Исторический союз лошади и человека

В связи с приближением Года Лошади (темной) актуальность лошадиной темы усиливается. И мы сейчас уже слышим не только гул рождественских колоколов, но и явственно различаем перезвон бубенцов троек (имени Гоголя), повозок и т.п.

Раньше-то без лошадок никуда. Четыре тысячи лет человек и лошадь остро нуждались друг в друге. До такой степени у них были близкие отношения, что они даже срослись воедино в мифических образах кентавров.

Некоторые из лошадей аллюром вбегали в Историю и становились невероятно знаменитыми. Как, например, Буцефал Александра Македонского.

Это был исполинский конь буйного нрава, которого папаша Александра — тоже выдающийся царь — не смог объездить. Чтобы утереть бате нос, Александр вскочил на строптивого коня и усмирил его. На нем он завоевал все те земли, которые образовали древнюю Македонию. Коняга оказался под стать хозяину, как теперь модно выражаться — супер.

Не менее легендарным стал литературный мерин Росинант, на котором Дон Кихот штурмовал ветряные мельницы. Только представьте себе его положение: он-то, в отличие от хозяина, не был сумасшедшим. Скакал, небось, несчастный Росинант и думал: «Какого черта мы несемся, как дебилы, на эти мельницы?» Но лошадь не спрашивают. И зря, кстати. Пример того же Конька- Горбунка показывает, что лошадь может быть не только умнее своего хозяина (который зачастую просто дурак), но и способна сделать ему прекрасную карьеру, а заодно устроить личную жизнь.

Несмотря на все очевидные преимущества такого сотрудничества, в двадцатом столетии гомосапиес бросил своего верного слугу и пересел на машины, скоростные поезда, самолеты и велосипеды. (Символично, что мощность двигателей стали мерять в лошадиных силах.)

Непарнокопытные теперь — дефицит.

ЭКЗОТИКА

Первое, что мне пришло в голову, — где в городе можно встретить лошадей, был, конечно, цирк.

Я звякнул в Киевский государственный цирк. В телефонной трубке грустным голосом сообщили: «А у нас нет номера с лошадками». Вот те раз! А я так на них рассчитывал!

Лошади в цирке обычно так капитально разряжены, не хуже дрессировщиц: блестки, перья, ленты и ничего обременяющего тело. Пришлось сбросить со счетов, вместе с лошадиным кордебалетом, — женский (тоже отличная тема).

Где же еще? Положение на Киевском ипподроме не многим лучше, чем в цирке. О чем уже писала наша газета (положение, правда, исправляется за счет частных владельцев). Остается зоопарк. Неужели и там проблемы с непарнокопытными?

Нет, успокоили, лошади в наличии имеются. Приезжайте, вас встретит зав. отделом научно-просветительской работы Любовь Ивановна Короткая.

В пятнадцать ноль-ноль я прибыл на место.

Обстановка в пустынном зоопарке романтическая. На фоне деревьев и пустых клеток начинал заниматься закат. (Благодаря экономичному переходу на зимнее время, вечер у нас начинается с утра.) Малиново-голубое небо медленно приобретало платиновый оттенок, а по краям загоралось золотом. Узорчатые кроны деревьев напоминали заросли кораллов. Кругом была разлита молочно-белая тишина. На пограничном столбе — вывеска: «Налево — бегемоты, тигры и слоны», «Направо — туалет», «Прямо — носороги». О лошадях речи не было.

В тишине отчетливо заскрипел снег, создавая впечатление, что где-то невидимые зайцы грызли морковь...

Любовь Ивановна оказалась любезной улыбчивой женщиной.

Она сообщила стратегическую информацию, что в нашем зоопарке 2,5 тысячи видов животных. Включая слонов и аквариумных рыбок. Из них лошадей — пятнадцать голов. Это пони и лошади Пржевальского.

По дороге к лошадям Любовь Ивановна меня деликатно заворачивает в новый павильон пресмыкающихся, дабы продемонстрировать его масштабы.

Действительно впечатляет, когда оказываешься после мороза в тропических джунглях. Тропической фауны, дабы не обглодали флору, там не было. Вместо колибри радостно носились местные воробьи, проникающие через крышу.

В павильоне пресмыкающихся сейчас находились из земноводных всего пару черепах и питонов. Но внезапно за стеклом я узрел царя зверей, величественно возлежащего со своей любимой женой на возвышении. Двое не слишком любимых томно глядели на них из другого угла. Мечтали, наверное, когда- нибудь занять место на троне.

