Перейти к основному содержанию

История и "Я"Вячеслав ЛИПИНСКИЙ: от «хлопомана» до «хлопофоба»

24 января, 00:00

Для украинской общественно-политической мысли начала ХХ века личность Вячеслава Липинского (1882—1931) нетипичная, даже «экзотическая». И деятельность этого мыслителя, и его взгляды плохо вписываются в логику ее развития. При желании, разумеется, можно вести идейную родословную выдающегося украинского историка, социолога, философа, публициста и политического деятеля от «хлопоманов», прежде всего, В. Антоновича, которого, кстати, В. Липинский считал своим учителем. «Хлопоманам» В. Антоновичу, П. Свенцицкому и Т. Рыльскому В. Липинский посвятил отредактированный и изданный им в 1912 г. сборник фундаментальных научных трудов и документов «Из истории Украины», который является своеобразным итогом его исторических исследований в ранний период творчества.

Само же «хлопоманство» полностью вписывается в основную «народническую» тенденцию, присущую украинской общественной мысли конца XIX — начала ХХ столетия. Более того, оно — яркое проявление этой тенденции. «Хлопоманы», которые воспитывались и формировались как польские шляхтичи, приносили в жертву украинству и свое шляхетство, и свою польскость. В определенном смысле это было искуплением грехов отдельных представителей отчужденной от народа элиты. Однако В. Липинского трудно причислить к этой когорте. Он, скорее, — «хлопофоб», который отнюдь не собирается идеализировать «народ». Свою же миссию В. Липинский видит в том, чтобы организовывать «пассивный» народ, не потакая его слабостям!

Если большинство выдающихся украинских мыслителей начала ХХ ст. (возьмем хотя бы такие знаковые фигуры, как М. Грушевский, В. Винниченко) — «народники», то В. Липинский — «державник». Сфера интересов первых — простые люди (крестьяне, отчасти рабочие или бедные интеллигенты); В. Липинского интересует преимущественно «элита». Если И. Франко, М. Грушевский, В. Винниченко — левые, социалисты разных оттенков, то В. Липинский — правый, умеренный консерватор. При жизни для большинства украинских политиков и политических мыслителей он был «изгоем», который сознательно бунтовал против «большинства», выставляя его в самом неприглядном свете. В этом плане особенно показателен основной политологический труд В. Липинского «Листи до братiв-хлiборобiв», а также публицистическое произведение «Хам и Яфет».

Чем обусловлена оригинальность В. Липинского именно как украинского мыслителя-политолога и историософа? Можно допустить, что он взял на себя миссию пропагандировать распространенные в Западной Европе идеи консерватизма на украинской почве. Действительно, у В. Липинского прослеживается определенное заимствование западноевропейских идей. Но оно далеко от простого копирования и, скорее, носит формальный характер и выражается в попытке опереться на западные авторитеты, обосновывая свои взгляды. Возьму на себя смелость заявить, что оригинальность В. Липинского как украинского мыслителя определяется тем обстоятельством, что в ментальном и культурном смыслах он украинским мыслителем не был, и до конца своих дней оставался польским шляхтичем (хотя и «кресовым» — окраинным).

В отличие от «хлопоманов», он не отрекался от своего шляхетства, даже гордился им. Положительными героями его исторических исследований являются именно шляхтичи — Я.Щ. Гербут, В. Вербицкий, М. Кричевский. В. Липинский также подчеркивал шляхетство Б. Хмельницкого. Здесь следует отметить, что именно Б. Хмельницкий является для него самым положительным персонажем украинской истории.

