Перейти к основному содержанию
На сайті проводяться технічні роботи. Вибачте за незручності.

Коммунизм как химическая реакция

03 февраля, 20:02
ФОТО ИЗ АРХИВА «Дня»

25 января 2006 г. в Страсбурге на заседании ПАСЕ приняли резолюцию в урезанном виде, которая осуждает теорию и практику коммунизма. Это дает нам предлог еще раз задуматься над идеей коммунизма, правом изменять мир, поразмышлять над скачком из «царства необходимости» в «царство свободы»…

«КТО ВЫ ТАКИЕ, ЧТОБЫ ИЗМЕНЯТЬ МИР?»

Марксизм (коммунизм) как течение западноевропейской мысли возник в сороковых годах ХIХ в., когда в экономически развитых странах обострялись социальные конфликты. Именно тогда по Европе начал бродить призрак коммунизма. В советской литературе существовало устойчивое и безапелляционное мнение, что марксизм вышел из недр немецкой классической философии. Однако в действительности никакой наследственной связи между немецким классическим идеализмом и марксизмом не существует, последний вырос на почве окончательного распада идеализма, соответственно только как продукт этого распада, и не больше.

Молодой Маркс считал, что главным руководством, которое мы должны учитывать при выборе профессии, является благо человечества и наше собственное совершенствование, потому что человеческая природа устроена так, что человек может достичь своего совершенства, только работая для усовершенствования своих современников. В 1837 г. в «Письме к отцу в Триер» он сообщает, что стремится «испытать свои силы в философии». Как известно, результатом изучения истории философии была докторская диссертация «Различие между натурфилософией Демокрита и натурфилософией Эпикура».

Важное место в становлен ии философской доктрины К. Маркса занимает его статья «К критике гегелевской философии права. Введение» (1843 г.), в которой постепенно выкристаллизовывается его мироощущение. Здесь он приходит к таким выводам: 1) «оружие критики не может конечно заменить критику оружием, материальная сила должна быть подавлена материальной силой, но и теория становится материальной силой как только она овладевает массами»; 2) «подобно тому, как философ ия находит в пролетариате свое материальное оружие, так и пролетариат находит в философии свое духовное оружие»; 3) «философия не может воплотиться в действительность, не упраздняя пролетариата, пролетариат не может упразднить себя, не воплотив философию в действительность».

Позже в совместном труде с Ф. Энгельсом «Святое семейство» высказывается их взгляд на всемирно-историческую миссию пролетариата как творца нового коммунистического общества. Уже здесь у него чувствуется библейский стиль «миссии» и «Мессии», хотя в его внешнем облике еще не было ветхозаветной седой бороды пророка. У Гегеля, как известно, история есть не что иное, как проявление и реализация мирового духа (или идеи свободы) во времени. Как видим, преемственность и здесь отсутствует.

Следующим этапом в формировании марксизма станут «Экономико-философские рукописи 1844 г.», где гегелевская категория «отчуждения духа» под пером Маркса трансформируется в «отчуждение труда». Что же такое отчуждение труда, и для чего он переиначил формулу Гегеля? Отчуждение труда у Маркса проходит следующие фазы: а) отчуждение продукта труда, т.е. результата труда; б) отчуждение самой деятельности, где продукт является только итогом деятельности, т.е. если мне (пролетарию) не принадлежит результат труда, то мне не принадлежит и сама деятельность; в) если мне не принадлежит результат и сама деятельность, тогда я сам себе не принадлежу, это и является самоотчуждением, т.е. отчуждением человека от человека; г) когда человек противостоит сам себе, то ему противостоит другой человек, а это уже социальный антагонизм.

И К. Маркс делает вывод: «То, что можно сказать об отношении человека к своему труду, к продукту своего труда и к самому себе, то же можно сказать и об отношении человека к другому человеку, а также к труду и к предмету труда другого человека». Следовательно, К. Маркс пришел к категории практики и идее коммунизма через категорию отчуждения человека.

Марксизм как продукт распада немецкого идеализма окончательно выкристаллизовывается в «Тезисах о Фейербахе» (1845 г.). Центральная идея тезисов:

* разработка вопроса о решающей роли практики в познании и революционном преобразовании действительности;

* о сущности человека как совокупности всех общественных отношений;

* о зависимости идеологических явлений от материальных общественных отношений;

* о роли и существенном отличии философской доктрины марксизма от других систем, ведь «философы только по-разному объясняли мир, но дело заключается в том, чтобы изменить его», — подытожил он в тезисах. Здесь вся хитрость и суть марксизма (коммунизма) — право изменять мир. И сегодня не излишне поставить вопрос: а кто вы такие, чтобы изменять мир?

