Выбор, который нужно сделать сейчас

Мне уже как-то приходилось ссылаться на цитату из классика американского технотриллера Тома Клэнси — опытный специалист- гидроакустик может «вычислить» наличие подлодки по отсутствию в воде естественного шума, например, звуков планктона. В этом смысле отсутствие позиции большинства украинских политиков в отношении войны в Ираке более чем показательно. В который раз уже приходится отмечать, что многим нашим профессиональным политикам реальную политику заменяет позиционирование.

Позиционироваться — означает сначала смотреть, как тебя воспримут — в Штатах, России, внутри страны, кум, спикер, президент, а потом — и в зависимости от восприятия себя — обосновывать позицию. Что на самом деле означает — «съехать» с нее, используя максимально неконкретные высказывания.

Последний по времени пример — Юрий Костенко на сайте «Нашей Украины»: «Я уверен, что война закончится, и присутствие Украины в этом чрезвычайно важном процессе незамеченным не останется. Причем не только с точки зрения энергоносителей, хотя это сегодня наиболее острая проблема. Я думаю, что участие Украины в антииракской операции со всех точек зрения очень перспективно для национальной политики».

Нечего удивляться, что именно поэтому национальный интерес в Украине постоянно проигрывает личному политическому интересу. Национальное видение — что важно для страны — видению собственных политических перспектив. Это происходит с такой завидной регулярностью, что неминуемо приходишь к выводу: украинская политика строится по принципу — не воевать со стереотипами украинского народа, позитивными или негативными, а опираться на них. Что не может не беспокоить, поскольку это просто отвратительный подход.

Социологические опросы фиксируют: украинский народ против, безусловно против войны. Кто бы и как из социологов, с какими бы факторами это не связывал — понятно, что исполнительная и законодательная власти, которые хотят быть популярными или сохранить имеющийся процент популярности, не могут это не учитывать.

Но учитывать — это полдела. Другая половина — ставить вопрос: а прав ли народ, относясь так к этой войне — в эти дни, исходя из этих событий, исходя из имеющегося сейчас объема информации?

Я понимаю, что многим политикам сама такая постановка вопроса покажется откровенно провокационной и даже где-то отталкивающей. Но — народ тоже бывает неправ. Например, немецкий народ, голосовавший за Гитлера. Например, иракский народ, который воюет против коалиции — защищая свою землю, он одновременно защищает и Саддама.

Обязанность действительно ответственного политика, политика, ответственного перед украинским народом, политика, любящего свой украинский народ, сказать ему правду — в чем заключается собственно украинский национальный интерес? Возможно, немного потерять при этом в популярности, но сказать. Потому что только таким образом украинскую нацию и можно научить, что мир уже нужно воспринимать по-другому. Потому что только таким образом ответственный политик не будет опираться в своей политике на негативные стереотипы украинского народа (свойственные ему, как и другим народам, не больше и не меньше), а противостоять им. Формируя новое мировоззрение нации на старые проблемы.

Эта правда заключается в том, что Украина не может действовать иначе, чем действует сейчас. И дело здесь не только в будущих нефтяных контрактах. И не в дипломатической суматохе: являемся мы членом коалиции или не являемся. Наш батальон находится там — и это главное, что знаем мы, что знают о нас в Вашингтоне, и в Москве. Потому что в этом и заключается украинский национальный интерес.

С аналогичной Кучме проблемой столкнулся Квасьневский. Большинство польского общества — против войны. Польский спецназ берет иракские нефтяные платформы. Квасьневский действует как ответственный перед своей страной политик: он идет вопреки общественному мнению, он ищет противовес российско- немецкому союзу в виде Соединенных Штатов.

Чего хотим мы? Чтобы наша хата была — как всегда — с краю? Да, но тогда и другие хаты будут с краю. Чтобы что там не делалось, лишь бы нас не касалось? Но так уже не будет. Чтобы наши военные не пострадали? Да, несомненно. Хотя не будем забывать: это не Афганистан, куда посылали вчерашних школьников. В Кувейте люди, добровольно избравшие своей профессией почетную обязанность выполнять приказы. Военные, которые — прямо говоря — в мирное время получают плату за больший риск быть убитыми, больший, чем гражданские. Профессионалы, наученные современной войне — во всяком случае, так мы хотим думать о них, если не собираемся опять сесть еще в один украинский стереотип — второсортности.

