«...Не дай Бог, бути лідером юрби!»

По-видимому, юбилеи — это то, в чем Поэт нуждается меньше всего. Но, однако, юбилей, насколько бы тяжелым он ни был, временами является поводом очень важным. Это время подвести итоги и подвести черту. Прошлая неделя в Киеве прошла под знаком поэзии Лины Костенко. Под знаком возвращения настоящей поэзии. Но также важно, чтобы праздник поэзии не ограничивался «красной» датой или одной неделей. Такие явления нуждаются в осмыслении с расстояния времени.

В действительности, как мне кажется, Лина Васильевна никуда и не шла — она все время незримо (и зримо!) была очень близко. Возможно, наконец-то, прошлая неделя подвела черту под временами, когда в украинской литературе господствовали хилые полуходульные тексты и неискренние, мнимые эмоции, когда уже в независимом времени новые авторы стремились сделать что-нибудь, чтобы привлечь к себе внимание: встать на голову, обругать кого-то, цинично критиковать предшественников. Наконец-то есть все основания надеяться, что литература в Украине — это не только крики, не только скетчи, но и сама жизнь. Правда, захотят ли все услышать правду?
...тепер вони вже не шакали
тепер вони: то «за», то «проти»
то шахраї, то патріоти.

(цитируемые в статье стихотворения Лина Костенко прочитала во время презентации «Берестечка» 22 марта в Украинском доме).

Творчество Л. Костенко — более чем творчество. Оно вырастает из прошлого и настоящего, из радости и печали, в конечном итоге, из морального величия. Бесспорно, литература никоим образом не должна быть указателем, путеводителем, наставлением. Но если текст качественный, если в нем чувствуется величие авторской мысли, роскошество словом, сила духа, а не смакование объедками предшественников, тогда он «ударяет» по читателю; он в любом случае не оставляет сознание в состоянии покоя. Когда мелодия монотонна, без ритма и вибраций, без пике и падений, тогда она обозначает смерть. Творчество Л. Костенко живо, потому что — многогранно, вихреподобно. Это оркестр человеческих переживаний разных регистров — от сожаления до любви, от раскаяния до иронии. Смеяться над собой — искусство. Мы же разучились смеяться: жизнь вынуждает нас мыслить трагически, переживая горечь разочарований, а литература вместо этого предлагает не смешное, а вульгарное, циничное. Смех и вульгарность — вещи несовместимые. Смех величественен — лишь великий человек способен смеяться (и над собой также). Вульгарность — результат «недосотворения» себя, причудливая помесь во времена травмированной общественной психики.

Те, кто еще способен понять величие Поэта, всегда знали, что Лина Васильевна никогда не оставляла литературу, что она работает круглосуточно, в частности, в то время, когда большинство из нас уже спит. К сожалению, пока еще мы не имели возможности прикоснуться к созданному, потому что тексты не издавались (разве что пиратство набирало обороты). Лина Васильевна избрала для себя другую стратегию: величественную и, в сущности, трагическую. По-видимому, эту стратегию можно назвать стратегией Абсолютного Творчества (что-то вроде абсолютного Слуха или абсолютного Духа), эмансипированного от суматохи, беготни, шумихи. Так работал Селинджер. Так работает Зюскинд.

Так работает и Лина Костенко.

Настоящий Поэт не нуждается в крикливом признании. Его признает Творчество, а не человек. Тем более, что мы временами вообще привыкли к античеловеческому по своей природе правилу: гения признают после жизни. Правильно, Поэт является Творцом — Судьбы, Слова, Истории.

Но это Слово может реализоваться лишь в человеческом восприятии. Когда этого нет, то не происходит движения идей в социальном пространстве. Несмотря на то, что мы сегодня живем во времени интеллектуальных питекантропов и кусающихся пауков, все-таки нельзя полностью отдавать им пространство.

Потому что есть те, кто, утолив жажду, уже десятилетие послушно ожидает Слова Лины Васильевны по всей Украине — от Донецка до Львова, от Одессы до Луцка.

К сожалению, временами молчание порождает особенный культ. Поэт становится идолом, а Слово поэта теряет питательность, потому что воспринимается опустевшей толпой бездумно, будто бы инерционно, не через материю ума и духа.
«Кричали ледарі: «Нам лідера!
Хоч поганенького! Аби!»
На цю біду немає лікаря...
Не дай Бог, бути лідером юрби!»

В действительности каждый великий Поэт всегда видит будущее. А будущее у нас — немного грустное, потому что в нем нет близких людей, нашей молодости, нас... Будущее открывается перед нами, чтобы мы научились уважать минуту. К сожалению, на прошлой неделе приходилось видеть, как временами поэзия, когда Лина Васильевна читала стихотворения во время презентации переиздания «Берестечка» (издательство «Либідь») в Украинском доме, не находила адекватного осмысления. Слово-боль Поэта, который имеет транс-историческое зрение, не попадало в сердца. Потому что, когда ты чувствуешь боль, ты не можешь мгновенно аплодировать, когда на языке оседает горечь, — не можешь эйфорически и сладко улыбаться.
«Які засиджені скрижалі!
Яке злиденство зветься шансом!
На жаль, уже і в цій державі
Стаю потроху дисонансом.»

Это неестественно. Это не по-человечески. Лина Костенко — Поэт, который может быть и нежно лирическим, и эпическим. Ироническим и героическим. В конечном итоге, поэзия всегда многолика, она не имеет одного явления.

И это не романтичный идеал. Да, в ХХ веке литература стала массовым товаром, результатом культурного производства. Но никогда поэзия не может быть массовой, в отличие от прозы. Она передает то, что не говорит «огульно» и «в целом». Нужно высоковольтное сцепление поэзии с мыслью — вот тогда происходит катарсис.

Но когда мы лишь механически хлопаем в ладоши после каждого стихотворения, то успеваем ли мы остановить минуту, чтобы задуматься? Это же обо мне это стихотворение? Я же чувствую то же? Но я никому не мог (могла) сказать о том, что у меня так болит.

Приходилось видеть и другие интересные вещи, когда Лину Васильевну, вместо автографа, просили просто притронуться к книжке. Элементы (рудименты) сакрального в бесчестной повседневности. Поэт должен быть определенным образцом, поэзия должна приносить наслаждение и восхвалять человека прежде всего для творения себя, для «пылания» идеей.

Немногие осознают, что, даже идя за автографом, мы попадаем в личностное пространство другого человека. Поэта. Мы же должны уважать свободу Поэта и растить такую же свободу в себе. Лина Костенко — это уникальный пример свободы и достоинства. Поэт мужественно выдержал несколькочасовые очереди с просьбой подписать книжку. Тем более, Поэт выдержал десятилетнее молчание, и в этом молчании создавал себя, не пуская в себя флюиды суетливого мира, который лез через окна и двери. «Победит тот, кто выдержит на 15 минут больше». Эта мудрость, которую произнесла Лина Васильевна на презентации «Гіацинтового сонця» Ольги Богомолец, — также одно из мотто в жизни Мастера. Кстати, новые книги, которые представляют творчество Лины Васильевны, возвращают нас к античному пониманию искусства в целом, в неделимости на формы: рядом со стихами представлены удивительные иллюстрации Сергея Якутовича («Берестечко») и Ивана Марчука («Гіацинтове сонце»), интеллект литературоведов Ивана Дзюбы, Оксаны Пахлевской, Владимира Панченко с музыкальной мыслью врача Ольги Богомолец. Это уже синестезия, неделимость полноты художественного бытия!

Встречи Лины Костенко с читателями 22 и 28 марта засвидетельствовали, что в Украине украинская книга может быть необходимой. Она является необходимой. Люди устали от хлама макулатуры. Устали от эстетической глухоты и безвкусицы. Устали от монструозных псевдопсихологических инсинуаций. Устали от одиночества в пустыне, где тебя окружают шакалы и змеи. К сожалению, Поэт тоже сегодня вынужден существовать в окружении шакалов. Хочется верить, что Бог дает Поэту достаточно сил, чтобы преодолеть все и сделать то, что Поэт должен сделать. Когда человек ставит перед собой наивысшую морально-этическую планку, то любые указания становятся лишними.

Мы же должны верить Поэту. И становиться собой в каждом Слове. Не пережитое слово Поэзии — мертвое, оно не дает ничего для нашей души. Поэзия, которая не говорит, не питает эмоцию, — холодная. Поэзия Лины Костенко, кроме того, что обращена к сердцам, снимает осадок псевдореальности, заставляет нас переживать что-то настоящее и придает силы.

История такова, что движется она по принципу маятника, неоднократно отмечала Лина Костенко. Еще античные мудрецы говорили, что достойный человек не должен поддаваться искушениям и аффектам ни в самые приятные мгновения, ни в самое трудное время. Аффект — это отголосок нашего «Я», который будто лекарства, до определенного момента помогает, а дальше может причинить вред. Предельно точная поэзия Лины Васильевны помогает нам быть достойными и растить в себе ощущение силы и порядка, создавать сильные эмоции, которые могут уничтожить врага или же наградить пламенем очищающей любви.

Определенным мотто на презентации «Берестечка» были слова из этой поэмы: «Не має часу на поразку». Как известно, именно этими строчками заканчивается текст. Но этому предшествует историческое виденье Украины, внутреннего состояния великого Богдана Хмельницкого... Не имеет времени на поражение тот, кто создал себя, кто в соревновании со временем нашел сердцевину. Только в соревновании с действительностью мы становимся собой. И уже тогда не имеем времени на поражение. Эта фраза — не лозунг, который нужно выбить на щите, чтобы с поднятым забралом двинуться в бой. Такой бой будет напоминать соревнование с ветряными мельницами. Бой с собой (с хуторянством, с провинциальностью, с пафосом пустых фраз) — вот что значительно сложнее. В таком соревновании создали себя шестидесятники. Из такой борьбы вышла победителем Леся Украинка.

