1943 год в памяти поляков и украинцев

Начну с поляков. Ведь именно настроения значительной, если не подавляющей, части польского общества побудили правительственные круги соседнего государства поставить перед украинцами вопрос о необходимости отдать дань памяти польским — и только польским! — жертвам межнационального конфликта 1943—1944 гг.

Далее в этой статье я еще приведу взгляды тех польских исследователей-историков, которые опираются на знание документов и учитывают аргументы всех сторон. Но пока что сторонники взвешенного подхода, как представляется, в меньшинстве. Более слышны те, кто провозглашает коллективную ответственность украинского народа за настоящие и воображаемые преступления, совершенные отдельными украинцами. Впрочем, ничего нового здесь нет. В кругу своих польских знакомых и друзей я не раз рассказывал о разговоре в варшавском трамвае весной 1979 года во время первого визита в Варшаву Папы Иоанна Павла II. В тот день на встречу с ним приехало в столицу множество людей из разных городов и сел. Какая-то пожилая женщина, очевидно, сельская, спросила меня: «А вы откуда — из села или из города?» «Из города», — отвечаю. «Из какого?» «Из Львова». «А там еще остались поляки, или украинцы уже всех вырезали?» Я был так поражен, что не знал, как реагировать. Уже и не помню, что ответил. Но что бы ни сказал, вряд ли сумел бы ее убедить. Еще больше я был поражен прочитанным в красиво оформленном и содержательном путеводителе по Львову, изданном в Варшаве в целом с позиций, благожелательных к новому украинскому государству. Но при описании львовской церкви св. Юра прочитал буквально следующее: «Здесь была резиденция Андрея Шептицкого. Хоть и рожденный дочерью Фредра, был он митрополитом не только униатской церкви, но и националистов из ОУН, благословил ножи и деревянные пилы, которыми украинцы резали поляков на Волыни и Подолье». Мне особенно обидно, что такой взгляд высказал в книге, рассчитанной на самый широкий круг читателей, Ежи Новицкий, известный также и в Украине журналист, автор сценария популярного в свое время и на Украине радиосериала «Семья Матисяков», многолетний председатель Общества любителей Львова и Львовской земли. И его представления, и представления моей варшавской собеседницы, конечно же, возникли не на пустом месте. Настоящая и преувеличенная информация о трагических событиях, участниками которых были эти люди, смешалась с другими давними стереотипами, отражавшими не столько реальные факты, сколько распространенное в польском обществе отношение к идее независимости Украины.

В годы коммунистической власти в Польше не очень поощрялось упоминание о западноукраинских землях, чтобы не раздражать тогдашнего их властителя — Советский Союз. Зато довольно широко польские средства массовой информации приписывали украинцам убийство польской профессуры во Львове и подавление Варшавского восстания 1944 г. Позже было доказано, что ни первое, ни второе утверждение не имеет никаких оснований, — сложно, однако, сказать, дошли ли выводы ученых по этому вопросу до широких кругов населения.

На каком-то этапе польская пресса популяризировала утверждение об убийстве «украинцами» полумиллиона поляков в годы войны на окраинах Польши (так во многих польских изданиях доныне называют Западную Украину и Западную Белоруссию). Хотя впоследствии ученые показали, что действительное количество жертв было в несколько раз меньшим, некоторые СМИ до сих пор дают цифру 500 тысяч. В современный момент вал массовых антиукраинских инсинуаций в Польше начал Эдвард Прус, получивший печальную известность тем, что порочил память того же митрополита Андрея Шептицкого. Позже главным «специалистом» по антиукраинской истерии стал Виктор Полищук. Главный его тезис: украинцам перед войной до 1939 г. в Польше жилось хорошо, а этнические чистки на Волыни и, в меньшей степени, в Галичине были вызваны решением ОУН и УПА реализовать идеи интегрального национализма, сформулированные Дмитрием Донцовым. В качестве доказательства он цитировал лозунги: «Україна для українців» или «Геть з України займанців», хотя современники понимали их не как требование истребления или изгнания из Украины всех неукраинцев, а как призыв к установлению в Украине власти украинского народа, ликвидации оккупации украинских земель иностранцами. В сознании поляков господствует убеждение, что главной причиной трагедии волынских сел был привитый украинцам национализм, а роль социальных конфликтов недооценивается. Однозначно негативно воспринимается также Украинская Повстанческая Армия. Как считают некоторые украинские историки, только отдельные повстанческие отряды — но не УПА в целом — участвовали в уничтожении польских сел, в убийствах невинного населения. За это отвечают конкретные преступники, а не УПА в целом. Утверждаются убеждения, что и те, кто сам не участвовал в преступлениях, должны раскаяться, если им не противодействовали или пытались оправдать то, что не может быть оправдано ничем и никогда.

