Ловушка нищеты

По части повторяемости и идеологической жесткости дискуссии об экономическом росте и экономической справедливости находятся в группе лидеров. Несомненно, рост экономики не может гарантировать справедливого (не говоря уж о равном) распределения материального богатства. Однако невозможно даже представить, что падение доходов может привести к большей справедливости в мире.

Но ни глубина этих аргументов, ни обилие разносторонних данных не может избавить меня от ощущения того, что эти дискуссии находятся в состоянии застоя и упадка. Застой вызван тем, что, за исключением признания экономического роста необходимым, но недостаточным условием для сокращения нищеты, за последние годы мы мало продвинулись на пути понимания данного вопроса. Упадок же происходит из-за того, что этим аргументам зачастую недостает двух жизненно важных компонентов. Первый отсутствующий ингредиент — четкость в определении методики измерения справедливости как таковой (например, как учесть последствия компромисса между детским трудом и голодом?). Второй отсутствующий элемент — одинаковые для бедных и богатых стран «веса», присвоенные нематериальным факторам при анализе распределения материального вознаграждения.

Все эти избитые аргументы были повторены на встрече «большой восьмерки», состоявшейся недавно на Окинаве. Придерживающиеся главной линии экономисты и политики без труда доказали, что установление и распространение открытой системы мировой торговли привело к появлению нового исключительного богатства. Но такие «доказательства» слабо повлияли на оппонентов, во весь голос заявлявших о том, что глобализация обостряет нищету и неравенство, одновременно разрушая общество и окружающую среду.

Лучший ответ на такие нападки — не отступать, а ликвидировать сохраняющиеся в мировой системе торговли искривления и в полном объеме открыть рынки богатых стран для «низкотехнологичного» импорта из бедных стран, продаваемого по конкурентной цене. Но богатые страны, начиная с США и ЕС, опасаются роста безработицы из-за конкуренции со стороны развивающихся стран, обладающих дешевой рабочей силой. В этом заключается ирония судьбы. Вопросы, поднимаемые противниками глобализации — в частности, нормы труда в бедных странах (вспомните образы эксплуатируемых женщин и детей на предприятиях с потогонными условиями труда), — становятся объектом манипуляции богатых стран во имя своего рода протекционизма.

Тем не менее предпосылки для большей либерализации торговли богатыми странами кажутся неопровержимыми императивами. Либерализация торговли не уменьшает совокупной занятости; наоборот, она приводит к изменению структуры занятости, что делает всю экономику в целом более эффективной. Несомненно, существует краткосрочный риск некоторого снижения экономического роста, а возможно, и рецессии в таких отраслях экономики, как сельское хозяйство или текстильная промышленность. Однако богатые страны, опираясь на систему образования и передовые «ноу-хау», способны найти новые способы добиться сравнительного преимущества на рынке производимой ими продукции. Ибо именно инновации ведут к созданию материального благосостояния и рабочих мест, несмотря (или же скорее благодаря) на конкуренцию со стороны бедных стран. А рост материального благосостояния в богатых странах увеличивает спрос на продукцию бедных стран, тем самым помогая последним.

Такая благоприятная последовательность по-прежнему рассматривается врагами глобализации как настоящий порочный круг, поощряющий эксплуатацию бедных и уязвимых. Именно тут надо поднять вопрос о всеобщих принципах справедливости и правах человека.

Несомненно, следует подчеркнуть универсальность и непредвзятость моральных ценностей. Если труд детей аморален, то он аморален всегда. Однако легко обнаружить слабость такой благородной позиции. Возьмем, к примеру, моральность войны. Все приличные люди согласятся с тем, что война есть зло. Пацифисты скажут, что это абсолютное зло, которое никогда не может быть оправдано. Однако большинство людей признает, что в некоторых случаях война может быть оправдана как меньшее зло.

То же самое относится к труду детей в бедных странах. Даже когда дети работают в здоровых условиях и получают адекватную зарплату, никто не поощряет такое положение дел. Дети должны ходить в школу. Тем не менее если альтернативой служит голод или отказ семей от своих детей, то тогда с детским трудом можно согласиться в контексте политики, направленной на использование плодов экономического роста для сокращения нищеты и обеспечения социальной справедливости.

Бедность — не просто вопрос удовлетворения прямых потребностей, и это применимо даже к богатым странам, в которых недоедание и прочие базисные материальные лишения практически ликвидированы. В закутанной в кокон, защищенной, зарегулированной Западной Европе высокая безработица видится через призму щедрой системы социального страхования. Но является ли проистекающее отсюда меньшее неравенство отражением реальной справедливости?

Безработица — одна из многих неприятностей, не поддающихся статистическому описанию. Потерянную зарплату, несомненно, можно компенсировать пособием по безработице. В этом смысле французские безработные находятся в лучшем положении, чем многие малооплачиваемые и низкоквалифицированные рабочие в менее эгалитарных обществах (Британии или Америке). Но гораздо труднее измерить воздействие безработицы на личную самооценку. Низкооплачиваемый рабочий, невзирая на трудности, пробивающийся наверх с самых низов, вряд ли испытывает отчаяние, которое переживает человек, долгое время находящийся без работы и считающий, что общество его отвергло.

Более широкое понимание Западом концепции нищеты помогло бы сократить нищету в тех странах, в которых она наиболее свирепа. Если бы государства всеобщего благосостояния «похудели», то это помогло бы не только сократить безработицу в богатых странах, но и ослабить мотивы к ограничению численности рабочих-иммигрантов и студентов из бедных стран — тех самых стран, которые значительно бы выиграли от возвращения «ноу-хау» на родину. Такая ситуация, при которой в выигрыше оказываются и богатые, и бедные страны, дает гораздо большую надежду избавиться от нищеты, нежели продолжающиеся почти что бессмысленные дискуссии по вопросам глобализации и угроз, которые она в себе несет.