Вольер с пони был огорожен двойным забором. Там было несколько черных лошадок. Выделялся красивой мохнатой гривой и хвостом конек с белой звездочкой во лбу. Копия сказочного Горбунка.

— А кто этот жгучий красавец-брюнет? — спросил я заведующую.

— Пегас. Очень вредный и капризный. Самок отгоняет от яслей, пока сам не наестся. Не джентльмен. Иногда бьет их, кусает...

— Прямо какой-то домостроевец. А с виду — лошадиный ангелочек...

Далее Любовь Ивановна поведала, что родина пони — Шотландия. Их трудовая биография оказалась довольно печальной. Пони работали в шахтах. Таскали в тележках по рельсам породу и горняков. На поверхность лошадки уже не выходили.

Пегас, однако, в противовес душераздирающим фактам истории, выглядел не карликовым чернорабочим, а, скорее, миниатюрным аристократом. Свой вельможий характер он тут же решил продемонстрировать.

Дабы мы получше рассмотрели его презентабельную наружность, он подошел поближе к забору. Но чтобы мы не особо зазнавались, вызывающе повернулся к нам, скажем так, спиной. Мол, и этой части тела вам вполне достаточно.

Направляемся к лошадям Пржевальского.

Открыл их русский путешественник в 1879 году, в Монголии. И тут же, не откладывая в долгий ящик, щедро наградил своей фамилией. А то кто-нибудь другой обнаружил бы и свое имя прилепил. Пржевальский успел обессмертиться.

Но и это не такой уж надежный способ увековечить свое имя, поскольку на всей планете их осталось всего 800 голов. И те — в зоопарках. Испортили им среду обитания.

Лошади Пржевальского — приземистые, массивные животные желтоватой расцветки. Вес — до 300 килограммов, форма почти квадратная, как у носорогов. Маленькие холки и гривы как будто подбриты. А хвосты, наоборот, точно соболиные — греться в сорокаградусный мороз.

Но главная их черта — строптивость. Дикие орды Чингисхана, покорившие десятки стран, не могли укротить этих лошадок. И даже рожденные в неволе, они дрессировке не поддаются.

— У них такой буйный нрав, — говорит заведующая, — что во время брачных игр самцы могут поубивать друг друга. Поэтому на время этого периода с самками оставляют только одного самца.

Да, не зря в них есть что-то носорожье.

ИГРУШЕЧНОЕ ЦАРСТВО

После зоопарка я вспомнил, что, в отличие от живых, в городе полно игрушечных лошадей. Что ж, поглядим, готовы ли к встрече Года Лошади продавцы.

Выскакиваю на Петровке. В переходе обращает на себя внимание дядя бомжеского вида, в рваной шапке- ушанке. На груди у него желтая табличка «Купим золото. Дорого». Видно, только после того, как он скупит все золото по самым баснословным ценам — справит головной убор поприличнее. Рядом со скупщиком — парень в спортивной куртке мял в руках пластилинообразную массу малинового цвета. В результате у него получилось что-то явно неприличное. Две женщины в серых пальто с песцовыми воротниками осуждающе взглянули на его творение и ускорились.

— Не стесняйтесь! Спрашивайте! — крикнул он им вдогонку, имея виду возможности удивительного пластилина.

— Спасибо, мы уже все поняли... — ответила одна из них, имея в виду творчество парнишки.

Тут, наконец, слева от входа в метро я увидел целую палатку, набитую лошадьми разных размеров и окрасов. Великанских, крошечных, оранжевых, зеленых и т.д. Выбор хороший. Граждане сосредоточенно копошились в груде лошадей.

Выделялся белый конь с красным бантом. Это сочетание порождало медицинские ассоциации. К нему неплохо подошла бы кличка «Скорая помощь».

Продавщице в зимнем комбинезоне, похожим на скафандр, я выразил восторг по поводу разнообразия лошадиного ассортимента.

— Да, — самодовольно заметила она, — хозяйка держит руку на пульсе. — У нас еще и змеи с прошлого года остались. Вам не надо?

— Нет, спасибо, — поблагодарил я. — Придется вам с ними одиннадцать лет погодить.

После сообщения, что я из газеты «День», дама оживилась и стала превозносить свой товар.

Отдельной похвалы удостоилась золотая тройка под прозрачным куполом, которая во включенном состоянии сверкала лампочками и наяривала какую-то рождественскую мелодию. Только тройка была несколько странной: пристяжные лошади скакали спереди, а коренной — плелся сзади.