Уже тогда молодой Маркс согрешил: решение теоретических загадок бытия сделал задачей практики, а истину превратил в орудие революционного (насильственного) изменения мира, иными словами, он превратил богиню в наложницу, которую немилосердно эксплуатировал, заставляя ее приносить практическую пользу. Молодой Маркс был убежден, что разрешение теоретических противоположностей возможно только практическим путем, при помощи практической энергии людей, и поэтому их разрешение отнюдь не является задачей познания, а представляет собой действительную жизненную задачу, которую философия не могла решить именно потому, что видела в ней только теоретическую задачу. Следовательно, общефилософская максима о благе человечества, которой руководствовался молодой Маркс, постепенно потерялась в коммунистической идеологии, где право изменять мир станет краеугольным камнем нового мировоззрения.

В течение 1845—1846 гг. Маркс и Энгельс пишут второй совместный труд под названием «Немецкая идеология», где, рядом с анализом материалистического понимания истории, зависимости общественного сознания от общественного бытия, определяющей роли материального производства в жизни общества, диалектики производительных сил и производственных отношений, дается философский анализ идеи коммунизма: «Коммунизм для нас не строй, который необходимо внедрить, не идеал, с которым должна соотноситься действительность. Мы называем коммунизмом действительное движение, которое уничтожает теперешнее состояние». И далее они продолжают: «Коммунизм есть необходимая форма и энергичный принцип ближайшего будущего. Но коммунизм как таковой не является целью человеческого развития, не является формой человеческого общества». Подытоживая, К. Маркс скажет: «Теорию коммунизма можно выразить одним положением — отмена частной собственности». Более того, коммунизм как положительная отмена частной собственности — этого самоотчуждения человека, «он, — по мнению Маркса, — настоящее разрешение противоречия между человеком и природой, настоящее решение спора между существованием и сущностью, между опредмечиванием и самоутверждением, между свободой и необходимостью, между индивидом и родом. Он — разрешение загадки истории». Очень красиво, романтически и поэтически описывает Маркс свое видение коммунизма, однако грешит против духа и истины, потому что уже здесь скрытое намерение кроется за толкованием, скрытое толкование — за вещью.

«НЕ ПОИСК ИСТИНЫ, А УНИЧТОЖЕНИЕ СОПЕРНИКА»

Однако глубочайшее понимание коммунизма находим не у его творцов, а у того, кто беспристрастно созерцал за процессом в момент его зарождения, как, например, Владимир Даль, который еще в 1881 г. (задолго до практики русского коммунизма) в «Толковом словаре живого великорусского языка» дает глубочайшее и наиболее точное определение коммунизма: «Коммунизм — политическое учение о равенстве состояний, общности владений и о правах каждого на чужое имущество». Сказал — как в глаз влепил.

Согласно новому мировоззрению, правовые отношения, так же, как их формы, не могут быть объяснены ни из самих себя, ни из так называемого общего развития человеческого духа, что, наоборот, они укоренены в материальных жизненных отношениях, совокупность которых Гегель называет гражданским обществом, и что анатомию гражданского общества следует искать в политической экономии.

Философию истории марксизма или исторический материализм концептуально и методически можно свести к тезису о том, что «не сознание людей определяет их бытие, а, наоборот, их общественное бытие определяет их сознание». Таким образом, есть все основания толковать марксистскую доктрину как последовательную систему социологического детерминизма.

Антропология марксизма основывается на социологическом детерминизме: экономика определяет всю человеческую жизнь, от нее зависит не только все здание общества, но и вся идеология, духовная культура, религия, философия, мораль, искусство и тому подобное. Экономика есть базис, идеология — надстройка. Существует единый объективный общественно-экономический процесс, которым все и определяется.

Где же тогда человек? Человека, отвечает марксизм, создает не он сам, а социальный класс, к которому он принадлежит, он мыслит и поступает как дворянин, богатый буржуа, мелкий владелец или пролетарий.

