Как мы «украинизировали» Россию

Сначала — факты. В тревожном 1942 году, когда решалась судьба советской империи, когда нужно было мобилизовать национальный патриотизм, Академия наук УССР, находящаяся в эвакуации в России, издала книгу «Очерки истории Украины». Из нее читатель узнавал о фактах, полностью противоречивших официальному курсу ВКП (б). В частности, в ней отмечалось: «Присоединение Украины к России в 1654 г. способствовало росту культурных связей двух братских народов — украинского и русского. В то время Украина стояла на более высоком культурном уровне, чем Великороссия, что способствовало значительному влиянию украинской культуры на российскую...»

Объяснить этот «недосмотр» цензуры, очевидно, можно только ситуацией. Впоследствии соответствующие органы эту «несуразность» обнаружили, книга украинских историков была запрещена, «вычищена» изо всех библиотек и уничтожена как «оружие украинского буржуазного национализма». Такая же грустная судьба постигла и «Очерки истории украинской литературы». Наибольший «грех» этих изданий, отмечалось в постановлении ЦК КП (б) У от 24 августа 1946 года, заключался в том, что в них «не показано большого и плодотворного влияния русской культуры и литературы на развитие украинской культуры и литературы».

Чья же правда в этих утверждениях? Кто на кого влиял?

 РОССИЙСКИЙ ШОВИНИЗМ В БОРЬБЕ С УКРАИНСТВОМ

Вторая половина ХІХ — начало ХХ веков стали периодом небывалого заострения в царской России «украинского вопроса». Империя, поглотив Украину экономически и политически, всячески стремилась «переварить» ее духовно. С этой целью она взялась за полную и окончательную денационализацию нашего народа, объявив бескомпромиссную войну украинскому языку, культуре, образованию. Царскими указами родной язык вытеснялся из украинской школы, церкви, искусства. Органы цензуры следили, чтобы в Украине не выходили книги на украинском языке, не ставились национальные пьесы в театрах, украинцев лишали их исторической памяти.

Стремясь придать этой кампании научный характер, в России постоянно устраивались дискуссии вокруг вопроса об этногенезе украинцев, об их «семейных» связях с россиянами. Выдвигались разнообразные концепции происхождения нашего народа, его культуры, языка: то доказывалось, что украинцы — пришлые с Балкан сербы, то что мы — потомки «белых хорватов», которые из Подкарпатья расселились по русьских землях, то муссировались другие «концептуальные» вариации, сменяя друг друга. Неприкосновенной, словно само собой разумеющейся, оставалась только официальная версия, якобы не украинцы, а россияне являются наследниками Киевской Руси, что никто иной, а именно угро-финские и татарские племена, которые жили в междуречье Оки и Волги, и стали этническим субстратом Московского государства, именно они, мол, — прямые потомки Великокняжеской Руси.

Особенно пришлась по душе великодержавникам концепция, предложенная влиятельным российским историком и писателем Михаилом Погодиным. Объясняя этнические процессы, связанные с формированием российского этноса, Погодин отстаивал идею, согласно которой славянские колонисты во время освоения этих земель покорили финские племена и ассимилировали их; таким образом создалось «великорусское племя»¹. Чтобы придать своей версии убедительность, он доказывал, что после разрушения монголо-татарами Киева в 1240 году уцелевшая часть населения якобы переселилась с юга на северо-восток, в Волго-Окское междуречье, где и положила начало России. Из этой версии вытекало, что у нее, у России, самые тесные наследственные связи с государством Владимира Великого и Ярослава Мудрого, а великороссы имеют самую тесную генетическую связь с населением древнего Киевского государства. Что касается опустошенной Киевской земли, то, согласно Погодину, она вроде бы впоследствии была заселена людьми, пришлыми из Подкарпатья или каких-то других территорий.

Вслед за М. Погодиным такие представители имперской идеологии, как Н. Устрялов-Уваров, М. Катков и другие апологеты царизма, игнорируя очевидные, научно обоснованные доказательства, пытались доказать, будто «малороссы» — это только «ветвь великороссов», а их язык — «наречие русского». То есть проблема ставилась с ног на голову. Однако именно эта «несерьезная и легкомысленная» (А. Потебня) версия занимала господствующее положение в официальных кругах российской исторической науки и политики и в царские времена, и в советские; кстати, она и доныне продолжает служить всем сторонникам великодержавных взглядов на историю России и Украины.

