Очеловечивание пространства

По описанию одного из психологов, ребенок осваивает пространство посредством простейшей игры: бросает предмет, к которому привязана нитка, от себя и восклицает: «Там!». Затем подтягивает его за нитку к себе и говорит: «Тут!». Человеческие пространства устроены по-особому. Как сформулировал обозреватель одной известной западной газеты, «для обывателя мир — это когда стреляют где-то далеко».

Можно ли сказать, что человек, занимающий президентский пост, для киевлянина ближе, чем, скажем, для жителя закарпатского села? Вроде, и да... А вспомнишь пассажиров в столичном метро, ближе ли для них? Если и ближе, то в каком-то другом пространственном измерении. Как, к примеру, в давнишней истории. Встречаются двое научных работников. «Ну как ты?» — спрашивает один. «Да вот — двигаю науку вбок». — «Это как?» — «Ну, назад — начальство не пускает, вперед — мозгов не хватает, вот и двигаю потихоньку — вбок».

Сдается, и большая часть того, что происходит вокруг, делается приблизительно так же. Может быть, поэтому всем все — «параллельно». Это, конечно, историческая традиция: «моя хата с краю» — тоже ведь способ параллельного существования. Только когда от этого «с краю» ничего не остается, хата уже не с краю; да и хаты обычно нет. Только представить себе это заранее невозможно, как собственную смерть вообразить. И акустика в таком параллельном пространстве странная. Газета пишет: к делу Оноприенко потерян интерес. Я, к случаю, вспомнил, что примерно столько же интереса осталось к «первому украинскому космонавту». А еще в школьной программе по украинской литературе («дожовтневый период») была пьеса, в которой один из персонажей собирает средства на памятник Котляревскому, а зажиточный хозяин отвечает на это что-то вроде «на що мені це?» В учебнике это объяснялось как проявление безразличия куркулей к духовным ценностям собственного народа. И что, собственно, изменилось? Нет отклика. Нет резонанса.

Борхес писал о странной судьбе Скандинавии: датский философ Кьеркегор в начале 19 века размышлял о том, о чем в Европе, где о нем полвека спустя вспомнили, стали размышлять намного позднее; викинги открыли Америку, но сами из этого ничего не извлекли. Можно привести и совсем уж курьезный пример: помню, лет двадцать назад у нас постоянно говорили о том, что японцы внимательно читают приложение к «Юному технику» и, патентуя описанные там изобретения, получают огромные барыши. А почему бы и нет?

Возможно, главное — не кто придумал, а кто реализовал? Может быть, и потребительское общество означает именно это: человек что-то принимает, приобретает, вводит в свою жизнь, быт. Что-либо вообще существует, только если оно воспринято. Если тебя не слышат — ты, как в пустоте. Если человека помнят — он жив. Если человек забыт...

Есть такой оборот: «О них даже Бог забывает». И наоборот, помните один из троих на Голгофе просит: «Помяни меня, Господи, когда придешь в царствие Твое».

Я не знаю, как выйти из того состояния бесчувствия, апатии, в котором мы сейчас находимся. Возможно, тут подходит рецепт Августина: «Еще никого не любил, но любил саму любовь». Есть ведь хорошее правило, особенно для загадочных, таинственных вещей — любви, дружбы. Не спрашивай себя, любишь ли ты. Спроси, что бы ты делал, если бы любил.

Можно начать интересоваться тем, чем не интересовался раньше: читать сложные книги, ходить на выставки. Это может быть трудно с непривычки, но все нужные человеку вещи — ходить, пользоваться вилкой, говорить — мы осваиваем постепенно. Но пока мы живем, мы находим, чему учиться. Может быть, потому и живем?

И, кстати, тут именно люди, которых мы называем интеллигенцией, могут показать (а некоторые и показывают) пример, принимаясь за изучение неизвестного. Ведь пример убедительнее всего, а здесь важна сама способность расширять восприятие. Например, выучить язык. Ведь сколько языков ты знаешь — столько раз ты человек. А если человек не знает даже родного языка — сколько же реально у нас людей? Удивляться ли, что на наших огромных пространствах голос одного человека не долетает до другого, теряется, глохнет. Может быть, это пространство можно очеловечить и с помощью языка?

А ведь он, язык, может доставлять и чистую радость. Помните историю, как в вагоне метро человек читает книгу то и дело восклицая: «Ух ты! Ну да! Не может быть!»

— Что вы читаете? — спрашивают его.

— Орфографический словарь.