«Молодая» поэзия

На днях в киевском книжном магазине «Є», что на Подоле, состоялись чтения молодых поэтесс, участниц литературного проекта «ЗаРаЗа» — Ирины Загладько, Елены Рудой и Татьяны Запорожец, организованные при участии издательства «Смолоскип». Вечер прошел в рамках целой серии поэтических чтений «Заки зірка зійде», которые регулярно проходят в книжных магазинах «Є».

Этих авторов можно назвать представительницами младшего поколения современной украинской поэзии — так называемых «двітисячідесятників», их западного и восточного региональных ответвлений. Так, Ирина Загладько родилась в Луцке, а живет во Львове. Она имеет вовсе не лирическую профессию — физик-теоретик, и, возможно, потому ее стихотворения отличаются большей степенью, чем ее колег, интеллектуальной природой рационализма. Более мистические, связанные с метафизическими поисками на почве будничности, произведения Елены Рудой. Она живет в Харькове, хотя родилась также в Луцке, по образованию — филолог. Татьяна Запорожец — медик из Ивано-Франковска (ее занятие придает названию проекта трех поэтесс некоторые коннотации, а еще, как она сказала, «когда-то убьет во мне поэзию»), автор максимально эмоциональной и непосредственно-чувственной поэзий.

***

В черновицком издательстве «Книги — ХХI» вышли в свет стихотворения кузины знаменитого поэта Пауля Целана — Зельмы Меербаум-Айзингер в украинском переводе несменного в этом контексте Петра Рыхла.

Но, к счастью, суть книжки «Я тоской окутана. Стихотворения еврейской девушки к своему другу» — вовсе не в семейных связях ее автора. Сборник «Я тоской окутана», с одной стороны, знакомит украинского читателя с еще одной представительницей такого самобытного явления, как буковинская немецкоязычная поэзия, а с другой стороны, фиксирует трагедию Холокоста, переломленную в призме судьбы одной молоденькой девушки, которой завещалось стать настоящей поэтессой.

Зельма умерла в лагере на территории, оккупированной Румынией в 1942 году, в возрасте 18 лет. Нечего и говорить, как больно были обожжены войной и геноцидом много последних месяцев ее жизни. Но, невзирая на это, ее стихотворения — и в сороковом, и в сорок первом — были о любви, о ее тревогах, страхах и неуверенности, а еще, как писал Николай Шлемкевич, о «тревожной роскоши». Психологическая самозащита? Непреодолимость главных чувств и переживаний даже на фоне смертельных вихрей? Так или иначе, а перед нами — выразительный и самый что ни есть настоящий памятник человечности.

Следовательно, стихотворения 15—17-летней девушки о любви. Конечно, они кое-где несовершенны и «ученические». Но в этих текстах уже четко проявляется индивидуальный голос, неопровержимый талант, все то, что могло бы и должно было при благоприятных обстоятельствах, при внутренней работе над развитием своих способностей вывести Зельму Меербаум-Айзингер на уровень виртуозной поэтессы. Ее самым совершенным произведением считается «Поэма», преисполненная драматичных предчувствий и напряжения, но и в других произведениях немало интересных ходов, плодов самобытного мировосприятия (например, стихотворение, в котором зеленая муха претендует на все, безраздельное, внимание солнца).

Невзирая на некоторую ориентацию юной поэтессы на традиционные, даже банальные песенно-лирические образцы, во многих ее текстах можно наблюдать характерные медитативно-взвешенные и многозначащие признаки тогдашней «черновицкой школы».

Тяжелое, но уже внелитературное впечатление оставляет стихотворение «Трагическое». Его Зельма не успела дописать перед депортацией в лагерь. Так и передала подруге тетрадь с оборванным стихотворением и допиской красным карандашом «Я не имела времени закончить...» Тетрадь долго странствовала по разным странам, лежала в сейфе одного из израильских банков, пока стихотворения юной черновчанки во второй половине семидесятых годов не были опубликованы. А теперь они доступны и украинскому читателю.