От пропорциональных выборов не уйти

Как ни парадоксально почти 10-летний опыт «дискуссий и полемики» о приемлемой и лучшей избирательной системе оказался малопродуктивным и не дал ответов на вопросы — какая же избирательная система будет эффективной в Украине и каких результатов нам от нее ожидать? В действительности мы столкнулись с тем, что широкий набор вариантов и нюансов работы той или иной модели избирательной системы дает и широчайшее поле аргументов для сторонников мажоритарноcти или пропорциональности. В результате предложенные и оспоренные аргументы заводят полемику в тупик и сужают рамки исследовательских схем. В это время за скобками оказываются такие весьма важные вопросы, как: почему собственно в той или иной стране складывается именно такая избирательная система, а не иная, как связаны природа демократии или демократизации и избирательная система? Отечественные политические инженеры пытаются найти решение уравнения избирательной системы с точки зрения формальной логики. При этом упуская из виду тот факт, что избирательная система во многом является продуктом историко-генетического опыта и результата выхода на политическую арену новых сил, формирования новых избирательных предпочтений. Иначе говоря, статичное обсуждение вариантов избирательных систем и формулы формирования представительной власти должно быть дополнено и анализом исторического опыта выборов и эволюций партий как центрального института современной демократической политики.

Ответ поможет дать беглый взгляд на опыт введения новых избирательных систем в странах Континентальной Европы в конце ХIХ — начале ХХ веков и в странах Восточной Европы в 90-е гг. ХХ века. Известный исследователь процессов демократизации и избирательных систем С. Роккан, исследуя переходы к пропорциональным системам большого ряда стран Континентальной Европы, сформулировал гипотезу, которая нашла свое подтверждение и на опыте восточно-европейских демократий. С. Роккан считал, что пропорциональные избирательные системы, внедрявшиеся в Европе в конце ХIХ века (первая пропорциональная система появилась в Бельгии в 1883г.), явились своеобразной комбинацией давлений «снизу» и «сверху»: с одной стороны, растущий рабочий класс хотел получения доступа в законодательные органы и искал приемлемую формулу представительства, а с другой — устоявшиеся партии (буржуазные, «элитные») также выступали за пропорциональную систему — поскольку только так могли сохранить свои позиции в условиях растущей конкуренции со стороны новых массовых партий. Подобная тактика вполне может быть названа политологами рациональным выбором. Вслед за расширением всеобщего избирательного права как правящие партии, так и партии, претендующие на эту роль, реально оценивают свои электоральные шансы и видят в пропорциональной системе уравнение защиты своих интересов и продолжение своего существования на политической сцене.

Эту логику можно проследить на примере переходных демократий Восточной Европы в 90-е гг. ХХ ст. (Польша, Венгрия, Чехословакия). Американский политолог А. Лейпхард исследовал новые демократии 90-х и, следуя гипотезе Роккана, выделил «устоявшиеся партии» — бывшие правящие коммунистические силы и «растущий рабочий класс» — новые демократические силы, компромисс между которыми стимулировал внедрение пропорциональной избирательной формулы.

Обратимся к примерам. Избирательная система, принятая в Польше в 1991 г., представляла собой строгий вариант пропорциональной модели, но с небольшим размером избирательного округа (число депутатов, которое может быть избрано от одного округа, равнялось десяти). По итогам выборов в нижнюю палату, Сейм, прошло девять партий, преодолевших 5%-й порог, а в верхнюю палату — Сенат, который избирался по системе относительного большинства, партийная фрагментация была еще большей (прошло семь партий, а всего было около 30 партий). На выборах в 1990 г. в Чехословакии также использовалась пропорциональная модель, но в менее строгом варианте, и было всего два округа — Чехия и Словакия. По итогам выборов, большинство голосов получили «Гражданский форум» и «Общественность против насилия», а в общем результате в парламент прошло восемь политических партий, чему способствовал высокий 5%-й порог. Избирательная система Венгрии наиболее сложная, потому не будем подробно на ней останавливаться. Заметим лишь, что ее результаты сопоставимы с результатами мажоритарной системы относительного большинства и потому победителями здесь стали две крупные партии.

Однако после обвала тоталитарных режимов логика распределения власти также требовала и определения конституционного взаимоотношения между законодательной и исполнительной ветвями. Президентская модель, напомним, означает, что выборы президента и парламента происходят отдельно. И уже поэтому «устоявшиеся» и «новые» партии имеют очень разные шансы для гарантии и обеспечения своих интересов. Согласно гипотезе Роккана, пропорциональная система и президентство должны представлять нормальный конституциональный образец. По этой модели пошли страны Латинской Америки, в Западной Европе сложилась иная модель — пропорциональность и парламентаризм. Новые демократии в Восточной Европе пошли по разным путям: Польша является примером полупрезиденсткой власти, а Чехия и Венгрия — парламентские республики. Как видим, реальная политика свидетельствует о том, что объяснить формирование тех или иных политических моделей не всегда можно с точки зрения сравнительной логики, а ответ стоит искать в генезисе каждой отдельно взятой демократии.