Цель этой откровенной фальсификации простая и понятная. Издавна, практически уже с того времени, когда несчастливая судьба волей Богдана Хмельницкого бросила Украину в плотные объятия коварного «старшего брата», перед проимперскими идеологическими силами предстала задача: аргументировать «право» Великороссии на владение украинскими землями, доказать, что она имела основания поглотить Украину, превратив ее в колонию. Другими словами, нужна была пропагандистская ложь для идеологического оправдания «права» сидеть на шее автохтонов — украинцев.

Последствия такой политики известны. Многим поколениям украинцев был перекрыт путь к объективной исторической информации, они были отчуждены от родного языка, веками продолжалось интеллектуальное обворовывание украинского этноса. Поэтому не удивительно, что это привело к глубокому национальному нигилизму со стороны значительной части украинцев и превращению их в русифицированных манкуртов, отказу от того самого дорогого, что так уважительно бережет каждая нация, каждый народ, — от родного языка, культуры, своей истории и самобытности.

В борьбе против украинства предметом особенного раздражения и горячих споров в российских идеологических и научных кругах стали проблемы взаимоотношений и взаимовлияний Украины и Московии, сложившиеся после Переяслава. Речь о непосредственном участии и незаурядной роли украинцев в культурно-просветительском развитии отсталой России на протяжении второй половины ХVІІ-го и всего ХVІІІ вв. В дискуссию об этих событиях, в попытку перечеркнуть реальные исторические факты и мифологизировать мессианскую роль России относительно Украины включились все украинофобские силы.

В дискуссию были включены популярные российские издания, в том числе элитарные журналы «Вестник Европы», «Русская мысль», «Московский вестник», «Киевская старина», «Русская старина» и другие. Перед ними стояла задача: опровергнуть культурно-просветительскую роль «окраинной Малороссии» в развитии российской метрополии или, по крайней мере, приуменьшить эту роль, навязать обществу сознание «второсортности» всего украинского, а то и ненависть к нему. Например, фанатичный шовинист, один из лидеров партии кадетов Петр Струве призывал российское гражданство «энергично и без всяких двусмысленностей и поблажек вступить в идейную борьбу с «украинством». В статье «Общерусская культура и украинский партикуляризм», помещенной в журнале «Русская мысль» (январский номер за 1912 год) Струве говорит об украинстве как наибольшем враге великороссийской культуры и самой империи. «Русская культура — пишет он, — неразрывно связана с государством и его историей, но она есть факт в настоящее время даже более важный и основной, чем самое государство». Сведение российской культуры к местной, «великороссийской», с пренебрежением заявляет Струве, дает основания ставить рядом с ней, как равные малороссийскую и белорусскую. Но ни одна из этих культур, мол, — еще не культура; более того, «их просто еще нет», — утверждает он с циничной наглостью.

 КТО КОМУ ОТКРЫВАЛ ДВЕРИ И В ЧЬЮ СТОРОНУ?

Взгляды великороссийских интеллектуалов-шовинистов относительно украинско-российских цивилизационных взаимовлияний «обобщил» известный своими радикальными украинофобскими суждениями литературный критик В.Г. Белинский, который утверждал: «Слившись навеки с единокровной ей Россией, Малороссия открыла к себе двери цивилизации, просвещению, искусству, науке»².

Что же происходило в действительности: кто на кого влиял, кто кому «открывал двери цивилизации»? Конечно, усвоив исторические мифы, которые веками передавались из поколения в поколение, вобрав их с генами, мы слишком тяжело воспринимаем правду, она нам кажется «кощунством». Однако попробуем выяснить...

Каждый, кто знаком с историей Российской империи, с ее культурой, традициями, литературой прошлых веков, имеет представление об объективной характеристике этой страны, владеет многочисленными свидетельствами о чрезвычайно низком уровне духовной и культурной жизни Московии, о ее отсталости, невежестве, темноте, традиционном холопстве и религиозном фанатизме. Московское царство представляло собой феодальную страну, сплошное крепостничество которой приобрело жестокие и варварские формы, без чувства меры и закона, страну рабскую по своей сути. «Московия, — писал Карл Маркс, — порождена и воспитана в отвратительной и ничтожной школе монгольского рабства. Сильной она стала только потому, что в мастерстве рабства стала непревзойденной. Даже тогда, когда Московия обрела независимость, она и дальше оставалась страной рабов».

