О взрослении человека и страны

«Чем более зрелым становится человек, тем меньше он соглашается с тем, чтобы его били, — пишет прозаик и эссеист Тарас Прохасько в одном из своих текстов. — Чем более зрелым становится общество, тем больше становится обобщенное нежелание быть битым просто потому, что так принято». Кроме того, автор считает, что отход от насилия — это естественный путь эволюции общества: «Украинская революция последних дней построена, собственно, на таких базовых вещах. Она именно так и разразилась — как отрицание системного насилия». Тарас Прохасько рассуждает о дозревании и взрослении, восприятии прошлого и осмыслении нынешнего. Об этих и других вещах он написал в своей новой книге «Ознаки зрілості».

Название книга, напечатанная в издательстве «Тріада плюс», получила, собственно говоря, благодаря одноименному эссе. Однако автор отмечает, что его выбрали сами издатели: «Название не связано ни с возрастом, ни, тем более, с моей зрелостью, потому что я весьма инфантилен. Я не считаю себя зрелым и не осмелился бы так сказать». В книгу вошли повесть «З цього можна зробити кілька оповідань» и еще 15 текстов. В летний жаркий день Тарас Прохасько приехал во Львов, чтобы представить новое издание, и, несмотря на духоту, в книжном магазине «Є» негде было яблоку упасть. Автор решил не делать встречу детерминированной, поэтому пустил разговор на самотек — читатели сами направляли разговор в то или иное русло. О том, что же Тарас Прохасько рассказал своим читателям, читайте дальше.

 АРХЕОЛОГИЯ ПАМЯТИ

Как писал Анджей Стасюк, когда человеку уже за 40, и он очень хорошо прожил жизнь, часто трудно понять, что было в действительности, а что он себе придумал. Тарас Прохасько считает, что некоторые жизненные периоды настолько забываются, что нужна хоть какая-то зацепка, которая бы напомнила о том времени. Тогда возможна археология памяти. «И при таких раскопках могут возникнуть самые тщательные детали, — говорит Прохасько. — Но некоторые моменты по разным причинам — из-за утечки, блокирования или еще чего-то — полностью вытесняются из памяти. Для моего поколения одним из таких периодов был конец 80-х — начало 90-х годов. Я не могу объяснить, почему. Ярослав Грицак объясняет это неудачей национальной революции того времени». Кроме того, есть много моментов, которые невозможно написать или считать без определенного жизненного опыта, даже не событий, а опыта продолжения, пребывания, считает прозаик и эссеист. «Несмотря на это, большим счастьем литературы является то, что читатели и писатели не всегда являются ровесниками, — говорит он. — Это очень хорошо, когда понимаешь, что двадцатилетние читают не только двадцатилетних, а пятидесятилетние пишут не только для пятидесятилетних. В этом случае времени не существует».

 «РОМАНЫ — ЭТО ПОЖИРАТЕЛИ ВРЕМЕНИ»

«Я очень давно понял, что все интересные, важные, красивые, глубокие вещи уже написаны, — говорит Прохасько. — Книжек страшно много. Если делать вид, что я хочу написать просто еще какой-то роман или еще какой-то сборник рассказов, то это ничего не изменит ни в моей жизни, ни в жизни читателей, ни вообще во всей литературе». По словам Тараса, он не может написать ни увлекательный детектив, ни эротический роман, ни приключенческую историю. «Хотя иногда я этим увлекался, — признается Прохасько. — Но впоследствии понял, что 80 % всего того конструкта, который называется романом, переходит из книжки в книжку. Это как сделать дом своей мечты. Для этого надо соорудить такой же фундамент, как во всех домах всех мечтаний, стены, поставить стропила, крышу, а уже потому поштукатурить, побелить, подумать о воде и канализации. И вот уже есть дом моей мечты. Но он только на небольшой процент является тем, что бы ты себе представлял. Я понял, что с романом так же — что в 600-страничном произведении, каким бы оно оригинальным и прекрасным ни было, 400 страниц — это обязательный материал. Но это неплохо. Романы не пишутся для того, чтобы увидеть, каким является «развитие актуальной испанской литературы», например, и не для того, чтобы узнать что-то новое. Романы — это пожиратели времени. Мы читаем романы, чтобы побыть «где-то там». Эти все конструкты необходимы для того, чтобы ходить по этому роману как по лестницам, ступенькам, коридорам какого-то дома, вы даже будете выглядывать из окон. Роман — это время, в которое мы переносимся». Вместе с тем Тараса Прохасько больше интересует не такая литература, которая создает время, куда можно прийти и побыть, а та, которая является импульсом к самосозиданию.

