Две правды

Наиболее трудный период украинско-польских отношений в ХХ веке — это почти три десятилетия — с ноября 1918 года до конца 40- х. Он вобрал немало болезненных эпизодов, которые составляют пеструю картину. Поэтому рассматривать трагедию на Волыни без учета предыдущего контекста украинско-польских отношений, на чем настаивает значительная (и довольно влиятельная) часть польских политиков и ученых, как минимум, нельзя.

Поэтому и историческая справка не помешает. Вторая Речь Посполитая возникла в ноябре 1918 г. на руинах бывших империй — Российской, Германской и Австро- Венгерской как важнейшая составляющая Версальской системы на востоке Европы («Малая Антанта» стала тем буфером, который отделил «цивилизованный Запад» от большевиков; одновременно он выполнял роль сдерживания будущих агрессивных устремлений обескровленной и униженной после Первой мировой войны Германии). Украине на карте Старого Света места не нашлось. Расколотая политически и социально, неконсолидированная страна стала ареной гражданской войны и была разделена между СССР, Польшей, Чехо-Словакией и Румынией.

Попытки украинцев добиться долгожданной независимости как на востоке, так и на западе завершились катастрофой. Одна из наиболее крупных наций Европы стала объектом, а не субъектом политики. Волынь, Восточная Галичина (на этих землях украинцы составляли большинство населения) вошли в состав нововозрожденного Польского государства. Почти десять месяцев (ноябрь 1918 — август 1919 гг.) существовала Западно-Украинская народная республика; неравный поединок с поляками, которые получали значительную помощь европейского сообщества, в первую очередь Франции, завершился аннексией украинских земель до Збруча.

После польско-большевистской войны в 1920 году и подписания Рижского договора в 1921 г. на Волыни и в Восточной Галичине наступила эпоха господства поляков. «Восточные территории» на это время стали ареной конфликтов, которые касались буквально всех сторон жизни. «Полонизация», особенно при режиме «санации» маршала Юзефа Пилсудского (с мая 1926 г.), постоянные ущемления национального образования, закрытие греко-католических и православных церквей, дерзкая деятельность многочисленных польских полувоенных обществ, проблема «осадников» (сотни тысяч поляков, в основном военных, в рамках государственной программы переселялись на Волынь и, в меньшей степени, на Восточную Галичину, получали лучшие земли и занимали абсолютное большинство должностей в государственном секторе), контрибуции, ревизии на селе и в кооперативном движении, подавление культурно- автономистских устремлений, и наконец, просто вопиющее социальное неравенство — все это вызвало сопротивление украинцев, и, как результат, акты гражданского неповиновения.

Ответом радикальных элементов украинского общества стало создание в 1929 году Организации украинских националистов. Фактически ОУН находилась в состоянии войны со Второй Речью Посполитой. Попытки найти понимание среди поляков и украинцев (деятельность Волынского воеводы Генрика Юзефского, митрополита УГКЦ Андрея Шептицкого) находили понимание среди рядовых граждан, но наталкивались на яростную оппозицию радикалов по обе стороны баррикад. Польский публицист Збигнев Залуский писал: «Никогда межвоенная Польша не была интегрированной страной. Всегда в ней была Польша «А» и Польша «Б». Это касалось не только экономической политики государства, но и позиции всех политических сил. Все они игнорировали в своей деятельности восточные окраины». Прибавим, эта проблема касалась и белорусов, и литовцев. Политика Варшавы подпитывала идеологию украинского интегрального национализма, фактически бросая ОУН в объятия Берлина.

1 сентября 1939 года — наиболее трагический день в истории человечества. Нападение нацистской Германии и начатый 17 сентября «Освободительный поход советских войск» в Западную Украину и Белоруссию (события эти освящены преступным пактом Риббентропа — Молотова) привели к потере Польшей независимости. Иллюзии украинцев на улучшение своего положения при советской власти не оправдались. Массовые депортации в Сибирь поляков, а потом и украинцев стали ответом на вопрос, какой порядок принесли с собой большевики. ОУН в этой ситуации продолжала опираться на нацистов, как органических противников и Польского государства (правительство Польши действовало в эмиграции в Лондоне), и Советского Союза. Польско-украинский конфликт на некоторое время оказался на периферии, но, как метко сказал профессор истории Юрий Шаповал, «фермент противостояния никогда не исчезал».

22 июня 1941 года ситуация кардинально изменилась — успехи нацистов на советском фронте и продвижение их далеко на восток вызвали у значительной части украинцев надежду на восстановление независимого государства. «Медовый месяц» ОУН (Бандеры) с оккупантами продолжался только до сентября 1941 г.; через два месяца вне закона оказалась и вторая фракция ОУН — мельниковцы. Фактически эти внутренне антагонистические силы вели борьбу на всех возможных фронтах — с немцами, советскими партизанами и формированиями, которые поддерживались польским правительством в эмиграции (в основном части Армии Краевой). Все это, подчеркиваю, происходило на территории Волыни, Галичины, Холмщины.