То, что экономика играет значительную роль в жизни человека, — не открытие К. Маркса, это было известно и до него. Что же сделал К. Маркс? Он сообщил об этом и придал ему универсальный характер. То, что К. Маркс открыл в капиталистическом обществе на определенном этапе его развития, он ошибочно сделал основой общества как такового. Много ценного сказал К. Маркс о современном ему этапе капитализма, но ошибка его состоит именно в универсализации единичного и отдельного. Абсолютизацию экономической жизни, которую совершил экономист, можно сравнить разве что с абсолютизацией сексуального влечения З. Фрейда.

Однако это только одна сторона марксизма, есть еще другая. Марксизм — это не только учение об историческом и экономическом детерминизме, о полной зависимости человека от экономики. Он также является учением о спасении, о мессианском призвании пролетариата, о будущем совершенном обществе, в котором человек больше не будет зависеть от экономики и преодолеет власть экономики над своей жизнью, о силе и победе человека над иррациональными силами природы и общества. Это, так сказать, скачок из царства необходимости в царство свободы. Как подметил Н. Бердяев, душа марксизма именно здесь, в этом «скачке», а не в экономическом детерминизме.

Согласно марксизму, активным субъектом, который освободит человека от рабства и создаст лучшую жизнь, является пролетариат. Пролетариат — от лат. Proletarius — тот, кто ничего не имеет, кроме способности к размножению… Бездомная, безземельная, бедная прослойка граждан Древнего Рима, которая жила за счет римского общества. Если римский пролетарий жил за счет общества, то капиталистическое общество, по мнению К. Маркса, живет за счет пролетариата. А это уже была большая ложь. Единственным источником существования пролетариата, согласно учению марксизма, является продажа своей рабочей силы собственникам средств производства. Пролетариату приписываются мессианские (спасительные) свойства, на него переносятся признаки избранного народа Божьего («это единственный ...до конца революционный класс»), он — новый Израиль. Это не что иное как секуляризация древнееврейского мессианского сознания. Следовательно, рычаг, которым возможно будет перевернуть мир, найден. Именно здесь материализм К. Маркса превращается в крайний идеализм.

И здесь мы переходим к тому пункту, который раньше, в советские времена, называли «революционной диалектикой». Известный религиозный исследователь Н. Бердяев обратил внимание на неудачное, более того, бессмысленное словосочетание — «диалектический материализм». Не может быть диалектики материи, ведь диалектика предусматривает Логос, смысл, поэтому возможна только диалектика мысли и духа. Но К. Маркс перенес свойства мысли и духа в недра материи. Диалектика из искусства ведения беседы в руках К. Маркса превращается в экзальтацию (возбуждение) человеческой воли, человеческой активности. Пролетарии никогда не восстанут, пока не станут сознательными, а сознательными они не станут до тех пор, пока не поднимут бунт. Такова социальная диалектика марксизма. Рассуждая над этой стороной диалектики, известный русский мыслитель Л. Шестов заметил: «Цель диалектики — не поиск истины, а уничтожение соперника», ведь революционная диалектика марксизма не является логической необходимостью самораскрытия идеи, скорее всего — активность революционного человека, для которого прошлое не обязательно.

Отталкиваясь от такого понимания диалектики, философия марксизма или исторический материализм всю писаную историю разделяет на две большие эры: царство необходимости и царство свободы. Таким образом, история, которая вышла из-под пера К. Маркса, резко поделилась им на две части: на прошлое, когда человек был рабом, и на будущее, которое начинается с победы пролетариата в коммунистической революции. Коммунистическая революция является поворотным пунктом всемирной истории, что-то наподобие Рождества Христова для таких мыслителей как Августин, Гегель и тому подобное. Переход от необходимости к свободе понимается К. Марксом вполне в духе Гегеля, более того, сама терминология была выработана не в рамках марксизма, а задолго до него. К. Маркс только наполнил ее новым идеологическим содержанием: «мессия» и «всемирно-историческая миссия пролетариата», «коренной поворот во всемирной истории, связанный с деятельностью Иисуса Христа» и «поворот, связанный с революционной деятельностью пролетариата». Все, что было до Рождества Христова, Августин назвал предысторией, — настоящая история начинается с Рождества Христова. У К. Маркса предыстория — это первобытно- общинный строй, или «примитивный коммунизм», где не было богатых и бедных, угнетателей и угнетенных, все были равны в бедности, пока не возникла частная собственность (настоящее грехопадение для марксиста), за которым следует изгнание из рая в царство необходимости с частной собственностью и классовым антагонизмом. Поэтому знаменитый «Манифест коммунистической партии» (1848 г.) авторы начинают с констатации того, что вся предыдущая история является историей борьбы классов: раб и рабовладелец, крепостной и феодал, наемный рабочий и буржуа. Коммунизм призван положить этому конец, поэтому настоящая (действительная) история, с точки зрения бородатых классиков, начинается с победы коммунистической революции и установления диктатуры пролетариата.

Каждая векторная историософия предусматривает направление и имеет три обязательных пункта своего развития: начало и конец, а там, где есть начало и конец, обязательно должна быть середина. Началом истории для Августина является грехопадение, для К. Маркса таким отправным пунктом служит возникновение частной собственности (этого настоящего грехопадения в истории человечества). Конечным пунктом истории у Августина является Апокалипсис, у Маркса — коммунизм.

«Скачок» из царства необходимости в царство свободы, по мнению Маркса, это победа над первородным грехом, который он усматривал в частной собственности как экономической основе эксплуатации человека человеком. Поэтому различие между «пролетариатом» и «буржуазией» — это различие между добром и злом, справедливостью и несправедливостью, добродетелью и пороком.

Следовательно, К. Маркс создал настоящий миф о пролетариате, а его всемирно-историческая миссия является предметом веры, поэтому марксизм это не только учение, политическая доктрина, но и вера, своеобразная эрзац-религия. И в этом ее сила. «Учение Маркса всесильно, потому что оно верно», — говорил В.И. Ленин.

О РОМАНТИКАХ, ФАНАТИКАХ И ПРОХИНДЕЯХ

Как видим, в марксизме есть два направления:

а) объективно-научное, детерминированное экономической жизнью («Капитал»);

б) субъективно-доктринальное или революционно-классовое, вершиной которого является «Манифест коммунистической партии».

Отсюда и два направления в развитии русского марксизма. Вначале русская интеллигенция преимущественно восприняла учение К. Маркса с объективно-научной стороны. За пределами империи возникла группа «Освобождение труда» во главе с Плехановым. Это было началом русского марксизма и социал-демократического движения вообще. Г.В. Плеханов особенно подчеркивал, что «за капитализмом вся динамика нашей общественной жизни». Их интересовали не столько само экономическое развитие России как положительная цель и благо, сколько поиск орудия революционной борьбы. То есть они больше думали не о самой по себе промышленности, производстве как таковом, а прежде всего об орудии будущего переворота — пролетариате. Они бредили великими потрясениями. Русскому марксизму объективно было присуще основное противоречие: как можно было желать развития капитализма, приветствовать это развитие и вместе с тем считать капитализм злом и несправедливостью, с которыми каждый социалист призван бороться. Правда, одна часть социалистов (социалистов-революционеров) взялась за револьверы и бомбы, другая — пока что была против террора и только углублялась в теорию Маркса.

Субъективную, революционно-классовую сторону марксизма представлял В. И. Ленин и большевики. Именно он (Ульянов-Ленин) утверждал, что социализм может быть осуществлен в России и без достаточного развития капитализма и до образования многочисленного рабочего класса. Плеханов настаивал на том, что социальную революцию необходимо ждать, и после 1905 г. категорически выступал против социалистической революции через захват власти. Ленин — ждать не хотел. Плеханов отстаивал мысль о том, что освобождение рабочего класса должно стать делом самих рабочих. У Ленина освобождение рабочего класса стало делом подпольной организации, а его работа «Что делать?» — теоретическим обоснованием этой деятельности. Плеханов больше книжный революционер, чем практический деятель. Таким образом, в России столкнулись интеллектуальная теория и революционная воля, в политике — это меньшевики и большевики. Марксисты-большевики следовали больше российской традиции, чем марксисты-меньшевики. Марксизм в большевистской редакции был соединим, с одной стороны, со Стенькой Разиным (как воплощением «русской вольницы»), а, с другой стороны — с вековой традицией российской деспотии: от русских царей до генеральных секретарей. Ленинизм — это победа революционной воли. Что же такое революционность? И почему она победила?

Революционность определяется совсем не радикализмом целей и даже не характером средств, которые применяются в борьбе. «Революционность, — по мнению Н. Бердяева, — есть тотальность, целостность, что касается любого акта жизни. Революционер тот, кто в каждом акте, который осуществляется, относит его к целому, к целому обществу, покоряет его центральной и целостной идее. Для революционера нет отделенных сфер, он не допускает измельчения, не допускает автономии мысли в отношении действий и автономии действий в отношении мысли. Революционер имеет интегральное миросозерцание, в котором теория и практика органически соединены. Тотальность во всем — определяющий признак революционного отношения к жизни». Революционность никогда не допускает частной собственности и частной жизни, отделения гражданского общества от правового государства, распределения государственной власти и тому подобное.