Что же было характерно для ментальности и культуры «кресовых» польских шляхтичей? Украинская писательница Анна Журба, которая, собственно, также вышла из этой среды, писала: «Товариство, що в нас збиралося, були самі поляки, службовці сусідніх маєтків, надлісництва й цукроварні. Середньоосвічені, дехто й з вищою, чимало читали, трохи співали, грали на скрипці, фортеп’яні і найбільше в карти. Любили забавитися, випити та погуляти. Походження переважно «місцевого», з українських дідів, говорили по-польськи з українською вимовою, вживаючи силу українізмів, знали добре народню українську мову, співали залюбки або й виключно українські пісні. Дуже мало між ними було справжніх поляків, прибулих з т.зв. конгресівки (Королівство Польське в межах Російської держави з Варшавою включно), яких місцеві поляки недолюблювали, звали «короняжами» й ставились до них згорда, вважаючи себе расово кращими. Був це, безумовно, підсвідомий голос крові. Расова різниця дійсно була величезна... Кров текла у них українська, душа була сполячена, світогляд польсько-шляхетський. Вважали себе вибраним шаром і народом, вищою расою та культурою, сіллю тієї землі, для яких народ український був тільки погноєм.... А проте, органічна пов’язь лучила їх із цим народом глибше, ніж це здавалось... Польська культура вичерпувалася загальноповерховим блиском, товариським побутом та огладою, зводилась до патріотичного патосу, декількох пісень патріотичних, а далі замикалася у літературі. Широко ж, нащодень, не було чим дихнути, напоїти душу. Вони знаходили це в питомій українській культурі... Вона їх підсвідомо вабила, притягала, манила наснагою своєю. Захоплювала українська народня ноша — все те, чого не могли знайти в своїй польській культурі. Це їм не заважало ставитися з погордою до українського селянства, називати його «гадом», «бидлом», поневіряти ним. Їм і в думці не було, що жили вони не лишень потом і кров’ю цього народу, його загарбаним матеріальним добром, але й соками його культури... Зрідка лиш траплялися одиниці, що переростали дещо цей загальний рівень польської інтелігенції в Україні, мали ширший, правдивіший погляд на український народ та його історію...»

Попробуем, опираясь на эту характеристику, а также на некоторые общеизвестные факты, реконструировать ментальность польского шляхтича-«кресовяка». Во-первых, этот шляхтич в системе общественно-политических отношений царской России ощущал определенную «отчужденность»: сделать карьеру не отрекаясь от своей польскости и католического вероисповедания, было практически невозможно. Рассчитывать шляхтич- «кресовяк» мог только на какую-то третьестепенную должность в провинции. Поэтому для него вполне логичной была оппозиционность российской бюрократии, а заодно и польский патриотизм, ставивший целью восстановление Польского государства (значит, по своей направленности он был не народническим, а государственническим).

Во-вторых, эти шляхтичи рассматривали себя как «ведущую прослойку», «аристократию», «элиту», которая должна организовывать другие социальные слои в «свое» государство. Никто другой на это не способен! Разумеется, простые крестьяне, рабочие, даже промышленники и интеллигенты рассматривались ими только как материал, нужный для государственного строительства.

В-третьих, основной ценностью для шляхтича-«кресовяка» была земельная собственность, которую будто мечом завоевали его предки и передали ее в наследство. Идеалом для него был землевладелец-воитель. Понятно, в начале ХХ в. это был красивый миф о благородном шляхтиче (одновременно воине и продуценте), который продолжал вдохновлять поляков.

В-четвертых, обязательной характеристикой шляхтича-«кресовяка» была его принадлежность к католичеству — несколько больше, чем религиозность. Католический костел (особенно на «кресах») был национальной институцией для поляков. Он сплачивал их, не давал «раствориться» в чужой этно-конфессиональной среде. Но вышеназванные четыре момента можно отнести и к «некресовой» польской шляхте. У «кресовяков» же были свои специфические особенности; они ощущали, а то и осознавали свое отличие от шляхты центральнопольской, «короняжей» и понимали, что при восстановлении Польского государства им достанется роль людей второго сорта. Это государство для них не могло быть в полной мере «родным».

Впрочем, «кресовяки» при всем своем пренебрежении к местным хлопам все-таки вынуждены были считаться с ними. В значительной степени они ощущали свою связь с украинским народом и украинской землей. Отсюда попытка найти понимание с простолюдинами. В этом смысле интересно осмыслить украинскую тематику в польской литературе ХIХ ст. (Ю.И. Крашевский, «украинская школа» в польской поэзии), деятельность Т. Падуры, наконец, появление «хлопоманов». Для польского шляхтича-«кресовяка» более полезным было бы не восстановление Польского государства, а создание своего полиэтнического государства, в котором бы он играл ведущую роль. Все эти вышеприведенные ментальные моменты и определили на украинской почве политические и историософские взгляды В. Липинского. Прежде всего это касается его учения о государстве, которое в политологических и историософских конструкциях мыслителя занимает центральное место.

По мнению В. Липинского, государство возникает в результате завоевания, когда активное меньшинство подчиняет пассивное большинство. Такое понимание возникновения государства полностью соответствовало мировосприятию шляхтича-«кресовяка», который ощущал себя активным меньшинством (элитой) в культурно и этнически чуждом ему море украинского простого люда.

Идеалом государства для В. Липинского является государство национальное . Это закономерно. Ведь он жил в эпоху национализма, когда европейское общественное мнение, а, значит, и ведущие мыслители ориентировались на создание национальных государств. Однако в трактовке национального государства существовала проблема: кто кого творит — государство нацию или, наоборот, нация — государство. В. Липинский дает однозначный ответ: без государства нет нации, именно государство в нациотворении играет основную роль. Народ же — это только «этнографическая масса», которую нужно организовывать с помощью государства. Фактически здесь (пусть в несколько скрытой форме) вырисовывалась следующая схема: элита, собственно польская шляхта, должна организовать с помощью государственных структур (практически насильственным путем) «недисциплинированную» (анархическую!) и пассивную украинскую этнографическую массу. Разумеется, ведущая прослойка должна занимать не просто руководящее, но и привилегированное положение и иметь узаконенную монополию на государственную власть. Все же прочие слои не должны на это претендовать. Их функционирование должно осуществляться в четко определенных пределах. Во главе же государства должен стоять монарх — своеобразный арбитр между станами.

Идеал своего государства В. Липинский называет «классократической монархией», «классократией». На первый взгляд, эта теория представляется оригинальной. Но если мы отбросим в ней различного рода идеализации и утопизм, то получим модель средневековой Речи Посполитой , где социальные станы имели четко определенные законом рамки функционирования, и где реально все рычаги государственного правления находились в руках ведущей прослойки (шляхта), а король играл роль арбитра и репрезентанта государства. Конечно, здесь могут возразить: мол, В. Липинский довольно критически относился к порядкам, существовавшим в Речи Посполитой. Это так; но не следует забывать, что он критиковал не столько строй, сколько «недостатки» этого государства.

Теперь представьте, что польской «кресовой» шляхте удалось создать на украинских землях свое государство. Могла ли она, находясь в меньшинстве, удерживать власть в этом государстве демократическим путем? Конечно, нет. Это можно делать только с помощью насилия (желательно узаконенного!). Не тут ли нужно искать неприязнь В. Липинского к украинским интеллигентам, которая с особой силой звучит в его поздних произведениях. Именно они представляли для шляхтичей сильнейшую конкуренцию в деле государственного строительства, потому что апеллировали к простолюдинам (несознательной «этнографической массе») и, закономерно, выступали в защиту демократических методов и имели все шансы прийти к власти легитимным демократическим путем.

