Жаль, что животные и птицы не умеют говорить...

Здравствуйте, дорогие друзья из редакции нашей любимой газеты «День»!

Позволю себе так к вам обратиться, ведь уже более 10 лет ваша газета является постоянным, интересным, вдохновенным спутником и рабочих, и выходных, и праздничных дней моей семьи.

Ценим вас еще и потому, что только с хорошими друзьями можно поделиться и важной общественной информацией, и приобщить их к маленьким семейным празднованиям.

Нам очень импонирует заангажированность всего коллектива «Дня» на поиск, сохранение и восстановление традиций семейной памяти как частицы общей родословной и идентичности всего украинского народа.

Моя мама Федь Мария Михайловна родилась 29 сентября 1938 года в селе Евминка Козелецкого района Черниговской области. По словам бабушки Федь Анастасии Никитовны — это были годы, когда каждый день, без выходных нужно было работать на колхозных плантациях, чтобы как-то выжить. Они с дедом (мамин отец Федь Михаил Якимович) за год до этого едва смогли построить дом из тонких досок, чтобы отделиться от дедовых родителей, потому что семья у моего прадеда была довольно большая — семеро детей, и в одном доме всем разместиться было сложно.

Бабушка Настя часто вспоминала те тяжелые времена, когда всех в селе вынуждали работать в колхозе за трудодни, как тогда говорили — за «палочки». Даже после рождения ребенка уже через несколько дней она должна была выходить на поле. Она клала крошечного ребенка под деревом или под стогом сена, чтобы изредка, когда звеньевая позволяла отдохнуть, иметь возможность его покормить. Вероятно, что среди колхозниц таких молодых мам было много, поэтому и раздавался над полем плач полуголодных детей вместе с песнями бедных женщин, которые таким способом пытались отвлечься от тяжелых мыслей и успокоить детей.

От постоянного недоедания у большинства детей развивался рахит, потому моя мама поздно начала ходить, только после двух с половиной лет. По словам бабушки, глядя на тогдашних малышей, трудно было удержаться от слез, когда они, вразвалку, словно утята, на худых, кривоватых ножках, дергали мамочек за подол и все время просили хлебушка.

И это происходило за полсотни километров от Киева в украинских селах, где обычно до советской оккупации, в начале XX века семьи имели по 10 и более детей, при этом практически никогда не голодали, хотя действительно все много работали, а дети приучались к работе с малолетства.

Бабушкины рассказы о том, как они пережили войну, поражали. И хотя, как я понимаю теперь, она пыталась рассказывать мне, тогда еще школьнице, все без шокирующих подробностей, в конечном итоге, ее воспоминания каждый раз несли в себе ощущение неописуемой боли и страха (за жизни своих детей и близких), от которого бабушка Настя не могла освободится до конца своих дней.

После того, как советские войска отступили из Киева, и началась немецкая оккупация, новая власть отправила бабушку вместе с детьми в Черкасскую область, где она работала по 12 и более часов в поле за пайку хлеба. К счастью, ей позволили взять и корову, которую раньше советская власть заставила отдать в колхоз. Именно благодаря этой корове, они и спаслись от голодной смерти, она стала настоящим четвертым членом семьи.

Думали, что после войны станет легче, а зря! Когда собрали первый урожай после войны, бабушка послала мою маму — шестилетнюю Марийку — в поле, где после комбайна остались колоски, чтобы насобирать хоть несколько горстей зерна, которые бабушка перетирала с половой на эдакие соломенные оладьи. Моя мама насобирала немного колосков в подол, но неожиданно появился сторож, который заставил ее выбросить эти колоски (их никто потом так и не собрал) и гнал маленького ребенка к краю поля, наставляя ружье: «Если еще раз сюда придешь — застрелю!»

Современным подросткам стоит чаще напоминать о том, что еще в середине XX века большинство украинских селянских детей получали образование, читая книжки дома при керосиновых лампах, писали на обрывках старых газет и на оберточной бумаге, которую самые сообразительные могли получить за выполнение мелких поручений от продавца сельмага.