Марксизм стал крахом русской интеллигенции, был осознанием ее слабости и трагизма. Трагизм интеллигенции состоял в том, что интеллектуальная теория, которую представлял теоретик и пропагандист марксизма Г. В. Плеханов, была раздавлена революционной волей, которую олицетворял революционный вождь — В.И. Ленин.

Последний осуществил революцию во имя Маркса, но не по Марксу. Именно такая и только в России могла состояться революция. Ленин настаивал на оригинальном характере русской революции, он создал теорию и тактику русской революции и осуществил ее в нечаевском духе.

Ленин — не теоретик марксизма, как Плеханов, а теоретик и организатор революции. Почти вся его работа — это была теория и практика революции.

Из всего марксизма Ленина больше всего заинтересовала одна тема — тема захвата власти и установления диктатуры пролетариата. Он много читал, но приобретал знания для определенной цели, для борьбы и действия. Теоретическое наследие В.И. Ленина большое (пятое, последнее издание его произведений насчитывает 55 томов), но среди них особенно выделяются два труда, в которых Ленин предстает как воплощение революционной воли, — это «Что делать?» (1902 г.), а также «Государство и революция» (1917 г.).

В теории Ленин боролся с ересью и различного рода уклонами. Для него добро — все то, что служит революции, а зло — все то, что становится на ее пути. Ленин был абсолютно предан идее коммунизма. Но эта одержимость одной идеей привела к страшному сужению и упрощению его сознания, к моральному перерождению, к применению преступных средств в борьбе. Ленин — абсолютист, он верит в абсолютную истину, она для него орудие революции и организации диктатуры.

Для Ленина марксизм является в первую очередь учением о диктатуре пролетариата в крестьянской стране. Диктатура вытекает из его целостного тотального мировидения. Он утверждал диктатуру даже в философии, требуя диктатуры диалектического материализма над мыслью. Ленинское учение о диктатуре пролетариата состоит в том, что он утверждал не диктатуру эмпирического пролетариата, который в России был очень слабым и малочисленным, а диктатуру идеи пролетариата, которую от имени последнего будет осуществлять партия, которая по своей сути является уголовной и преступной организацией. На примере России еще раз подтвердилась историческая закономерность, что диктатура необходима не для того, чтобы защитить революцию, а, наоборот, революцию осуществляют, чтобы установить диктатуру. Диктатура одной партии неизбежно приводит к диктатуре одного человека. История советской России — лучшее тому доказательство.

Исследуя источники и смысл русского коммунизма, Н. Бердяев писал: «Ленин — антигуманист, как и антидемократ. В этом он — человек новой эпохи, эпохи не только коммунистических, но и фашистских переворотов. Ленинизм — это вождизм нового типа, он выдвигает вождя масс, наделенного диктаторской властью. Его будут наследовать Муссолини и Гитлер. Сталин будет совершенным типом вождя-диктатора». Воля к власти станет самодостаточной, и за нее будут бороться как за цель, а не как за средство.

Марксов коммунизм, конечно, утопия, но утопия, которая имеет тенденцию к реализации. История большевизма — это история утопии при власти. А что такое утопия при власти? Это уже преступление против человека и против человечества. Поэтому Резолюция ПАСЕ от 25 февраля 2006 г. (Страсбург), которую торпедировало большинство делегатов от Российской Федерации, является справедливой и своевременной, хотя принята в урезанном виде. Чего боится Россия сегодня как наследница СССР? Только одного: что ей выставят счет народы и нации. Резолюция положила начало осуждению не только практики коммунистического правления, а также идеологии коммунизма, которая обосновывала преступную деятельность власти.

На примере России можно убедиться в правильности и глубине мысли, что революцию готовят романтики (К. Маркс), осуществляют — фанатики (типичным фанатиком революции был Ленин), а результатами пользуются различного рода пройдохи и подонки (Сталин и К о ).

