Невозможность невысказанности
Очень неказистый телефильм — «Кто вы, мистер Джеки?» — сделали режиссер Максим Бернадский и продюсер, автор идеи и сценарист Юрий Луканов . Перед первомайскими праздниками они его презентовали в Доме кино. На премьере была мама Валерия Марченко, украинского диссидента, умершего в начале 1980-х в советской тюрьме, об истории переписки которого с голландской девушкой Джеки Бакс и идет речь в документальной ленте, к созданию которой имела отношение ТК «Гравис». (О том, на каком телеканале состоится первый показ фильма, сейчас ведутся переговоры).
Думаю, что зритель, который привык с телеэкрана то ли считывать массив информации, то ли погружаться в водоворот виртуальных страстей, неожиданно наткнувшись на эту получасовку в эфире, мог бы остаться в недоумении: про что и зачем снимали? Ибо, несмотря на традиционно-рамочную структуру картины, и даже ее действительно фильмовую природу (а не телепередачи) — с некими зрительными образами, паузами, музыкальными акцентами — снята она в интонации абсолютной безпафосности, безподсказности смыслов, с минимальным присутствием авторского «указующего перста», в стилистике нейтральности, отстраненности, подчеркнутой необязательности и непроникновенности . Непроникновенности, несмотря на то, что сама по себе история духовной и душевной близости (через сотни километров) двух людей, никогда не видевших друг друга, переписка тюремного узника с романтичной девушкой из благополучной страны и жизни — вполне могла потянуть на «крутую» мелодраму. Слава Богу, что документальный материал достался людям с другой витальностью — и в итоге получился именно такой фильм, с таким послевкусием...
Фильм — о невозможности морального компромисса и невозможности невысказанности. Из коротких синхронов правозащитника и психиатра Семена Глузмана, самой Джеки Бакс (авторы побывали в нынешних Нидерландах), Нины Марченко, а также из выдержек из писем Валерия начала 1980-х зритель узнает о герое ленты как о человеке с обнаженной кожей, по своей природе неспособного приспособиться к лицемерию, на котором построен мир. Авторы фильма отказались от привычной для посттоталитарного периода демонизации советской системы — и в их картине Джеки говорит о том, что и в их, буржуазно-благополучном, мире Валерий был бы так же несчастен, ибо демократия не есть альтернативой обществу потребления, психология которого так претила ее визави. А Семен Глузман рассказывает о Валерии Марченко как об одиночке, по сути, не имевшем никаких связей с диссидентским антисоветским и национальным движением. Протест Валерия не был политически-системным и политически- оформленным протестом, это был, прежде всего, протест морально-ориентированного человека (выражение Глузмана). И трагедия Валерия — это трагедия цены, которую человеку приходится платить за неспособность и нежелание приспособиться. Однако, если на демократическом Западе у него бы просто могли быть проблемы с работой, общением, благосостоянием и т.д., то в тоталитарном государстве он умирает в государственной тюрьме, что в подобной системе является платой за элементарное и столь естественное право человека не молчать . По-моему, это очень важная мысль, заложенная авторами — отнюдь не прямолинейно, не однозначно-высказываемо — в фильм. Ни демократия, ни авторитаризм не являются идеальными обществами, и двойные стандарты для них столь же естественны, как и пафос деклараций общественного блага. Но демократия снимает страх высказывания, страх несогласия с «генеральной линией», оставляя человека перед Моральным выбором (за который тоже надо платить — скажем, тем же одиночеством), но не выбором между жизнью и смертью, между возможностью состояться профессионально — и невозможностью, между возможностью прокормить себя и семью — и невозможностью (это если уж совсем подойти близко к нашим постсоветским реалиям нынешней Украины, когда, в принципе, в тюрьмы никого не сажают...). Образу пилорамы — излюбленной метафоре фильмов конца 1980-х, изобличающих советский тоталитаризм, в фильме М. Бернадского и Ю. Луканова придали «свежий» нюанс, показав, как она останавливается, со смачным звуком усталости от хорошо выполненной работы (долга), уже перемолов, переработав, расщепив, распылив «исходный материал». Подобная метафора, казалось бы, приемлема для обозначения взаимоотношений человека с миром, индивидуального — и глобального в любой системе общественных отношений, если исходить из самой идеи «переработки». Но на самом деле только для символа тоталитаризма она адекватна — именно исходя из силы буквальности смысла, физической его тождественности с тем, что делает эта система в крайних ее проявлениях с несоглашающимся человеком, с человеком, идущим против течения...
Собственно говоря, вот и все. За преодоление груза невысказанности Валерий Марченко за год до перестройки заплатил смертью в тюрьме от болезни почек. В фильме от тех лагерей, где провел годы Валерий, лишь мимолетная панорама по нынешним развалинам одного из них где-то в Сибири, да несколько раз присутствующий в ткани ленты кадр, опять-таки — развалин — тюремной камеры, наполовину поглощенной снежным сугробом. А Семен Глузман — опять-таки! — говорит о том, что в лагерях они платили бытовыми неудобствами, но зато были свободными людьми, которые говорили обо всем друг с другом и говорили все своим тюремщикам... После просмотра фильма тоскливо на душе от того, что все так, оказывается, актуально — хотя кто бы мог подумать еще, скажем, лет пять тому назад? Ну а необходимый нынче оптимизм (когда-то А. Довженко называл его иначе — «просветление», — которое, по мнению классика, должно вызывать любое произведение искусства) рождает вот это ощущение случайно-неслучайной встречи двух душ — Валерия и Джеки. Она промелькнула где-то в начале 1980-х, практически совсем как бы и никем незамеченная, невостребованная, чистая по своей изначальной прагматичной бесцельности (в отличие от духовной) и конечной прагматичной неиспользованности... Вспыхнула — и погасла. Но ведь мы знаем, что где-то (по Вернадскому — в ноосфере), в некой пусть эфемерной, но все-таки существующей сфере морального императива и эта встреча оставила след. Благодаря фильму «Кто вы, мистер Джеки?» от него пошла некая смысловая волна... И уже почти физически ощущаешь: ничто в этом мире не происходит зря. Верим?