Осенью 1942 года на территории Волыни была создана Украинская Повстанческая Армия. Именно в этом году проаковское польское подполье начало насильственные акции против украинцев на Холмщине; значительная часть украинских исследователей считает, что истребление и депортации украинцев стали «детонатором» событий на Волыни.

Размеры кровавого противостояния от Збруча до Буга трудно представить без всего комплекса причин — политических, этнических, социальных, военных. Польский историк Гжегош Мотыка считает, что «поляки хотели возродить контроль над землями Второй Речи Посполитой, а украинцы — независимость на тех же землях» (напомним, что поляков на Волыни было не больше 17%. — С.М. ). На территории Волыни действовали разновекторные силы: АК, Народови вооруженные силы, Воля и Независимость... — у поляков, ОУН (Бандеры), в меньшей степени — ОУН (Мельника), «Поліська Січ» Бульбы-Боровца — у украинцев; подпитывали конфликт советские партизаны и немецкая полиция, которые проводили политику сохранения и углубления антагонизмов среди украинцев и поляков.

Вопрос о количестве жертв с обеих сторон и до сих пор остается открытым: по различным данным, как польским, так и украинским — погибло от 18 до 100 тысяч поляков и от 2,5 до 30 тысяч украинцев. Достоверных источников, согласованных обеими сторонами, не так уже и много. Нужны разговоры с фактами в руках. Причем почти все послевоенное время (с середины 50-х) поляки вели исследования; достижения украинских историков намного скромнее. Исследование ведут считанные ученые из Киева, Львова, Луцка. Очень часто эмоции, слухи и предположения становятся «вспомогательным» средством при «доказывании» своей правоты. Этот упрек в одинаковой мере касается и поляков, и украинцев.

И вот уже на первой встрече на польской земле — в Институте национальной памяти (IPN) его директор Леон Керес очертил тот огромный круг проблем, которыми занимается это государственное, подчеркиваю, учреждение со штатом более 1000 человек в десяти городах Польши: «IPN — это новое учреждение, которое начало свою деятельность в 2000 году решением Сейма; есть три организационных подразделения — архивный, научно-учебный и следственный. Хочу подчеркнуть и заверить, что когда мы проводим следственные действия, то не руководствуемся принципом национальности... Для нас важной является оценка совершенных преступлений. Важным элементом нашей работы является выставка, которую мы открыли год назад — «Поляки и украинцы в годы 1939 — 1947». Во время ее демонстрации проходят всякие образовательные презентации, конференции. Господин Керес, отвечая на вопрос корреспондента «Дня»: «Не считаете ли вы, господин профессор, что, ожидая политическую оценку событий 11 июля 1943 г. (а сделать это нужно раз и навсегда, чтобы соседние народы перестали «готовить» примирение) к какой-то дате, наконец необходимо перевести дискуссии из чисто политической в историческую плоскость», признал, что «в последнее время польско-украинский диалог продвигается очень трудно... Мы пытаемся говорить о несправедливостях не только поляков, но также и украинцев, хотя, безусловно, масштаб этих несправедливостей был различным по обеим сторонам, в частности в 40-х поляки таки больше пострадали... Считаю, что нельзя оставлять важнейшие дела двух народов исключительно в руках политиков. Заинтересованность и декларации политиков — это что-то не очень глубокое и не очень понятное для нашего общества. Вместо этого более глубокая дискуссия, которая на самом деле могла бы дать для наших народов хорошие результаты, должна вестись между историками и журналистами, которые имеют большое влияние на общественное мнение».

Как отметил Кшиштоф Голашевский, диктор секретариата IPN, «сейчас проводится по Волыни и Восточной Галичине 51 следствие, в которых пострадавшими были поляки, и 7 — украинцы. В свете польского закона пострадавшими считаются не только те, кто был непосредственным участником событий, но и их наследники. Мы работаем в очень тяжелых условиях, из-за того, что свидетели, во-первых, слишком эмоционально относятся ко всему, что происходило; во-вторых, это люди, которые из-за возраста и здоровья, возможно, не всегда объективно рассказывают о деле. Поэтому мы и пытаемся проверять свидетельства при помощи архивных документов... Из-за того, что события происходили 60 лет назад, мы оцениваем эмоциональную сторону дела на основании Польского кодекса 1932 года, но одновременно принимаем во внимание кодекс РП 1997 года, который дает нам возможность квалифицировать, оценивать преступление как геноцид, т.е. убийство, которое совершено по причинам религиозным, национальным... Вообще IPN расследуется 1260 дел о преступлениях против человечества (дела о нацистских преступлениях, преступлениях коммунистического режима, преступлениях во время межнациональных конфликтов. — С.М. ). В 2002 году рассматривались 12 дел против представителей польской коммунистической власти. Обвиняемые были наказаны заключением до пяти лет».

По мнению известного польского историка Гжегоша Мотыки, «конституция Второй Речи Посполитой гарантировала всем нациям, в том числе, и украинцам, равные права, но, на практике украинцы были людьми второй категории. Но я не считаю, что это была система, подобная тоталитарной. И антиукраинские акции — пацификации, вызывались террористическими акциями ОУН. Политика Второй Речи Посполитой к украинцам — оскорбительная, но ни в коем случае она не оправдывала акций украинских националистов на Волыни».