— У вас тройка, — говорю продавщице-космонавту, — запряжена не по правилам.

— Понятно, что не по правилам, — отозвалась она, — тройка-то китайская... А наши ничего произвести не могут! Даже такой ерунды. Все кони у нас польские, корейские и китайские. Свои только налоговики да инспектора, от которых никакого спасенья!

Дальше следовал длинный монолог, посвященный местным чиновникам и к праздничной теме прямого отношения не имеющий.

Да, опять стало обидно за державу. В таком настроении отправился я в игрушечную Мекку — на рынок возле «Детского мира».

Как там выяснилось — не все так отчаянно.

У «Детского мира» я нашел самых гигантских игрушечных лошадей. Тут как раз наше государство не подкачало!

Самой крупной скотиной (в длину где-то метра два с половиной, цена 290 гривен) оказалась лошадь нежинского производства. Она была алого цвета (в память о «Купании красного коня»?) и толщиной напоминала оседланную корову.

Коровье впечатление углублялось и от ее невыразимо грустных голубых очей. Лошадь-корова была бережно упакована в полиэтиленовый пакет, откуда она флегматично наблюдала за падающим снегом.

А рядом с этой несмеяной обнаружился плюшевый мерин в ковбойской шляпе чуть меньших габаритов (цена 180 гривен), но с гораздо большим оптимизмом. Он разинул в улыбке зубастую пасть, откуда залихватски вывалился нахальный розовый язык. Весельчак был родом из Беларуси. Он был пузатый, капиталистический и радостный. И весь, от ушей до хвоста, противоречил лукашенковскому курсу на социализм.

Поблизости расположились лошади-качалки. Это уже были современные произведения (в противовес жалким красным качалочкам моего детства), которые мало того, что были обтянуты коричневой шерстью в белых пятнах, да еще по бокам у них болтались стремена.

Они заинтересовали семью, состоящую из тещи, ее дочери и зятя. Женщины в тяжелых, кубических каракулевых шубах, зятёк — в дубленке. Дамы излучали основательность, мужчина — сдержанную веселость. Цены (больше 300 грн.) их не смущали.

— Где же продавец? — радостно сокрушался зятек. — Я ж так могу вскочить и ускакать запросто на одной из лошадей. А?

Из магазина выбежала женщина и, глядя на солидных клиентов, стала возбужденно демонстрировать возможности качалок.

— Сыну только два годика, — засомневался зять. — Он не будет с нее слетать? Мальчонка больно резвый. Может, маты постелить?

— Если постелить маты — она не будет раскачиваться, — сказала продавщица. — Лучше одеяла с двух сторон.

Дабы окончательно склонить их к покупке, продавщица вытащила последний козырь и поведала, что если дернуть лошадь за хвост — она ржет.

Однако эта деталь молодого отца привела в недоумение.

— Это ж малый все время под хвост ей будет заглядывать. Лучше бы они сделали ржачку не в хвост, а в гриву, — почти пословицей ответил он.

— Не волнуйся, — вмешалась супруга, — через неделю у нее уже ничего не будет работать. И хвост он оторвет.

— Это точно, — самодовольно подтвердил папа и расплатился.

Напоследок я обратил внимание на лошадиную родственницу — зебру. Это был весьма меланхоличный экземпляр. Зебр (или как называется самец зебры?) сидел в задумчивой позе, уткнувшись копытом в подбородок. Как «Мыслитель» Родена. Его голову венчало соломенное канотье (для лошади это не только украшение, но и дополнительный запас еды).

Я пытался вспомнить, кого же зебр напоминает. Пока не понял, что, думаю, такую игрушку приятно было бы получить в подарок Самуилу Яковлевичу Паниковскому (чей памятник стоит у нас в центре города). Впрочем, как и любому другому одесситу.

ЗАКЛЮЧИТЕЛЬНЫЙ ВЫВОД

Отлично, что восточный календарь заставил нас вспомнить это благородное животное, олицетворяющее грацию и красоту. Хотя оно и утратило для нас свою практическую пользу, уступив место механизмам, духовная связь человека и лошади останется навсегда. Не зря же гениальный Маяковский заметил: «Все мы немножко лошади». А то и совсем. Пашем, как лошади, пьем, как лошади и ржем, опять же — как лошади. В общем, то что нам досталось от лошадей, пожалуй, не меньше того, чем наградили нас обезьяны (но об этом — в год Обезьяны).