Ментальность «кресового» шляхтича отразилась и в учении В. Липинского о «территориальном патриотизме». В целом он справедливо считал, что нации не создаются на моноэтнической основе. Но этот момент был доведен им до крайностей, при которых этнический фактор фактически игнорировался в процессе государственного строительства. Патриотизм, государственническая позиция, по мнению мыслителя, определяется не этно-культурной принадлежностью, а привязанностью к своей территории. Отсюда следовало, что украинским патриотом- державником мог быть этнически и культурно чуждый украинцам человек, если он выступал патриотом своей земли. Таким наконец был сам В. Липинский. При этом наибольшим «территориальным патриотом» является тот, у кого имеется земельная собственность. Если исходить из такой скрытой логики, то едва ли не самыми большими патриотами в Украине должны быть не этнические украинцы, а польские шляхтичи и российские дворяне.

Еще стоит обратиться к взглядам В. Липинского на религию и место церкви в государственной системе. Эти взгляды откровенно прокатолические. Конечно же, В. Липинский не отрицал права на существование в Украине православия, греко-католицизма (эти веры были для Украины в начале ХХ ст. уже традиционными, что для В. Липинского само по себе было большой ценностью). В некоторых моментах он положительно отзывается о протестантизме (социниане) на украинских землях. Однако симпатии В. Липинского однозначно оставались на стороне католицизма. Именно католическая модель взаимоотношений церкви и государства у него приобретает универсальный характер. Он признает присущее западноевропейскому средневековью разделение власти на светскую и духовную. При этом, с точки зрения мыслителя, не должно быть вмешательства светской власти в духовную и наоборот. «Классократическая монархия» В. Липинского — это консервативная утопия, которая не могла стать реальностью. Попытку же В. Липинского увидеть в гетманстве П. Скоропадского идеализированную им «классократию» было лишь попыткой выдать желаемое за действительное. Показательно, что в конце своей жизни мыслитель разорвал свои отношения с П. Скоропадским и отошел от гетманцев.

И тем не менее, для украинцев В. Липинский был, есть и будет оригинальным и в то же время крупным интеллектуальным авторитетом. Правда, его величие и оригинальность отнюдь не в конструктивизме, а в критике. Он сумел нетрадиционно (для украинцев!) подойти к пониманию и трактовке собственно украинских проблем. В. Липинский не побоялся критиковать распространенные среди тогдашних украинцев представления. В частности, он подверг интересной и разносторонней критике социализм, демократию, украинскую интеллигенцию, идеализированные ей «народные массы» . Благодаря Вячеславу Липинскому украинцы смогли увидеть свои недостатки, которые не давали им стать полноценной государственной нацией. А это уже было немало.

СПРАВКА «Дня»

Вячеслав Казимирович ЛИПИНСКИЙ — историк, философ, публицист, идеолог украинского консерватизма. Родился 5 апреля 1882 г. в селе Затурцы (сейчас Волынская обл.); происходил из старинного ополяченого шляхетского рода. Закончил Краковский университет и Женевскую высшую школу. В 1909 г. вернулся в Украину (Волынь входила в состав Российской империи), где занимался научной работой и политической деятельностью (с 1914 г. — один из основателей «Союза освобождения Украины»). Во время Первой мировой войны получил тяжелое ранение. Активный участник национально-освободительной борьбы украинского народа в 1917—1921 гг. В 1918 г. полномочный министр и посол Гетманской державы П. Скоропадского в Австро-Венгрии. С 1920 г. — в эмиграции, где возглавил Украинский союз хлеборобов-державников (УСХД). Один из основателей Украинского свободного университета в Праге. Политологические и социологические концепции В. Липинского, основанные на идее конституционной «классократической трудовой монархии», которая не привязана к социо- и этническому происхождению человека, а основывается на территориальном патриотизме, получили наиболее выразительное осмысление в труде «Листи до братів-хліборобів» (1926). Хотя В. Липинский был принципиальным критиком демократии и монархистом, его идеология сыграла значительную роль в утверждении либерально-демократических принципов и преодолении тоталитарных тенденций в украинской политической мысли. Умер в Австрии в 1931 году.

Delimiter 468x90 ad place

Подписывайтесь на свежие новости:

Газета "День"
читать