В ауре абсурда

Ажурные решетки ворот, которые попытались «спа сти»: недостающие элементы восполнили с помощью проволоки. Благо, не колючей... Кафель в стиле сецессии: к сожалению, сегодня уже битый. Временем, отсутствием средств и наплевательским отношением. «Легкий» ажурный балкон: судя по всему, покрытый той краской, которая на момент «обновления» оказалась под рукой...

Автор этих зарисовок из жизни города, которые были представлены в выставочном центре Киево-Могилянской академии, черновицкий художник и график Олег Любкивский не любит, когда реакция на его работы определяется словом «ностальгия». По Черновцам, в которых существовала Rahthausgasse: отрезок нынешней Главной улицы в те времена, когда город говорил на немецком, а золотая груша декорировала один из сецессионных домов, и дала обиходное название самому строению — дом под золотой грушей. «Die goldene birne» была при этом «не только не отломанной, но и действительно позолоченной», а «парадный подъезд, который она украшала, еще не был забит досками, и обитатели дома не попадали в свои квартиры со двора».

Художник больше склонен говорить про уличный театр абсурда: вещи молчат и терпят парадоксальную «необъединимость» элементов, возникающую «благодаря» смене времен, правительств и идеологии. Это, к примеру, как поделить шикарный крымский дворец с его задуманными автором здания просторами на мелкие «клеточки» гостиничных номеров и создать «на 39 комнаток всего одну уборную». Это — сохранить на фасаде здания табличку «жильцы этого дома борются за звание дома высокой культуры коммунистического быта», а внутри — оставить другие поясняющие надписи: «партер», «мезонин»...

Вещи тоже умеют кричать. О том, что они не любят, когда их унижают невниманием и упомянутыми парадоксами. Нет принципиальной разницы между зданием с табличкой «памятник архитектуры», приведенным в состояние «реконструкции не подлежит», и высокохудожественной решеткой одного из подъездов древнего города, «залатанной» примитивной проволокой. Новое далеко не всегда — просто хорошо забытое старое. Особенно если это новое — агрессивно и вступает в диссонанс со сложившейся аурой города. Оригинал в сегодняшнем контексте читается далеко не так, каким его создавали. Читается с болезненным сарказмом: некоторые черновицкие «новшества» так же нелегко воспринять, как какого-нибудь революционного командира двадцатых годов. В кожанке и с наганом, наигрывающего Брамса за старинным роялем... только что расстрелянных хозяев дома...

P.S. Работы черновицкого автора Олега Любкивского навели известного архитектора Ларису Скорик на мысль поговорить о состоянии современного творчества в целом и о возможности удержать время благодаря «громкому» слову искусства — в частности. Ее размышления читайте в ближайших номерах «Дня».