«Американский кодекс поведения журналистов читается, как бестселлер»

«ПРИЯТНО БЫЛО ИЗУЧИТЬ КЛИЕНТОВ «ИЗНУТРИ»

— Ирина, считается, что журналисту, пишущему о ТВ, не стоит в быту особо сближаться с телевизионщиками. Друзей критиковать трудно...

— Дело в том, что по профессии я телевизионный журналист и со многими нынешними телезвездами училась и дружила. Поэтому вдруг перестать общаться — невозможно. И друзья, бывает, обижаются, потому что если уж я пишу, то и их не очень щажу.

— А нет ощущения, что «жена Цезаря» должна быть все-таки вне подозрений: телекритику лучше быть не замеченным в личных симпатиях...

— Я понимаю, что это уязвимое место...

— Критика всегда считалась жанром малолитературным. Бернард Шоу язвил: «Критикует тот, кто не может сделать сам». Зато с прошлого года и вы побывали в этой шкуре — сменили Киру Прошутинскую на посту ведущей «Пресс-клуба»...

— Мне было интересно понаблюдать за процессом изнутри. Не могу сказать, что я так уж кардинально сменила профессию — не в такси же пошла работать, но повторяю: было любопытно изучить собственных клиентов изнутри.

— Приятно было появиться на экране?

— Да нет, это был достаточно болезненный процесс... Случилось так, что я лежала два месяца на диване после операции (дикий перелом ноги), и мне позвонила Кира — сделала предложение вести программу. А поскольку мне предстояла вторая операция и голова была занята предстоящим кошмаром, то я промямлила что-то невнятное, что, видимо, было принято за согласие. Когда вернулась после операции, то программа стояла уже в сетке, и Добродеева (руководитель информационной службы на РТР) уговорила снимать ее «под меня».

— Когда потом просматривали записи программ, сравнивали себя и Киру?

— Зачем? Мы настолько разные по психофизическим данным, что это бессмысленно. Моя задача — сделать так, чтобы это было не хуже, чем прежде.

«ТЕЛЕКРИТИКА В СОВЕТСКИЕ ВРЕМЕНА БЫЛА ПРОСТО ЗАПРЕЩЕНА»

— Считается, что советское ТВ было оплотом идеологической машины...

— Отчасти, это так. Но были и высокие проявления телевизионного искусства: ставил же Эфрос для телевидения, были Каплер, Андронников... Это же совсем не идеология была. Впрочем, по большому счету, все — идеология. Почему советская власть уделяла много внимания культуре? Потому что пыталась доказать свою причастность и посвященность. А телевизионная критика в то время была просто запрещена. Если кто-то чего-то вякал в газетах, то ему сразу грозили пальчиком. Сейчас телекритики нет по другой причине: с телевизионщиками выгоднее дружить. Много общих «интересов».

— Если возвращаться к подзабытой теме НТВ, то хотелось бы услышать ваше мнение: почему российскому правительству не хватило терпимости и конструктива сохранить лучший канал в стране?

— Потому что это было сделано с ведома определенных людей в государстве, которые таким образом сводили личные счеты. У правительства не только не было ни силы, ни ума, ни желания сохранить, было прямо противоположное желание — разрушить. И общество не смогло защитить канал...

— Почему?

— Потому что у нас нет ни общества, ни общественного мнения. Впрочем, нужен еще один момент: чтобы с этим общественным мнением считались.

— Почему так странно отреагировали на ситуацию коллеги- телевизионщики? Ведь НТВ практически никто не поддержал — ограничились саркастическими комментариями.

— Кто-то вроде Максима Соколова или Миши Леонтьева элементарно выполнял «заказ», кто- то действительно из элементарной зависти подливал масла в огонь.

— Хотя в любой момент это может случиться с любой газетой или телеканалом — «если сегодня пришли за ними, то завтра придут за тобой».

— Да, это любимая притча Познера, но ее справедливость понимают далеко не все.

— Можно ли говорить о том, что в России возможна диктатура?

— У нас уже авторитарный режим. Впрочем, не обязательно это закончится диктатурой. И представьте, многим это нравится. Свобода слова, вернее ее видимость, сохраняется для Запада. Они ведь внимательно следят за ситуацией. А ситуации на НТВ представили как финансовый кофликт.

— Кстати, у ОРТ ведь тоже были и есть огромные долги.

— Конечно. Но они вовремя изменили ориентацию и уцелели.

ПОТРЕБНОСТЬ В ЖУРНАЛИСТЕ- КИЛЛЕРЕ СКОРО ОТПАДЕТ

— Почему сегодня на телевидении и в газетах так мало личностей?

— С этим катастрофа. Понимаете, огромное количество зрелых людей ушли из профессии. Особенно мужчины. Надоедает, возникает внутреннее недовольство. Приходят бойкие юноши и девушки, которым совершенно все равно, о чем писать. Открывают рот и несут такую ахинею... И не понимают, что в нашей профессии нужно заслужить право высказываться на определенную тему. Ты кто? Ты — посредник между читателем, зрителем и героем.