Сергей Терехин, автор практически единственной статьи (в «Украинской правде») украинского политика об иракском конфликте (эти мои слова — чтобы избежать обвинений, что я опять «луплю» только представителей оппозиции), пишет: «...по парламенту гулял... тезис: «геополитическая ось Германия-Франция-Россия-Китай должна быть противопоставлена оси Америка — страны Пиренеев, Италия, Южная Европа и новые члены Европейского сообщества». Политический анализ последствий такого искусственного разделения приводит к искусственным выводам, вследствие которых Украина становится сателлитом или совсем абсорбируется странами первой оси, которые впоследствии будут разделять сферы своего геополитического влияния в Европе. При присоединении ко второй оси Украина имела бы призрачную возможность остаться независимой юридически и экономически, и в течение нескольких поколений утвердиться как монокультурное и единоязычное государство, с законодательным уважением к национальным меньшинствам».

Если выбор именно таков (в чем я не уверен), то может господин Терехин объяснит, почему выбор первого «Украина становится сателлитом или совсем абсорбируется странами первой оси» лучше выбора второго — «Украина имела бы призрачную возможность остаться независимой юридически и экономически»? Чем «абсорбция» лучше «возможности», пусть и «призрачной»? Сам Терехин голосовал за абсорбцию.

С кем мы, Украина? Только не нужно стеснительно уходить от вопроса: мол, мы с Украиной — это отсутствие ответа на вопрос.

Терехин выделяет несколько «было бы интересно». «Было бы интересно, если бы США объявили открытый тендер по разработке и продаже концессий или скважин Ирака.., было бы интересно, если бы США за счет расходов своего военного бюджета оказали помощь репрессированным курдам... Было бы интересно, если бы США гарантировали неизменность территории Иорданского королевства и Ливана..., было бы интересно, если бы США обеспечили реальное создание палестинской автономии под гражданским надзором и управлением и содействовали демократизации государства Израиль».

Было бы интересно, если бы в мире господствовала абсолютная справедливость, было бы интересно, если бы абсолютную справедливость устанавливал лично господин Терехин, было бы интересно, если бы понимание абсолютной справедливости господином Терехиным разделяло бы абсолютное количество землян. Но мы живем в реальном мире...

Да, я считаю, что режим Саддама отвратителен, и что с ним нужно что-то делать. Да, я против войны, особенно против того, как американцы в нее вошли: необдуманно, настроив против себя всех и вся. Эта самодостаточная нация не впервые ориентируется только на себя...

Ошибка американцев — не в войне, а в технологии вхождения в войну. Нужно было больше рассказать о Саддаме, больше напомнить миру уже подзабытое, больше работать в ООН, возможно, и перенести время начала боевых действий, чтобы инспектора ООН еще больше поработали.

Что же, чем больше нация, тем большие ошибки она делает. Впрочем, я не военный и не дипломат, и мое мнение не может быть экспертным.

Но мы — слишком небольшая нация, чтобы делать слишком большие ошибки. Может, это и хорошо.

У нас нет британского Олдермастоуна, где производят их ядерное оружие, мы не французы, которые могут позволить себе, как ядерное государство, занимать отдельную позицию.

Мы не россияне, для которых ядерная дубинка является подарком судьбы — если вспомнить экономические возможности России, и, например, Японии. Но мы — и не страна Милошевича, где бомбардировали албанцев, мы — и не страна Хусейна, где травили газами курдов и иранцев. Мы — небольшая нация, со своими ошибками и со своими интересами, которые кроме нас, серьезно говоря, никого по-настоящему не интересуют.

Поэтому мы должны определяться: с кем мы, с Америкой — или с другими. Сейчас журналисты должны задавать вопросы, политики — отвечать. Формируя своими ответами и мнение нации.