Вернемся к украинским реалиям и проанализируем в какой степени полезна гипотеза Роккана для отечественной политики. «Красной нитью» через электоральные циклы выборов парламента и президента проходит противоречие между «надпартийностью» исполнительной власти, в том числе, института президентства, и все большей партийностью парламента. Конфликт между административным и партийным критерием стал на последних парламентских выборах 2002 года стержнем политической конкуренции и электоральной борьбы. Результаты этого конфликта зафиксировали итоги выборов по отдельно взятым мажоритарной и пропорциональной подсистемами — отсутствие единого победителя и конкуренция за победу двух сил: «административного» победителя — блока «За Еду» и партийного победителя — «Нашей Украины». Симптоматично сравнить ось конкуренции с прошлыми парламентским выборами 1998 года, когда линия раздела проходила между лояльным и оппозиционным критериями. Очевидно, что водораздел на будущих выборах будет иметь несколько иной характер, и борьба за этот раздел начинается уже сейчас. На основе современных политических симптомов попытаемся спрогнозировать вектор направленности развития.

Выигрыш «партии власти» состоялся, в основном, за счет мажоритарки и вытекающего отсюда административного вмешательства. Однако итоги последних выборов, изнурительные торги за парламентское большинство (созданное не на основе результатов выборов, а в результате парламентских договоренностей) указывают на исчерпаемость и девальвацию административных инструментов. Логичным ходом представляется пересмотр «партией власти» своего арсенала ресурсов и стратегий. Конкуренция и конкурентноспособность партийных блоков, способных взять на себя роль электоральных машин мобилизации, причем как на «верхнем» уровне — уровне политических субъектов, так и на «низовом» уровне — рядовых избирателей, подтверждает, что в интересах «партии власти» будет переход на пропорциональную систему конкуренции. Логика действий оппозиции выглядит примерно таким же образом: только партийных ресурс плюс партийная консолидация могут принести желаемый результат — влиятельные позиции в законодательном органе и естественные претензии на участие в исполнительной власти. Это, так сказать, мотивы для стратегического поведения. А во что все это может вылиться в общей картине изменений? Во-первых, картина политического Олимпа накануне президентских выборов дает пищу для размышления по поводу неоднородности и неравнозначности кандидатов. В условиях рейтинговости лишь одного известного претендента — В. Ющенко, который со всей очевидностью будет кандидатурой оппозиционной, возникает вопрос о возможности рассосредоточения власти в область парламентаризма, что подразумевает партизацию власти. Потому, гарантией сохранения позиций для «партии власти» будет переход от мажоритарной к так называемой консенсусной демократии. Логика партийности, с другой стороны, также приоритетна и предпочтительна для оппозиции. Для оппозиции пропорциональность и парламентаризм двойственны — это и политическая стратегия, и цель политической борьбы одновременно. Таким образом, на лицо роккановская конвергенция давлений «сверху» и «снизу», со стороны «партии власти» и оппозиции соответственно.

Стоит остановиться еще на одном моменте — на внутренней напряженности, присутствующей в поле «партии власти» и в поле оппозиции, что еще более усиливает мотивацию в сторону консенсусной демократии. В последнее время мы наблюдаем раскол в лагере оппозиции, где представлены левая и правая идеологии, пересекаются лидерские интересы и амбиции П. Симоненко, А. Мороза, Ю. Тимошенко и В. Ющенко. В конгломерате «партии власти» конкурируют интересы нескольких финансово-промышленных групп — донецкой, эсдеков, трудовиков. Именно на расколы в среде элит в период демократизации обратил внимание С. Роккан. В условиях отсутствия прозрачных расколов на уровне идеологических альтернатив — левый / правый, либерал / консерватор, — решающая роль принадлежит политическим элитам, как их называет Роккан «альянсам политических предпринимателей», и тем стратегиям мобилизации электората, которым одни отдают предпочтение. Эти расколы элит создают и поддерживают базу для политической конкуренции, что имеет решающее значение для формирования конкурентных партийных систем. В настоящее время уже сложившиеся расколы требуют единого знаменателя для партийной конкуренции и партийных коалиций. Этот знаменатель — пропорциональная избирательная система, которая может быть тем единственным компромиссом, создающим базу для цивилизованной политической борьбы не только во время избирательного процесса, но и в процессе формирования парламентского большинства и коалиционного кабинета. Кроме этого, пропорциональная система как политической детонатор может помочь запустить второй этап политической реформы, и, таким образом, завершить переходный период украинской демократии.