— И, между прочим, многие считают себя «властителями умов»...

— А просто они путают роли. Нежно любимый мною Дима Дибров, обладающий особым даром испытывать искренний интерес к своим героям, на собственный день рождения в прошлом году устроил телевизионную встречу с самим собой. Ему задавали вопросы зрители в эфире. Причем было много явно отрежисированных звонков от знаменитостей, которые ему говорили: «Димон, ты супер! Ты гений!». Я потом писала о том, что помимо того, что это смешно, проблема носит более глобальный характер: рано или поздно у публичного человека, который много общается с талантливыми, известными людьми, развивается комплекс. И в какой-то момент он начинает считать себя РАВНОВЕЛИКИМ. Фигура, равная Черчиллю, так сказать. Происходит смещение ролей. Но Дима — это не самый тяжелый случай. Менее умные люди впадают в маразм просто от того, что они на экране три дня посветились. Узнал его кто-то на бензоколонке — и крыша поехала.

В конечном итоге многое зависит от внутренней культуры. Наш общий знакомый Николай Дроздов, который тридцать лет ведет программу «В мире животных», — скромнейший человек. Когда ему делают комплименты, он старается как можно быстрее перевести разговор на другую тему. Избежал комического в своей колоссальной популярности Познер. Возможно, потому, что она пришла к нему в 50, когда он был зрелой, сформировавшейся личностью.

— В последние годы на многих телефорумах и «круглых столах» возникает вопрос о том, что деятельность журналистов нуждается в общественном или государственном контроле. И, честно говоря, когда я слушаю господина Леонтьева, например, то понимаю, что это не так безобидно, как кажется на первый взгляд.

— На самом деле — далеко не безобидно. Думаю, если по-хорошему, то государство должно контролировать соблюдение той или иной компанией государственной лицензии. В Америке, скажем, существует лицензия по связи, в которой обозначено что категорически запрещено делать — пропаганда порнографии и прочее. Кроме всего прочего, меня совершенно потряс в свое время тот факт, что у всех крупных американских компаний есть свой кодекс, где прописано все, что регламентирует поведение журналиста — начиная от ситуаций, когда происходят гражданские беспорядки, до ситуации, когда ему пытаются дать взятку. Там огромное количество пунктов, но читается это, как бестселлер.

И если вы, как работник этой компании, нарушите хоть один пункт данного кодекса, то потеряете не только работу, но и репутацию и уважение коллег.

У нас тоже были попытки создать такую Хартию, однако на второй день она стала нарушаться, а на третий о ней все забыли.

«ЕСЛИ ЧЕЛОВЕКА ДОЛГО КОРМИТЬ МАННОЙ КАШЕЙ, ТО ОН РАЗУЧИТСЯ ЕСТЬ МЯСО»

— Почему наша творческая интеллигенция так любит быть поближе к власти?

— Наташа, это любят представители всех профессий. Просто не все они нужны власти, не все они интересны. А у «художников» больше возможностей в этом смысле. Посмотрите репортажи о поездках Путина по стране: дошло до того, что народ руки ему целует. У нас в крови любовь к царю. А творческие люди часто руководствуются еще и прагматическими соображениями. Скажем, уважаемый мною Марк Захаров всегда помнит, что ему нужны деньги на новое здание или очередную постановку. Но мы забываем одно: если ты один раз согласился — пошел на компромисс, то дальше тебя используют по полной программе.

— Приходилось ли вам в профессиональной жизни «поступаться принципами»?

— По заказу я никого никогда не «мочила» — это точно. Могла не написать чего-то, промолчать в силу хороших отношений — по дружбе. Но и это было не часто.

— Почему вы, будучи ведущей журналисткой издания, все-таки покинули «Известия»?

— Дело в том, что я когда-то начинала в «Независимой газете», где исповедовался принцип полного доверия по отношению к авторам — меня никто не вычитывал, не правил и уж тем более не говорил, о чем я должна писать. Поначалу так было и в «Известиях»… А когда мне начали подсказывать, какой должна быть шкала оценок, я поняла: отношения себя исчерпали.

— На Украине подавляющее число изданий пишет о телевидении с точки зрения светской хроники. Считается, что серьезная телекритика читателю не интересна…

— Категорически не со-гласна. Конечно, если человека долго кормить манной кашей, то он, в конце концов, разучится есть мясо. А потом это вранье, что такая журналистика интересна меньшинству. По статистике, пятничные газеты начинают читать с телевизионных полос.

Кроме того, не забывайте, что человек в современном мире очень одинок. Ему всегда хочется с кем- нибудь обсудить прочитанную книгу или просмотренную передачу. И тогда он садится за стол, берет ручку, и в ста или тысяче километров от Москвы, где совсем другая цивилизация, пишет мне: «Дорогая товарищ Петровская…».