Два Сергея

Невероятно, но это так, два Сергея, две поэтические души, два совсем незнакомых человека, из разного времени, разного возраста встретились в нескольких строфах, написанных совсем юным солдатом Сергеем в 1945-м и прочитанных немного старшим по возрасту Сергеем в 1975-м.

Во время очередных посещений моих родителей, которые проживали в селе на Житомирщине, мы с мужем майским теплым вечером просматривали семейную библиотеку, перебирая книги украинской и русской классики. Совсем случайно в руки к мужу попал затертый временем и фронтовыми дорогами фотоальбом с выцарапанными на обложке инициалами Б.С.П. Хозяином этого «антиквариата» был мой отец, ветеран войны Бачинский Станислав Петрович. Среди десятков фотографий в нем лежал маленький, смятый, пожелтевший от времени лист бумаги с написанным от руки, не очень разборчивым почерком, стихотворением, точнее, его началом:
Святою грустью расставанья
Твои охвачены черты
Да не коснется увяданье...

По выражению лица Сергея я поняла — стихотворение заинтересовало его. «Кто написал это?» — спросил. «Не знаю, отец, по-видимому, знает», — ответила я. Муж мой был историком по призванию и безумно любил литературу, будучи преподавателем политологии, удачно использовал ее в своих лекциях, сам писал стихи, был большим ценителем творчества талантливых поэтов.

Разговор с отцом оказался длинным, затянулся до позднего вечера. Своим рассказом он заинтересовал и меня. История стихотворения поразила нас.

В 1945 году война забросила отца в Австрию, именно здесь он встретил победу. В Вене его военная часть находилась еще до конца октября. В одном из местных военных госпиталей лежал его земляк Янко, а рядом с ним — совсем юный парнишка, душа палаты, «поэт Серега». Когда отец 9 мая пришел в последний раз навестить Янка, которого выписывали и отправляли в свою часть, кровать «поэта» была пуста. А на больничной тумбочке, среди медикаментов и грязных бинтов, лежал лист бумаги — с поздравительными словами Сергея жене и незаконченным стихотворением. Все в палате знали, что жена поэта Мария была из Житомира. Янко вдруг взял письмо и, не говоря ни слова, подал моему отцу. Тот, смущаясь, взял его, хорошо понимая, что никогда не сможет его отправить вдове поэта, и все же положил в свой альбом. С годами не раз пытался выбросить его, и не смог. Так и остался он в альбоме как память о стертом войной неизвестном поэте, который не успел стать известным и незаметно растаял в миллионах жертв войны.

Было уже поздно, мы с отцом пошли отдыхать, а муж продолжал сидеть в мягком кресле, держа в руках загадочное письмо — грустный привет из далекого 1945-го.

А утром Сергей прочитал мне собственное продолжение стихотворения Сереги.

Осенью 1993 года в расцвете сил ушел из жизни и мой муж, не стало Сергея «старшего». Я все чаще думаю, что стихотворение, дописанное им в тот далекий вечер, было прощальным письмом не только для незнакомой Марии.

На сегодня давно нет ни юного поэта, который погиб от ран в 1945-м, ни моего мужа, ни ветерана войны Бачинского Станислава Петровича. Есть лишь моя память, фронтовой альбом отца и стихотворение:
Святою грустью расставанья
Твои охвачены черты
Да не коснется увяданье
Твоей небесной красоты.
И каждый миг, все дни с тобой
Пусть будет вера и любовь,
Надежда пусть своей рукой
Усталость снимет
вновь и вновь.
Но если дождь забьет
в стекло,
И холод приползет в кровать,
И ты не в силах будешь ждать,
Смех обовьет тебя светло.
Тогда не жди. Лишь бог судья
С тобою нам, любовь моя.
Кто я, чтоб клятвою связать,
Заставить сердце радость смять?
Ведь даже звезды в вышине
Бесследно никнут
на рассвете,
Они немеют, как во сне,
И нежно тают, солнце
встретив.
Я все прощу, я все пойму —
Тебе подобной я не знаю.
Глазами тихо обниму
Твой силуэт, моя родная...