Подобных характеристик Московского «царства золотого» (А. Пушкин) в литературе и исторических документах очень много. Здесь, для более аргументированной иллюстрации вышесказанного, процитируем авторитетного российского историка В. Ключевского, сославшись на его пятитомный «Курс Русской истории». Рассказывая о впечатлении Юрия Крижанича, выдающегося хорватского ученого-энциклопедиста, сторонника идеи славянского единства во главе с Россией, который в 1659 г. посетил «православную по вере, но татарскую, по взгляду Европы, Москву», историк писал: «Когда Крижанич присмотрелся в России к жизни всеславянских спасителей, его поразило множество неустройств и пороков, которыми они страдают. Сильнее всего восстает он против самомнения россиян, их чрезмерного пристрастия к своим обычаям и особенно против их невежества... Здесь умы у народа тупы и косны, нет уменья ни в торговле, ни в земледелии, ни в домашнем хозяйстве; нечесаные головы и бороды делают россиянина мерзким, смешным, каким-то лесовиком. Иноземцы осуждают нас за неряшливость: мы деньги прячем в рот, посуду не моем; мужик подает гостю полную братину и «два пальца в ней окунул». В иноземных газетах писали: если русские купцы зайдут в лавку, после них целый час нельзя войти в нее от смрада».

Другой известный ученый, историк русской литературы академик Петербуржской АН Александр Пыпин отмечал, что Москве ХVІІ — ХVІІІ вв. были присущи «церковный фанатизм, враждебное отношение к науке, упорный застой, моральное одичание и ожесточение», что ей, Москве, «не хватало иногда простого знания грамматики». «Москва, — писал он, — долго не хотела признаваться в нехватке своих образовательных средств... Но чем дальше, тем необходимее становились связи Москвы с южным западом; собственных сил явно недоставало; из Москвы зовут киевлян для просвещения и ученой работы. К середине ХVІІ ст. в Москве, наконец, поняли, что для книжного дела нужны настоящие ученые люди: у себя дома таких людей не было; их стали призывать из Киева»³.

Многочисленные исторические источники свидетельствуют, что украинские влияния на Московию, помощь в преодолении ее неграмотности и бескультурья начались в конце ХVІ в. Иностранцы с удивлением отмечали: в то время, когда большинство членов Московской государственной думы были безграмотными и расписывались «крестиками», в Украине «простые козачки шли в церковь в воскресенье с богослужебными книгами в руках». Культурное преимущество Украины над Москвой проявлялось не только в традиционно высоком уровне образования и распространении его в народных массах, что представляло нашу землю как одну из самых развитых в Европе со времен Киевской Руси, но и относительно культурно-исторического отличия менталитета украинцев, их общественной и духовной жизни, наконец в том, что Украина сама в значительной степени испытывала культурное влияние, которое шло к нам непосредственно с Запада или через Речь Посполитую. Украинцы, в свою очередь, несли культуру северному соседу.

После заключения соглашения в 1654 году украинское культурно-просветительское влияние на Россию усилилось. Реформа православного образования, проведенная в Киеве выдающимся украинским церковным и культурным деятелем Петром Могилой, основанный им Киевский коллегиум, преобразованный впоследствии в Киево-Могилянскую академию, и ее выпускники подготовили те новые ориентации культурно-духовной жизни, которые, начиная с середины ХVІІ ст., были в широких масштабах использованы Московией.

Украина практически сразу же после подписания союзнического договора стала играть роль интеллектуального «донора» в образовании, культуре, науке, религии Московского царства. В Москву переезжают такие выдающиеся деятели церкви и образования, как ректоры Киево-Братского и Киево-Могилянского коллегиумов Лазарь Баранович и Иоаникий Галятовский, известные ученые, писатели-полемисты, воспитанники киевских учебных заведений Епифаний Славинецкий (основатель и первый ректор греко-латинской школы в Москве), Арсений Сатановский, Симеон Полоцкий и десятки других просветителей.

