ЛЮБОВЬ и МОЛИТВА

День молитвы за сирот проходит под лозунгом: «В Украине 30 000 христианских общин и 30 000 сирот... Время изменить статистику!». Накануне «День» встретился с супружеской четой, которая несколько лет назад приняла мальчика и девочку из детдома.

Это — Надежда и Виктор РОЗБИЦКИЕ. Они — римо-католики, прихожане костела Марии Матери Церкви, что на Левом берегу в Киеве. Он работает в строительном бизнесе. Она воспитывает детей. Что интересно, семилетний Иванко внешне очень похож на Виктора, а четырехлетняя Лиза — на Надю — такая же яркая. Дивны дела Твои, Господи...

— Надежда и Виктор, как вы решились принять в свою семью сразу двух детей из детдома? Многие бездетные пары не решаются на такой шаг из-за генетики, мол, когда-то она может «выстрелить»...

Надежда: — Меня этот вопрос тоже беспокоил. Тогда я пошла к священнику и услышала: «Если бы мы зависели только от генетики, люди бы уже переродились...» Иными словами, над всем есть Бог...

— Кто из вас первым поднял данную тему?

Надежда: — Виктор давно хотел, чтобы мы взяли детей, однако боялся мне в этом признаться.

Виктор: — Ты же сама говорила, что не готова...

Надежда: — Еще надеялась родить сама. И Витя ожидал. Но как-то нам позвонили и спросили, не хотим ли мы удочерить девочку. Правда, у этой девочки была мама (она просто ездила по миру) и бабушка, с которой и воспитывалась. Впоследствии уже другие люди спросили то же самое. Я задумалась. Начала молиться: «Господи, если Тебе угодно, чтобы мы усыновили ребенка, пошли мне это желание в сердце...» И однажды, проснувшись, я начала узнавать адрес, телефоны, часы приема опекунского совета в нашем районе. А когда все выяснила, позвонила мужу и обо всем рассказала.

— От нескольких пар приходилось слышать, что государство хотя и не может обеспечить надлежащую опеку сирот (сколько в Facebook появляется сообщений о том, что тот или иной детдом нуждается в игрушках, теплой одежде), однако их усыновлению не способствует. Так, чтобы взять здоровых малышей, нужно иметь связи в опекунских советах или где-нибудь в государственных органах. Часто проблемой оказывается даже усыновление больных детей. Сталкивались ли вы с подобными трудностями?

Виктор: — Здоровых детей усыновляют-удочеряют прямо в роддомах. (Речь идет о младенцах, от которых отказываются.) На них — очередь. И мы тоже в ней были. Правда, когда позвонили, что можем принять мальчика, уже познакомились с Иванком.

После оформления документов (бумажная волокита продолжается около года), нас направили в детский дом «Берізка», что в Деснянском районе Киева. Там директор сразу сказал: «Маленьких здоровых детей нет. Все — либо взрослые, либо больные, либо тяжелобольные...» А затем прибавил: «Ну, хорошо. Приходите завтра. Будет наш юрист. Может, кого-нибудь вам посоветует». Был ли это намек на взятку? Не знаю. На следующий день показали трех детей. А через день уже только двух. Один из них — наш Иванко. Оба — больные. У Вани был гепатит С и ВИЧ.

— У Вани ВИЧ?!

Виктор: — Да. Женщина, родившая его, была инфицирована. До трех лет он находился на учете, а затем его сняли — диагноз не подтвердился. Антитела могут либо остаться, либо исчезнуть. Мы верим, что Бог его исцелил от ВИЧ и гепатита С.

Надежда: — И Лиза имела ВИЧ, а теперь — здорова. Она тоже из «Берізки», куда преимущественно попадают дети с поражениями нервной системы, например болезнью Дауна, или рожденные ВИЧ-инфицированными матерями, ВИЧ/СПИД больные дети. К слову, Ваню мама оставила в роддоме, а Лизу милиция отобрала у цыганки на Дарницком вокзале в Киеве.

— Это же какое сердце и веру нужно иметь, чтобы взять таких детей?