Бывало, что после проливных дождей, когда в селе грунтовые дороги сильно размывало, из-за грязи в школу мама с братом ходили по очереди, потому что кирзовых сапог имели только одну пару на двоих.

Мама рассказывала, как они были счастливы, когда удавалось почитать новую книгу, каковые не так часто тогда (к сожалению, и сейчас!!!) попадали в сельскую школьную библиотеку.

Интересно, что в то время в их селе в школе изучали французский язык. Моей маме французский язык давался легко, поэтому учительница настойчиво советовала ей поступать в институт по этому направлению. Но, это уже были времена «победившей коллективизации», то есть полного колхозного рабства на селе, и, ни о каком поступлении в институт на любимый французский для мамы, к сожалению, речь не шла.

Она повторяет путь сотен тысяч украинских девушек и ребят из села, которые по комсомольским путевкам превращаются из дармовой колхозной в дармовую шахтерскую рабочую силу. Поэтому, мама в 1956 году по окончании школы едет на Донбасс, где до 1959 года работает транспортной работницей и заряжающей аккумуляторные батареи в тресте «Краснолучшахтерстрой».

Неизвестно, сколько бы еще она была вынуждена вкалывать на этих шахтах, если бы не попала в больницу из-за поражения дыхательных путей и легких угольной пылью, в результате чего мама перенесла операцию по удалению полностью пораженной части легких.

Единственным позитивным моментом этой истории было то, что мама получила паспорт и трудовой стаж, необходимые для того, чтобы продолжить учебу. И она вступает в 1960 году в Козелецкий ветеринарный техникум, чтобы быть ближе и иметь возможность помогать своей маме — моей бабушке Насте.

С 1964 года после успешного окончания техникума моя мама проработала ветфельдшером сначала в колхозе им. Тельмана в Любече Рипкинского района Черниговской области, а с 1967 года по 31 октября 2012 года в Любецкой участковой больнице ветеринарной медицины. Следовательно, на момент увольнения, на которое мы всей семьей ее уговаривали пойти в связи ухудшениям состояния здоровья (артрофическое поражение суставов ног было причиной постоянной боли, и ходить на большие расстояния ей было все тяжелее), — ее стаж работы ветфельдшером составил 48 лет, а общий — 57 лет!

Возникают воспоминания из раннего детства, как маму постоянно вызывали поздно вечером, а то и ночью — потому что где-то у хозяина или в колхозе не может отелиться корова; или конь проглотил гвоздь; или покусала бешеная лиса в поселке собаку... И я не помню ни разу, когда бы мама, ссылаясь на нерабочее время, плохую погоду или самочувствие, отказалась идти, вернее, ехать на велосипеде (основном ее транспортном средстве, на котором она за день проезжала в среднем 10—15 километров) на такой вызов.

А на рассвете уже готовила мне и папе завтрак, всегда заплетала мне косы с лентами, до школы мне уже были готовы, выутюжены передничек и форма с выстиранными белыми воротничком и манжетами. Кроме того, еще же нужно было убирать в доме, хозяйничать на огороде и по хозяйству. Для меня взрослой, которая имеет свою семью и детей, до сих пор остается загадкой, когда она все это успевала делать!?

Кроме Любеча, мамина ветлечебница обслуживала еще села — Смолигивку, Мохначи и Зорянку. На территории этих сел, по-видимому, нет ни одного подворья, где бы мама не побывала — и то, не один раз, в связи со своей профессиональной деятельностью, где ее знают и уважают за ее добрые дела. Жаль, что животные и птицы не умеют говорить, именно они бы могли выразить самую искреннюю оду благодарности моей маме за ее искренний и самоотверженный труд!

Мамина преданность профессии — для нас, ее родных, наилучший пример для наследования! А 29 сентября моей маме исполнилось 75 лет, и вся наша семья желает дорогой мамочке, теще и бабушке здоровья и многая лета!

С большим уважением и любовью

Светлана МИХАЛЮК, историк, юрист, магистр государственного управления, Киев