Недаром к избранным произведениям Леси Украинки именно Лина Костенко напишет вступительное слово о пути «сходами гігантів». Гигантом для нее остается Леся Украинка. Тот, кто имеет особые отношения со Словом, получает способность существовать во времени и за пределами времени.

«...Лесю Украинку преследовало видение каменной пустыни. Камень имел очертания спящего раба, и она все надеялась, что тот раб проснется, камень пошевелится, когда тот замордованный Орфей сможет поднести сопилку к устам.

Леся Украинка всю жизнь обращалась к своему народу, хотела растолковать ему его. Но ее мало кто понимал.

Необходимость объяснять — уже одно это сковывает воображение. А гений — это также и воображение. Гений — это смелость, это прорыв, это ломка канонов и традиций, это выход на новые эстетические орбиты. Украинский гений прикован к арбе. Он не может ее перебросить — зачем же шокировать и без того огорченный народ? К цензуре государственной добавляется еще и собственная: писатель должен писать только то, что нужно народу. Гражданская лирика и целомудренные катрены. В самые глухие годы реакции — зашифрованный смысл, аллюзии, аналоги, намеки, аллегории — все эти вынужденные балласты поэтики, все это ограничивает возможности, сковывает воображение, направляет его в одно русло, истощает интеллект («Геній в умовах заблокованої культури»)».

Вот лишь несколько фрагментов, которые показывают, насколько тонким и предельно взвешенным кажется диалог двух больших поэтесс начала и конца ХХ века в отличие от современного переписывания Леси Украинки «под себя», которое мы видим в некоторых произведениях. Лина Костенко стремится преподнести Лесю Украинку как символ мировой культуры, через которую украинская литература смогла выйти на качественно другой уровень — морали, этоса, религиозности. Леся Украинка, прежде всего, в драматических произведениях обратилась к темам мировой гуманитарной ойкумены, адаптируя их к украинской ментальности. Зато украинская культура до сих пор не смогла опомниться от этого прорыва. Только теперь, в веке ХХІ-м, мы интуитивно понимаем, что до этого прорыва так никто и не дорос. Лина Костенко говорит о своей предтече негромко, но взвешенно, не позволяя ни пустой риторики, ни шумных открытий на пустом месте, осознавая, что духовное пространство гигантов никогда не может быть исчерпано.

«Всесторонне образованный и высокоодаренный человек, Леся Украинка работала на уровне мировой литературы, произведения ее имели общечеловеческий смысл. В то же время в ее античных и христианских сюжетах нетрудно вычитать жгучие аналогии, весь гордиев узел национальной истории и всю остроту на все времена актуальных проблем». Лина Костенко делает акцент, прежде всего, на привлечение украинской культуры в контекст мировой в творчестве Леси Украинки: «В Европе было одно время, в Украине — другое.

И когда Леся Украинка возвращалась в Украину, там тоже не все понимали, что перед ними писатель мирового масштаба, творец, причастный к высшим духовным ценностям, человек, который мог бы дать национальному театру неизмеримо больше, чем он мог взять».

Позволю себе достаточно объемную цитату, которая объясняет, как один Гений может прочитывать другого Гения (жаль, что в украинском языке от Гения невозможно образовать адекватную форму женского рода):

«Печальнее всего, что она все это видела, понимала, сознательно приняла свою судьбу. Она знала свое безвыходное положение в те времена «глухонемых».

Потому что когда Торкватто Тассо начал сходить с ума, то его мучители хорошо знали, кто он. Они ему хоть и мертвому, но все-таки положили на грудь лавровый венок. А о Лесе Украинке полицейский пристав писал: «...некая Леся Украинка», временами путая ее с «Оленой Пчелкой», — для него это был всего лишь круг людей «сомнительной благонадежности» («Поет, що ішов сходами гігантів»)».

Лина Костенко живет в своем Времени. Но также она возвращает потерянное Время и Украине. Было бы замечательно, если бы не только неделя, а год прошел под именем Лины Костенко. Тогда можно было бы сказать, что, наконец, Украина научилась уважать своих гигантов. Не поклоняться им, а уважать и понимать. Лина Костенко — Поэт, творчество которого, бесспорно, достойно Нобелевской премии. Но эта премия — результат даже не одного года. В конечном итоге, это испытание, которое может либо пройти, либо не пройти Украина. Не премия должна быть стимулом, а потребность достойной мысли о себе в мире. Когда голосом украинской культуры (мысли) в мире становится поэзия Лины Костенко, тогда можно не волноваться за будущее Украины.