Высоким авторитетом во всем славянском мире пользовалась Киево-Могилянская академия. Российские правители стремились вербовать ее профессоров и выпускников, предлагая им наивысшие церковные, просветительские и правительственные должности. Закономерно, что ее воспитанники стали основоположниками всероссийских школ, центров, отраслей наук. Тех, кто не хотел туда ехать, заставляли насильственными методами, особенно во времена Петра І и Екатерины ІІ. Уже в начале ХVІІІ ст. в распространении образования и перестройке московской культуры, в качестве организаторов и преподавателей учебных заведений, церковных деятелей, писателей, переводчиков, активно участвуют представители Киевской академии Гавриил Бужинский, Феофан Прокопович, Дмитрий Ростовский, Стефан Яворский и другие интеллектуалы. Их силами в Москве была заложена Славяно-греко-латинская академия, в которой в течение десятилетий работало свыше 130 преподавателей из Киева. Возглавлял академию выдающийся украинский религиозный и культурный деятель, писатель С. Яворский. Именно профессора Киево-Могилянской академии основали Московский университет, были его первыми ректорами, деканами, профессорами. Выпускники Академии и других учебных заведений Украины «во множестве учительствовали на Московии», начинали школьное дело во многих городах Поволжья.

Особенно большие заслуги Киево-Могилянской академии в перестройке русской православной церкви, в обеспечении ее кадрами религиозных деятелей разного уровня. В своей книге «Малороссийское влияние на великорусскую церковную жизнь» известный исследователь этой проблемы, профессор Казанского университета К. Харлампиевич отмечал, что в ХVІІІ в. «состав высшей великорусской иерархии наполовину был занят малороссами».

Этот вывод подтверждается многими историческими документами. Вот один из них — распоряжение Синода, посланное в Киев, где говорилось: «В славенолатинских Московских школах мало учителей, а ко учению философіи весма никого нет; а слышно де, что в Кіеве обретаются ко учению философіи, риторики и пиітики способныи мужи ... И по его великаго государя указу велено способных ко ученію персон из Кіево-Печерскаго монастыря, или где инде кто обретается, отправить к Москве без замедленія».

После основания новой российской столицы Санкт-Петербурга, по приказу Петра І, украинские профессиональные церковники занимали самые ответственные религиозные должности в Синоде, возглавляли столичные храмы, были полковыми священниками в российской армии, капелланами в кадетских корпусах и при иностранных российских миссиях, заведовали семинариями во всех русских епархиях и т. п. В частности, выдающийся украинский церковный и общественный деятель, ученый-энциклопедист, ректор Киево-Могилянской академии Феофан Прокопович, переехав в 1716 году в Петербург, стал самым влиятельным советником Петра І в вопросах церковной реформы и государственной политики.

Активнейшее участие украинцев в культурном строительстве России тесно связано с реформаторской деятельностью «венценосного дровосека», который прорубил воспитанным на азиатских традициях московитам окно в Европу, стремясь ликвидировать глубокое отставание своего государства от передовых стран Запада и приблизить его к европейской цивилизации. В решении этой стратегической задачи он отдавал преимущество украинским ученым, религиозным и культурным деятелям перед деятелями старого консервативного московского типа.

Главной задачей, которая стояла перед украинскими просветителями Великороссии, было развитие образования, грамотности россиян. П. Пекарский, автор книги «Наука и литература в России при Петре Великом», изданной в Санкт-Петербурге в 1862 году, писал: «При Петре русское образование слагалось из двух стихий — киевской учености и европейского просвещения ... Киевская ученость имела перевес, потому что имела за собой право давности; европейское же образование, вследствие причин исторических, усваивалось с трудом и, за исключением самого царя да двух или трех из его приближенных, не имело в России представителей». Речь идет, следовательно, о том, что представители украинской культурно-просветительской элиты были главной силой в мероприятиях Петра, направленных на подъем образования и «европеизацию» империи.

О широком и разностороннем участии украинцев в российском культурно-просветительском процессе и государственной деятельности много писали и другие исследователи ХІХ ст. «Всякий знает, — отмечал в 1871 г. П. Бессонов, — какими они были сильными и влиятельными. Украинцы занимали в Московии все руководящие должности. Они — митрополиты, епископы, воспитатели царских детей, учителя школ (ими же основанных), министры, ученые, высшие государственные правительственные чиновники. Все подверглось их влияниям и реформам. Они исправляли церковные книги, реформировали церковные и государственные учреждения, писали книги, составляли грамматику и правописание, составляли программы обучения...».

Как вывод из вышесказанного, приведем цитату из статьи известного российского ученого-культуролога, князя Николая Трубецкого — «К украинской проблеме», изданной в 1927 году в Париже. «...Та культура, которая со времен Петра живет и развивается в России, — писал князь-эмигрант, — является органическим и непосредственным продолжением не московской, а киевской, украинской культуры ... Таким образом, украинизация оказывается мостом к европеизации».

Что ж, и мы можем вместе с ученым князем прийти к вполне определенному выводу: утверждение В. