Cерьезно отнестись к войне с террором
Решение России потратить дополнительные 157 миллиардов рублей (более $5 миллиардов) на борьбу с терроризмом — более внушительный ответ, чем все недавние жесткие речи Кремля, включая требование президента Владимира Путина о том, чтобы сосредоточить больше власти в своих руках. Действительно, после захвата заложников в театральном центре на Дубровке в Москве в 2002 году были сказаны такие же резкие слова, но не было потрачено никаких дополнительных средств. Эти новые миллиарды, казалось бы, действительно демонстрируют возобновленную решимость правительства, но достаточно ли того, чтобы потратить деньги на войну с террором?
Кремль отказывается публично признать, что корень сегодняшнего терроризма кроется преимущественно в чеченской войне, которая теперь метастазирует по всему Северному Кавказу. Чеченские боевики и их сторонники почти ежедневно показывают, что война продолжается, и бесчисленные смелые заявления, как, например, недавнее утверждение вновь избранного чеченского президента Алу Алханова о том, что были найдены «эффективные меры» для борьбы с террором, кажутся всего лишь пустословием.
По словам министра финансов Алексея Кудрина, огромные суммы денег необходимы для того, чтобы разрешить чеченскую проблему. Но притоки финансов в Чечню часто являются скорее дестабилизирующими, чем полезными. Президент Ахмат Кадыров, убитый чеченский президент, был прав, предполагая, что 80% этих денег оседают в карманах московских и региональных фирм, извлекающих выгоду из продолжения чеченского конфликта.
Так что одни деньги и военная власть не могут положить конец кровопролитию, а дипломатия с менее воинственным чеченским лидером Асланом Масхадовым кажется маловероятной по трем причинам. Во-первых, контакты между Масхадовым и несколькими российскими политическими деятелями не повлияли — по крайней мере, до сих пор — на позицию Кремля. Во вторых, предмет для переговоров неясен, потому что Путин исключил вопрос о чеченской независимости, а капитуляция сепаратистов столь же маловероятна. В-третьих, даже если переговоры с менее воинственными чеченцами состоятся и будут успешными, терроризм продолжится под руководством религиозного фанатика Шамиля Басаева.
Результатом всего этого является распространяющаяся безнадежность. Жажда мести после кровопролития в Бесланской школе делает конфронтацию между чеченцами и ингушами все более возможной. Соседствующая с Чечней республика Дагестан является свидетелем возрастающей конфронтации между радикальными и традиционными исламскими группами, что теперь также наблюдается в Кабардино-Балкарии.
До тех пор, пока российское государство не разработает жизнеспособную политику и не сделает это быстро, все эти области угрожают стать зонами безопасности для террористов. То, что необходимо России, это политический ответ на террор, учитывая его международный размах.
За последние четыре года радикальный ислам утвердился на Северном Кавказе. Это не значит, что все местные мусульмане стали сторонниками джихада. На самом деле последние составляют крошечное меньшинство. Но они — энергичные, мобилизованные и опытные борцы. Эти люди все больше идентифицируют себя с глобальным джихадом и установили прочные связи с мусульманскими радикалами на Ближнем Востоке, в Южной Азии и Европе.
Россия теперь должна следовать примеру Америки, как бороться с террором. После атак в сентябре 2001 года Соединенные Штаты сумели избежать дальнейших нападений на свою страну. Правда, новости из Ирака ужасны, но Соединенные Штаты ведут широкомасштабную войну в Ираке; они не заняты в контртеррористической операции.
Российские структуры власти, также как и американские, должны теперь быть подготовлены к тому, чтобы вести очень долгую борьбу, которая полностью отличается от старого советского метода КГБ подавления инакомыслия. Силы безопасности России должны научиться предупреждать события, потому что террористы согласованно стремятся совершенствовать свои убийственные методы. Борьба с террором зависит от того, кто ударит первым; пока террористы были быстрее и профессиональнее российского государства.
Чтобы провести эту борьбу эффективно, Россия должна отказаться от двух древних стереотипов: что все террористы — бандиты и что они так или иначе действуют под контролем западной разведки, чтобы ослабить Россию. Основу мирового терроризма составляют отчаянные фанатики, верящие в священную, пламенную судьбу. Осама бен Ладен не работает за деньги и хочет разрушить весь Запад, а не ослабить Россию, в частности.
Но самое большое препятствие, которому необходимо противостоять, если Россия хочет вести войну с террором эффективно, — это необузданная коррупция в силах безопасности. Хорошо известно, например, что фанатические убийцы Басаева подкупили российскую милицию, чтобы войти в Буденновск в 1995 году и убить пациентов больницы. И все же не сделано ничего для того, чтобы искоренить этот инструмент террора.
Слишком легко свести борьбу с терроризмом к закручиванию политических гаек, к укреплению власти Путина, к ограничению передвижения людей внутри страны. Но ни одна из этих мер не испугает экстремистов на Северном Кавказе или их союзников из «Аль-Каиды».
Кремль уже должен это знать. Даже предсказуемые президентские речи Путина показывают желание начать реальную борьбу с терроризмом. Но для ведения серьезной войны необходима серьезная реорганизация российских структур власти, что будет очень болезненным. Несмотря на пока неудачную борьбу Путина с терроризмом, его популярность остается высокой, так что у него есть политический капитал для проведения жестких внутренних реформ. Но он должен действовать сейчас, поскольку общественная поддержка не может заменить решительные и эффективные действия.
Алексей МАЛАШЕНКО — эксперт по исламу в Центре Карнеги в Москве.