Как уже упоминалось, в Польше работают и солидные знатоки сложной и противоречивой истории Восточной Европы периода Второй мировой войны — Рышард Тожецкий, Гжегож Мотыка, Гжегож Мазур, Анджей Сова и ряд других. Интересную статью о польском вопросе в программе деятельности ОУН и УПА опубликовал в свое время Збигнев Ковалевский. К сожалению, она осталась незамеченной польским обществом.

Чисто научные публикации, понятно, почти не доходят до широкого круга читателей. Это частично наверстывает пресса. В 1995 г. многотиражная и авторитетная «Газета выборча» предоставила свои страницы для обсуждения темы «Правда о Волыни». Без всякой цензуры печатались как наполненные искренним отчаянием воспоминания тех, кто в свое время потерял на Волыни своих ближайших родственников, так и рассуждения тех, для кого «наибольшим преступлением» ОУН и УПА было стремление «оторвать восточные земли от Польского государства». Заметим, что более глубокими и продуманными были те статьи в газете, авторы которых понимали значение польско-украинского диалога, осознавали, что события 1943 г. были только следствием всей предыдущей истории. Их критическое отношение к ошибкам и просчетам политических деятелей собственного народа может быть примером для тех украинских авторов, которые считают своим долгом о «своих» писать только приятные вещи. Вот, например, польский историк Януш Рошковский начал свою статью словами: «Для наших взглядов об украинцах характерно незнание, игнорирование фактов и господство стереотипов; исторических, сформированных произведениями Сенкевича, и новейших, согласно которым украинцы — это банды УПА, СС «Галичина», помощники немцев в подавлении Варшавского восстания». И полякам, — продолжает он — «хотелось бы не помнить о непрерывных восстаниях украинцев, начиная с XVI ст., ужасных условиях жизни крестьян в ХIХ ст., польскую политику периода между двумя войнами. Только на этом фоне можно понять взрыв долго затаиваемой, я бы сказал, атавистической, ненависти украинских крестьян, которые составляли главную сокрушительную антипольскую силу…» Указывая, что за старые просчеты платили невинные, автор цитирует книгу известного историка Чеслава Мадайчика «Фашизм и оккупация 1939 — 1945 гг.», который утверждал: «В период оккупации поляки составляли на Волыни и Полесье значительную часть администрации в экономике и вспомогательного персонала». Это в ситуации, когда на этих землях они составляли только несколько процентов населения, содействовало перенесению ненависти к немцам на тех, кого связывали с их господством.

В другом номере той же газеты историк Люциaн Лучковский, родом из Здолбунова на Волыни, подчеркивал: «Для украинского крестьянина власть ассоциировалась с поляками. Полициант, осадник, налоговый экзекутор, учитель, чиновник в гмине и на почте, судья, унтер-офицер, офицер в армии — это все были поляки. Так же крупные землевладельцы.

В 1937 г. на Волыни было только 46 украинцев, которые имели больше 55 га земли». Далее высказывается мнение о губительности для дела польско-украинского единения деклараций польского эмигрантского правительства и его представителей о том, что «восточные земли Речи Посполитой никогда не будут Украиной, а останутся составной частью Польши» и что «украинцы не могут иметь в Польше никаких политических прав».

Особый интерес вызывает статья- воспоминание Яна-Марии Шиманского — историка по образованию, работника Центра научного изучения процессов глобализации. Его отец был шефом контрразведки Жешувского инспектората АК, сам он с 12 лет участвовал в польском подпольном антикоммунистическом движении. И он, и его отец представляют тех немногочисленных деятелей Армии Крайовой, которые не только искренне стремились к взаимопониманию с УПА, но и работали в этом направлении. Уникальное значение имеют его воспоминания о намеренной деятельности нацистских и большевистских агентов, которые делали все, чтобы спровоцировать антипатию и вражду между украинцами и поляками. Господин Шиманский теплым словом упомянул ветеранов борьбы за независимость Украины, с которыми был вместе в заключении. В самые тяжелые минуты следствия они, несмотря на истязания, хранили верность своей Отчизне.