Есть в Республике Польша институт, которому очень трудно (если вообще возможно) найти аналог в Украине. Это Совет охраны борьбы и мученичества, который занимается объектами национальной памяти, музеями, могилами поляков по всему миру (от Сибири, Украины, Литвы, Беларуси, Франции, Великобритании до Ирака, Ирана, даже стран Африки); кроме этого благодаря Совету в надлежащем состоянии содержатся могилы немцев, советских солдат, которые погибли во Второй мировой войне. Для нас, украинских журналистов, было важным услышать от генерального секретаря Совета Анджея Пшевозника, что «такие вопросы как трагические события на Волыни нельзя решить только в течение 2 — 3 лет. Еще нужно работать над менталитетом и поляков, и украинцев. Мы — институт абсолютно аполитичный, который не имеет никаких связей с партиями.

Господин Пшевозник (кстати, по образованию профессиональный историк, который не оставляет работы с архивными материалами времен Второй мировой войны) отметил, что в Польше «литература и пресса при коммунистической власти нарисовали образ украинца-резуна и польских праведных воинов, которые боролись с украинскими бандами. Трудно изменить этот образ. С другой стороны, у участников этих событий очень эмоциональный подход к делу. Самое важное, что дискуссия проводится. Хотелось бы, чтобы 11 июля, почтение памяти жертв, прошло в атмосфере внимания, покоя, уважения к погибшим. Важным для поляков является то, что будет сказано, но это мы уже должны подождать.

На вопросы журналистов, как будет выглядеть памятник, господин Пшевозник ответил, что «не будет отдельного сооружения с антиукраинским текстом; это будут свечи, которые символизируют повиты (уезды) межвоенной Польши. Текст на монументе — обобщающего поэтического содержания (ко времени разговора он еще не был утвержден ни в Варшаве, ни, тем более, в Киеве. — С.М. ). Было предложение написать на монументе о количестве погибших людей, сожженных сел, костелов; но данные историков — украинских и польских — разные! Буквально каждый историк имеет свой взгляд на эту трагедию. Доказать какие-то цифры уже, по-видимому, никогда не удастся. И памятник строится по инициативе людей, которые потеряли на Волыни близких. Государство не имеет никакого отношения к его установлению.

Господин Пшевозник отметил, что «плохо, когда ученые — и польские, и украинские — на страницах прессы остаются в меньшинстве. Часто этим вопросом занимаются публицисты, которые не имеют дела с материалами, фактами из архивов, а руководствуются эмоциями.

С украинской стороны остается нерешенным очень больной вопрос — государство до сих пор не признало УПА воюющей стороной во Второй мировой войне, и этот факт «играет» и против взаимопонимания между поляками и украинцами. «Трудно общаться с поляками на равных, пока мы не пройдем болезненный тур внутреннего диалога», — подчеркивал Юрий Шаповал в «Дне».

Также журналисты встретились с госпожой Евой Семашко, соавтором (вместе с отцом — Владиславом Семашко) двухтомного (1434 стр.) труда «Геноцид украинских националистов в отношении польского населения Волыни 1939 — 1945». Но книга эта, изданная, кстати, немалым тиражом (пять тысяч экземпляров — для научной монографии это просто поразительная цифра) фактически рассматривает события на Волыни без учета всего сложного комплекса противостояния украинцев и поляков на территории совместного проживания в годы Второй мировой войны (1939 — 1945): на Восточной Галичине, Волыни, Холмщине, Пидлящице, Лемкивщине, Надсянни. Тираж книги подчеркивает скорее всего политическое, а не научное значение книги. На встрече прозвучало требование одностороннего извинения украинского государства (как соотносится это с тем, что УПА или ОУН не является репрезентантами современной Украины; как не были ими и в годы Второй мировой войны, в отличие от 27-й дивизии АК, которая подчинялась законному правительству РП в Лондоне и принимала непосредственное участие в кровавом противостоянии на Волыни?).

Одностороннего раскаяния быть не может априори. Существовали и существуют две национальные правды; поэтому, может, время требует осудить насильственные действия с обеих сторон (без попытки обнаружить более или менее виновную — политические экстремисты только и ждут такого шага). Также и памятник украинцам, которые погибли в кровавой резне на Волыни в 1943 — 1944 гг., должен стоять рядом с польским. Едва ли не высший в Польше авторитет Яцек Куронь писал в «Дне»: «На такие годовщины я смотрю со смешанными чувствами. Погибшим мы должны отдать честь; мы обязаны о них помнить. Однако, если это делать в ритме годовщин, то мы выхватываем каждое событие из его исторического контекста и таким путем даем фальсифицированную картину польско-украинских отношений». Прислушаемся к его словам.

О впечатлении от Польши, которая прокладывает путь в Европейский Союз (и не только), читайте в одном из ближайших номеров «Дня».

Автор благодарит Посольство Республики Польша в Киеве за помощь при подготовке материала.