров, студенток Эдуарда Мытницкого. Вполне логично, что спектакль «на двух» и состоит из двух частей — в первой играют пьесу Василия Сыгарева «Божьи коровки возвращаются на землю» (режиссура Тамары Антроповой), во второй — Льва Проталина «Итак, она звалась Татьяной» (режиссура Анастасии Осмоловской). Честно говоря, секрет, как адекватно воплощать на сцене эти жесткие, до грубости откровенные тексты, и в России знают лишь пара-тройка режиссеров — скажем, Кирилл Серебрянников или Виктор Рыжаков. Пьесы, в которых с документальной скрупулезностью воспроизводится «дремучий быт» провинциальных поселков городского типа (о которых столичные жители узнают разве что из криминальной хроники СМИ, монотонно твердящей об изнасилованиях, кражах, мародерствах, убийствах), эти режиссеры-умельцы превращают в эстетские, построенные на метафорах спектакли.

В «Поздно пугать...» ставка сделана все-таки на более привычный и понятный реалистический театр, в котором актера ожидает сложная марафонская дистанция по выбоинам чернушно-абсурдных «новодрамовских» текстов. «Божьи коровки...» рассказывают об очередном утраченном поколении молодежи с ярко выраженным социальным аутизмом. «Милые» ребята Дима (Михаил Досенко) и Славик (Сергей Журавлев) разоряют могилы соседнего кладбища и сдают памятники на металлолом, получая деньги на очередную порцию «бухла и ширки». А их подруга Лера (Анастасия Осмоловская) по-детски верит в сказку о выигрыше в фирме «Евро-шоп» 12 тысяч долларов, которые волшебным образом должны изменить ее никудышнюю жизнь. При всем своем цинизме Лера и на минуту не хочет поверить в правду, что даже если она и найдет заветную тысячу, переспав с местным «банкоматом» Аркашей и закажет какие-то тряпки в «шопе», то только пополнит ряды тетерь, которые поверили, и не только от жадности, но и от беспомощности жестокой шутке-рекламе. Одичавшая эта молодежь, хоть и высказывается на примитивном арго, злостно скалится по поводу чужой неудачи, упрощенно до невозможного трактует дружбу и любовь, но временами и у этих героев мелькают вопросы никогда не читанного ими Достоевского. Есть ли Бог? Можно ли «просто так» убить человека? Куда направиться всем «униженным и оскрбленным»? Есть ли справедливость на Земле? Но режиссер, добираясь до каких-то принципиальных, узловых моментов спектакля, постоянно поворачивает в сторону. И продолжает вести статистический учет фобий, детских травм, разбитых мечтаний этих подозрительно симпатичных аутсайдеров, жалостливо оправданных актерами во всех их вольных и невольных виновностях...

«Итак, она звалась Татьяной» — лирическая и в то же время суровая «лав-стори». Она (Тамара Антропова) когда-то потеряла в Чечне любимого, но якобы опомнилась от «контузии» и даже вышла замуж. Хотя в действительности ее стандартно счастливая семейная жизнь — лишь заполнение пустот между встречами с Ним (Алексей Прокопенко). В этот раз они едут в грузовике по заснеженному полю и вспоминают свой выпускной, первый поцелуй. Как его забрали в армию в эту проклятую Чечню. И как ей было тоскливо и дрянно без него. Сыграна эта встреча с ошеломляющими искренностью, страстью, болью, которые выводят нас на хлесткий финал. «Не я... не я это, Таня... Не я... Нет меня, Тань... Н-е-е-т!!!..» — отчаянно звучит его мольба отпустить, забыть, жить дальше без него. И неожиданно экзистенциальное сиротство Татьяны, которая зачем-то осталась доживать одна без любимого, спасаясь в галлюцинациях от беспощадной правды, начинает рифмоваться с духовным сиротством молодежи из «Божьих коровок...» и с беспризорностью их беспутных родителей. Одиночество, которое разъедает их души, похоже, уже ничем не залечить.