«Что изменилось?» — спрашивал известный русский поэт М. Волошин (Корниенко — украинец по происхождению). Россия всегда угадывала, всегда ощущала: «В комиссарах — дух самодержавия, взрывы революции — в царях», прозрачно намекая на царя-революционера Петра I, и революционера- царя Сталина. ХХ век для России начался с вопроса: что делать? Однако закончился этот «русский век», как известно, ответом — чего не надо делать. Такая революция больше никогда не повторится.

НАРОДНАЯ ДЕРЖАВА ИЛИ НАРОДНАЯ ТЮРЬМА?

Украинская духовная традиция и ментальность никогда не воспринимала марксизм, особенно в его субъективно-доктринальном виде. Достаточно напомнить, что украинский исследователь Д. Чижевский в знаменитых своих «Нарисах з історії філософії на Україні» в рубрике «Марксизм» вспомнил только о Николае Зибере и посвятил ему только 15 строк.

Стоит здесь также напомнить, как оценивал украинский мыслитель И. Франко коммунистическую теорию вообще и материалистическое понимание истории в частности. По этому поводу он писал, что полная общность на землю невозможна и была бы даже вредной. Интересными являются также его рассуждения по вопросу о государстве как орудии эксплуатации, которое теоретики марксизма хотели бы превратить в народное государство. Марксисты и вообще социал-демократы как партия, пишет И. Франко, «желала захватить в свои руки государственную власть, не для того, чтобы уничтожить ее и дать всем гражданам наиболее полную и наиболее широкую свободу». Наоборот, по мнению социал-демократов, государство (будущее, народное) «должно стать всевластной госпожой над жизнью всех граждан. Государство заботится о человеке с колыбели до гробовой доски. Оно воспитывает его таким гражданином, который ему нужен, дает ему заработок и содержание, соответствующее его труду и заслугам. Оно, зная потребности всех своих граждан, регулирует, сколько и чего нужно делать…». Следовательно, «вера в неограниченную силу государства в будущем строе, это главная примета социальной демократии». Сегодняшняя социал-демократия (объединенная) только укрепляет эту веру и стремится с помощью силы государства опять осчастливить народ. По ее мнению, продолжает И. Франко, каждый человек в будущем строе от рождения до смерти будет государственным служащим и пенсионером: государство даст ему заранее соответствующую подготовку, потом будет определять его работу и план (у Ленина это называется «контроль государства за мерой труда и мерой потребления»), давать поощрения и знаки отличия, а на старость, или в случае болезни — кусок хлеба. Нечего и говорить, резюмирует И. Франко, эти взгляды являются несколько привлекательными для бедных людей.

Жизнь в энгельсовском (читай — коммунистическом) народном государстве была бы правильная, ровная, как хорошо заведенные часы. Но есть в этом некоторые крючки, которые будят важные сомнения. Сказав это, И. Франко формулирует следующие положения, которые отрицают как коммунистическую теорию К. Маркса, так и социал-демократическую доктрину вообще:

1) «Прежде всего эта всемогущая сила государства легла бы страшным грузом на жизнь каждого отдельного человека.

2) Собственная воля и собственная мысль каждого человека должна исчезнуть, захиреть, потому что государство признает ее вредной, ненужной.

3) Воспитание, преследуя цель воспитывать не свободных людей, а полезных членов государства, сделалось бы мертвой духовной муштрой, казенной.

4) Люди вырастали бы и жили бы в такой зависимости, под таким надзором государства, о котором теперь в самых абсолютных полицейских государствах нет и речи.

5) Народное государство стало бы огромной народной тюрьмой.

6) А кто были бы ее стражы? Кто держал бы в руках руль этого государства? Этого социал-демократы не говорят четко, но во всяком случае, эти люди имели бы в своих руках такую огромную власть над жизнью и судьбой миллионов своих товарищей, которой никогда не имели самые большие деспоты.

7) И старая беда, — продолжает И. Франко, — неравенство, изгнанное в двери, вернулось бы в окно: не было бы эксплуатации рабочих капиталистами, но было бы всевластие кормчих — все равно, или знатных, или избранных — над миллионами членов народного государства». Вот от чего больше всего предостерегал И. Франко, и что произошло в советском государстве и продолжается на постсоветском пространстве в условиях «управляемой демократии»: всевластие руководства. Что проявляется в создании «властной вертикали», перманентной конституционной реформе и «удвоении ВВП» (власти Владимира Путина).

8) «А имея в руках такую неограниченную власть хотя бы только на короткое время, как легко могли бы те кормчие захватить ее навсегда!». Тогда, в далеком 1917 году, кое-кто наивно считал, что большевики, силой захватив власть, могут ею воспользоваться только до Учредительного собрания.