Виктор: — Мы не сразу решили брать Иванка. Несмотря на то, что до него никого не удавалось усыновить, хотя и подавали запросы практически по всей Украине. Было страшно. Когда Ваню впервые нам показали (мальчику был один год четыре месяца), мы ужаснулись: весь в соплях, язык высунут, да еще и синего цвета. Как потом выяснилось, малыш высовывал язык, подражая детям с синдромом Дауна, рядом с которыми рос. А синий цвет возник в результате щелочной реакции лука с медом. Ими малыша лечили, чтобы не колоть антибиотики — больше было нечем. Кстати, когда наш сын немного подрос, несколько раз мы накупали всякой всячины и несли ее в детдом. (На его сайте http://efoto.io.ua/s30045/kievskiy_miskiy_budinok_ditini_berizka есть объявление о разовых и постоянных потребностях воспитанников «Берізки». — Ред.).

Надежда: — Мы спрашивали у Бога: тот ли Ваня ребенок, которого Он приготовил для нас. И здесь нам пришла мысль, что уже несколько поколений в роду мужа Иванов Викторовичей сменяют Викторы Ивановичи. И так по очереди. Виктор по отчеству — Иванович, а его папа — Иван Викторович. Иванко же — думалось — как мы его усыновим, продолжит эту традицию. Потом как-то открыла Библию и тут же натолкнулась на имя Иоанн. Господь всегда говорит с человеком на том языке, который ему понятен.

— Как утверждают психологи, адаптация сирот к жизни в новой семье преимущественно проходит болезненно, несмотря на то, что новоиспеченные родители пытаются окружить его любовью. Приобретенные страхи, пережитые стрессы и боль еще некоторое время дают о себе знать. А у вас как было?

Надежда: — О, мы испытали шок! Полгода Иван почти не спал. Он все время кричал. У него, очевидно, были какие-то психические нарушения. Практически всю ночь не выпускал из своих ручонок мою руку или руку мужа. Днем тоже не мог оставаться один. Представьте, что до трех лет и трех месяцев он не говорил. Только «папа», «мама» и выкрикивал звуки «о!», «а!» и «у!». Но уже когда Иван начал говорить, его трудно было переслушать. Как нам психологи объяснили, это от того, что у него не было собственного внутреннего мира.

Припоминаю, с Лизой было немного легче. Правда, в восемь месяцев (тогда, собственно, мы ее увидели в первый раз) она вообще не выпрямляла ножки, а только подгибала их под себя. Моя мама подняла шум, мол, калеку берем. «Девочка будет ходить, — успокаивала я ее. — Просто ею никто не занимался». Между прочим, в детском доме нас отговаривали брать Лизу, пугали, что все-таки не будет ходить. А работники Центра ребенка, где в основном работают протестанты, наоборот, рекомендовали. Как раз подобные структуры действуют в интересах родителей. Зная, что усыновление здорового ребенка с легкими диагнозами происходит по блату, они пытаются контролировать появление каждого новичка в детских домах, а следовательно, отслеживать его дальнейшую судьбу. То есть владеют полной базой данных.

— Зная все закулисье усыновления, а также об особенностях воспитания этих покинутых родителями, отчужденных детей, вы бы советовали идти на такой шаг бездетным парам?

Надежда: — Конечно! Я взяла бы еще одного малыша, если бы не возраст (смеется). (Наде — 44 года. — Ред.)

— У вас была вера, благодаря этому вы решились на больных детей. А что делать тем, кто ее не имеет?

Виктор: — А у кого ее нет, тот не возьмет детей с такими диагнозами. Между прочим, когда мы знакомились с Лизой, вместе с нами к одной девочке, тоже больной, приходили супруги-протестанты. Они ее удочерили, а два месяца назад у них родился сын. Так часто бывает: ты заботишься о чужом ребенке, и Бог дает своего...

— Надежда и Виктор, а дети знают, что вы им не родные родители?

Надежда: — Знают, но не понимают. Маленькие еще. Я даже немного переживаю о том, как они примут эту правду о себе, когда подрастут и осознают ее. И уже молюсь, доверяя данную ситуацию Богу.

— Сейчас, глядя на то, какие Лиза и Иванко умные, любознательные, смышленые и подвижные, — сложно поверить в то, что когда-то они были больными и запуганными.

Виктор: — Это — результат любви и молитвы.