Очень жаль, что в последнее время больше популяризируют собственно конфликт между УПА и АК, а не тенденции к сотрудничеству на заключительном этапе истории этих организаций. Ведь именно эти традиции, хотя они не получили полного развития, заслуживают наибольшего почета и продолжения в новых условиях. Об усилении таких настроений и в УПА свидетельствуют материалы, опубликованные в различных изданиях, в частности, в подготовленном Институтом украиноведения им. И. Крипьякевича НАН Украины сборнике «Депортации». Например, в одной из листовок, изданной в подпольной типографии УПА, читаем:

«Поляки! Вековой западный сосед!

…Уже близко время, когда каждый народ на своей собственной земле заживет своей самостоятельной государственной жизнью.

Да здравствует согласие, понимание и сотрудничество украинского и польского народов в борьбе с московским империализмом!

За самостоятельные государства всех порабощенных народов!

Свобода народам и человеку!»

В украинском общественном мнении вопрос об отношении к полякам в целом не занимает то приоритетное место, которое он заслуживает. Однако в наше время в среде украинской интеллигенции, политиков и бизнесменов благодарно отмечают проукраинскую позицию польского правительства на международной арене. В Украине, особенно из учебников истории, в частности, советских, и из художественной литературы украинцы выносили глубоко упрощенное представление о борьбе крестьян и казаков против польского гнета. Не акцентировались позитивные аспекты культурных отношений. По мере того, как переставало быть обязательным восхваление Переяславской Рады, начали появляться и позитивные оценки некоторых особенностей государственного устройства Речи Посполитой. В трудах отдельных историков не обходится теперь и без определенной идеализации этого государства. Когда же речь идет о польско-украинском конфликте периода войны, то преступления в отношении мирного польского населения довольно малоизвестны, господствует мнение об основной роли немецких и большевистских провокаций. Память о трагических событиях времен войны хранят в основном переселенцы с земель, которые после войны были закреплены за Польшей (Холмщина, Подляшье, Надсянье, Лемковщина), а также жители волынских и галицких сел, пострадавших от вооруженных поляков-полицаев на немецкой службе, боевиков и просто крестьян с баз самообороны, воинов АК и других организаций польского подполья. Кто по собственному опыту, а кто из рассказов своих родителей знает, что не только «украинские» бандиты, но и бандиты «польские» нередко убивали младенцев, отрезали людям носы, уши, выкалывали глаза, отрезали женщинам груди — нет сил и желания продолжать перечень издевательств. В наших архивах собралось уже немало воспоминаний о таких случаях, но доныне они публиковались редко, и то главным образом в местной прессе. Теперь, когда началось давление на Украину относительно вынужденного покаяния, чувство обиды побуждает некоторых украинских авторов взяться за публикацию отложенных в свое время в долгий ящик материалов. Но нужна ли подобная эскалация взаимных обвинений?

К счастью, диалог ученых начался. Еще в июне 1994 г. состоялась встреча польских и украинских историков на тему «Поляки и украинцы в 1918 — 1948: трудные вопросы». Потом под подобным названием проведено попеременно десять научных семинаров в Варшаве и Луцке. В плане научной подготовки большинство этих семинаров проводили Военный исторический институт Академии национальной обороны в Варшаве и Волынский государственный университет им. Леси Украинки. С организационной стороны большинство семинаров проводились под эгидой Мирового союза воинов Армии Крайовой и Объединения украинцев Польши. Продолжался плодотворный диалог, вырабатывались согласованные решения и фиксировались документы по вопросам, относительно которых стороны не могли прийти к согласию. На упоминавшейся первой встрече не только украинские, но и польские историки согласились с определением характера деятельности Украинской Повстанческой Армии, как национально-освободительной. Плодотворно начатые разговоры польских и украинских историков будут продолжены на конференциях 20 — 21 марта в Киеве и в Луцке в июне этого года.

Впрочем, наивно было бы думать, что выводы историков автоматически дойдут до сознания народов. Для взаимного понимания нужны не только знания о прошлом, но и добрая воля, желание понять аргументы других, а не только собственные. Улучшение климата межнациональных и межчеловеческих отношений возможно как следствие сознательных усилий обоих обществ, а не как результат конъюнктурных политических кампаний.