Это мы, Господи!

Телевидение — самый доступный способ подумать о себе самих. Вот и прошедшая теленеделя снова дала нам повод для этого. Бой Кличко с Льюисом, показанный телеканалом «1+1» и обсуждаемый до сих пор, смотрели и те, кому бокс непонятен или даже противен. Потому что это наш Кличко, потому что дерется он не только за миллионы, но и за страну, к которой у нас множество претензий, но которую мы хотим и готовы любить. Потенциал этой нерастраченной любви огромен, и мы рады любой возможности проявить ее, любовь, не фальшивя.

В общем-то, об этом получился и документальный фильм Сергея Долбилова «Украина — чемпион», и последующее его обсуждение в «Документе» у Юрия Макарова («1+1»). И то, что очередная попытка самоидентификации в этот раз осуществлялась с помощью многогранной и объемной футбольной темы, сделало это обсуждение живым и заинтересованным по обе стороны телеэкрана.

Ритуальность подготовки болельщиков к спортивному противостоянию своих кумиров, языческие заклинания и «вертепность» экипировки местами завораживали, втягивая уже телезрителей в общий предматчевый ритм. Почему именно футбол в Украине стал инструментом объединения нации, действительно ли потому, что иных способов, особо не напрягаясь, почувствовать свою общность в стране нет? Этот вопрос остался фоновым, зато в процессе просмотра и обсуждения возникали определения для самоосознания не менее важные. Превращает ли футбол народ в толпу? Или мы как народ только формируемся, а футбол — один из центров притяжения, позволяющий нам почувствовать свое небезразличие к стране и друг другу? Лица, раскрашенные в цвета национального флага, не всегда трезвые и не всегда интеллектуальные лица, не вызывают неприятия, потому что не агрессивны. И в этом тоже наша отличительная особенность. Еще оказалось, что украинец — все-таки существо коллективное, не затерявшееся в своем развитие где-то в крайних хатах, а испытывающее потребность в сопереживании, причастности к общему, привнося в это общее свои индивидуальные накопления и реакции. И совсем неожиданно в мире околофутбольной жизни проявилась наша национальная терпимость, готовность простить друг другу разность проявления радости и горя, восторгов и отчаяния. И ничего не замечающий вокруг себя в экстазе сопереживания «настоящий полковник», и «уставший» от напряженного ожидания и пива провинциальный болельщик, и сплоченные группы, реализующие себя, в том числе, и в своеобразной забаве «кто пронесет на трибуны больше водки мимо милицейских кордонов», и ревущая, ликующая или рыдающая толпа — все это мы, и нам, по большому счету, хорошо вместе. Мы, может быть, многое забыли, а многого о себе до сих пор не знаем, но наша агрессия способна находить вполне мирные способы выхода и не требует крови, если противник способен строить с нами отношения на таком же уровне.

О том, что это действительно ментальная особенность украинцев — не нападать, но защищаться, шла речь и в «Двойном доказательстве» («1+1»), коснувшемся событий на Волыни в 1943 — 1947 годах. Резня или трагедия? Так поставил вопрос ведущий перед началом дискуссии. Каждая смерть, любая резня — прежде всего трагедия для обеих сторон, — ответили участники обсуждения непростой темы. Но это не должно мешать нам прояснить все трагические обстоятельства, чтобы больше в нашей истории жертв межнациональной розни не было. Чтобы и мы, и те, кто требует от нас однозначного и одностороннего покаяния, знали границы нашей терпимости и пределы нашего терпения. То, что до сих пор и поляки, и украинцы считают инициаторами кровавого конфликта друг друга, свидетельствует о том, что боль еще не изжита и пристрастность в отношениях все еще существует. И даже если учитывать, что Украина и тогда, и сейчас была и есть полем для проявления амбиций двух бывших империй, Польской и Российской, смешно полагать, что истоки событий военных сороковых находятся в одном вековом временном отрезке. Отношение к украинцам как к людям второго сорта насаждалось поляками веками и стало бытовым у поляков тогда, но не исчезло и сейчас. Можно вспомнить хотя бы о недавней истории расследования дела польского «гаишника», который застрелил ни за что ни про что гражданина Украины, везшего рожать на Родину свою жену, и отделался легким испугом. Вряд ли это способствовало искоренению вековой настороженности. Что же касается неофициальных притязаний бывших империй на наши территории, то смешно себя обманывать и полагать, что их нет. Как заметил один из участников дискуссии, часть польского общества и сейчас считает Волынь и Галичину своими этническими землями. Наверное, так считает не критическая масса польского населения, но все-таки...

Да, действительно, обе империи, в зонах влияния которых веками находилась Украина, готовы были позволить ей некоторую свободу самовыражения. Но в пределах, когда борщ с галушками, шаровары и задушевные песни — пожалуйста, а вот «на большее ты не рассчитывай». И сегодня наследники тех империй, настрадавшиеся за свою историю в том числе и друг от друга, едины в стремлении принудить Украину отступиться от признания, отречься от УПА. От армии, защищавшей свой народ от всех, кого этот народ считал на своей земле оккупантами, защищавшей украинскую государственность еще в ее эмбриональном состоянии, потому что именно украинская государственность и была тем самым страшным табу. Случайно ли?

А в Луцке этим летом будут отмечать (не в смысле праздновать) 60-летие волынских событий. Президенты двух стран встретятся и произнесут то, чего ждут от них их народы. Поляки готовы к этому и знают, что они хотят услышать. Об этом можно судить по настроениям и заявлениям одного из участников «Двойного доказательства», сотрудника польского Института народной памяти (кстати, а у нас есть такой институт?). Что ж, мы готовы простить и покаяться. Но не под давлением, не принудительно, не вынужденно. Мы хотим простить, но не по незнанию, а осознанно. Чтобы очередное покаяние не стало очередным средством камуфляжа. И вряд ли этот процесс можно искусственно или политически ускорить.