9) «И как легко при таком порядке подсечь среди людей корень всякого движения вперед и развития и, доведя все общество до определенной степени общего насыщения, остановить его на этой ступени на долгие века, подавляя всякие такие силы в обществе, которые ... поднимают определенный мятеж, будят недовольство тем, что есть, и ищут чего-то нового».

10) «Нет, социал-демократическое «народное государство», — резюмирует мыслитель, — если бы даже было возможно построить его, не создало бы рая на земле, а было бы в самом лучшем случае большой помехой для действительного развития». Таковы размышления выдающегося украинского мыслителя И. Франко по поводу марксизма и материалистического понимания истории, социал-демократической доктрины и проблем общественного развития, которые были опубликованы им в начале ХХ века в 1903 году — в год Второго, как когда-то говорили, исторического съезда РСДРП(б). Именно в это время и в этом пункте разошлись раз и навсегда украинская консервативная и русская так называемая прогрессивная мысли.

И сегодня есть люди, которые думают, что математика должна быть образцом для всякой существующей или возможной науки, даже для философии. Возможно, поэтому материалистическое понимание истории, как писал Л. Шестов, в действительности строится при помощи почти математических средств — подсчитывают, взвешивают, и опять подсчитывают, — и многим кажется, что это большое завоевание ума. Конечно, кто-то видит, что это и плохо, и скучно и, извините, даже есть в этом что-то глупое, однако метод выдержанный. В этом плане материалистическое понимание истории является наиболее совершенной, т.е. выдержанной с точки зрения методологии, философией истории. Что и обусловило его особое утилитарное отношение к истине. Утилитарное отношение к истине состоит в том, что из нее сделали средство социального переворота.

Никто еще не доказал, что истина должна быть умной, яркой и тому подобное. Однако считается, что истина не допускает противоречий, и что ей свойственна последовательность. Марксизм (коммунизм) — самое последовательное учение. Оно ничего уже не желает, и никакая другая философия не может его догнать. Правда, такая философия, и это самое главное, содержит на все вопросы готовые ответы, как дельфийский оракул.

Коммунизм, как теория и практика, подобен химической реакции, где результат отражает весь процесс. Если эволюция взглядов Маркса от размышлений юноши — «кто воспитывает воспитателя?» — пролегает через младогегельянское переживание отчуждения, и идет далее, к категории практики и идее коммунизма, то для Ленина марксизм (коммунизм) становится уже руководством к действию, а именно: «как практически перевернуть мир?» Несмотря на миллионные жертвы коммунистического террора в СССР, Китае, Кампучии, есть еще одно преступление, возможно, самое большое, которое не поддается статистическому учету: это воспитание нового человека. Коммунистические режимы разрушены, а новый человек (в нашем случае — «совок») остался. Уже несколько поколений людей отлучены от Бога, от частной собственности, собственность для них — не результат собственной деятельности, а воровство — все то, что они украли на заводе — или сам завод, на ферме — или сама ферма. К сожалению, новый человек — это реальность, которая все громче и агрессивнее о себе напоминает: она присутствует в замысловатых схемах кучмовской «прихватизации», в продажных приговорах хозяйственного суда, новый человек — это оборотни в погонах, разбитые и искалеченные наши подъезды, он дышит и говорит через разбитые окна и разобранные стены на фермах колхозов «Заветы Ильича».

Следовательно, вместо познания мира коммунизм (марксизм) дает человеку право создавать новый мир, здесь все определяется не просветлением ума, не светом разума, а экзальтацией воли, вместо свободы выбора — активная жизненная позиция, ведь свобода выбора раздваивает и ослабляет энергию. Коммунизм — это соединение идеи равенства с диктатурой искаженного мировидения. Сегодня человечество имеет колоссальный опыт вхождения в коммунизм: русский, китайский, кубинский и тому подобное, но оно абсолютно не имеет опыта, как из него выйти…

СПРАВКА «Дня»

Юрий ВИЛЬЧИНСКИЙ — доктор философских наук, профессор кафедры философии Киевского национального экономического университета имени Вадима Гетьмана. Автор 80 научных трудов. Круг научных интересов: украинская философская мысль, философия языка, философия истории и философия культуры.

Delimiter 468x90 ad place

Подписывайтесь на свежие новости:

Газета "День"
читать