 «ВСЕ, ЧТО ПРОИСХОДИТ В УКРАИНЕ, ЯВЛЯЕТСЯ СТУПЕНЬКОЙ К ОБРЕТЕНИЮ КОЛЛЕКТИВНОГО ОПЫТА»

Благодаря вопросу одного из читателей речь пошла и о взрослении Украины. «Я убежден, что в опыте такой формы бытия, как государство, политическая нация или государственная нация, должны быть определенные обязательные этапы для того, чтобы все функционировало полноценно, — отвечает Тарас Прохаско. — Я знаю, что украинская государственная нация чрезвычайно молода, и она лишена многих вещей, которые нужно пройти для достижения определенной зрелости. Надо вспомнить, что, например, польские восстания начались 200 лет назад, их было много и, кроме восстаний, было много разной продолжительной и ежедневной деятельности. Нам сложнее, потому что у нас этого не было. Речь идет об опыте и том капитале, который нельзя потрогать. Неизвестно, в какой форме мы будем наверстывать свой опыт. Все, что происходит в Украине, — это большой урок, ступенька к обретению того большого общего коллективного опыта и формированию языка понимания. В этом смысле я считаю, что даже персона Януковича не была напрасной, это тоже было хорошим испытанием, нам надо было такое пройти. Мы делаем выводы».

 ЧТО УКРАИНА НОСИТ В СВОИХ САКВАХ?

Один из посетителей встречи в книжном магазине «Є» вспомнил о том, что в одном из эссе в книге «Одної і тої самої» Тарас Прохасько написал, что наша страна напоминает сакву — большую сумку, в которой мы носим неизвестно что и зачем. «Что, в свете сегодняшних событий, мы выбрасываем из этих сакв?» — спросил он. «Этот груз — специфический, — утверждает Прохасько, — потому что не систематизирован, не сложен, очень часто нам неизвестно, что там. Иногда есть вещи первой необходимости, но для того, чтобы их найти, в определенный момент придется долго искать. Наше сокровище мешкообразно, и иногда надо потратить очень много времени, чтобы что-то там найти и проревизировать — все высыпать большой кучей и посортировать. И потом возникает вопрос — запихнуть все назад или что-то отбросить? Отбрасываем ли мы сегодня что-то, я не знаю. Я знаю, что многое изменилось через приобретение разных опытов. Я не вижу готовности от чего-то отказаться принципиально и радикально. Ну, Януковича уже бы не возвращали. А куча хлама и разного отребья остается».

«ЛИТЕРАТУРЕ НЕОБХОДИМО ПРОДОЛЖЕНИЕ»

Вместе с тем Прохасько отмечает, что не надо от литератора ждать трезвого, глубокого, системного понимания процессов в обществе. Когда литератор берет на себя роль эксперта, что не относится к его компетенции, это плохо, — считает эссеист. Литератор немного по-другому осмысливает мир. «Часто это касается невидимых вещей, — говорит прозаик. — И нет ни одного романа или литературного эссе, который бы мог послужить руководством к действию. Не надо из литературы делать пророчеств. Иногда автор что-то напишет, а потом через определенное время что-то подобное происходит, тогда все с ужасом хватаются за голову — «холера, как мы этого не видели раньше?» Но понятно, что сейчас нельзя узнать ту книгу, которая потом что-то изменит, — Прохасько окидывает взглядом зал и показывает на книжные полки, — хотя она где-то здесь. Чтобы описать какие-то события, литературе необходимо определенное продолжение. Еще не прошло достаточно времени, чтобы писать художественную литературу о 1960—1970-х годах, не говоря уже об огромном цивилизационном изломе распада Союза. И не говорю уже, чтобы сейчас писать книгу о Небесной Сотне или боях на Грушевского. В литературе такое невозможно, необходимо время», — говорит Тарас Прохасько, хотя сам о снайперах писал еще в 2002 году.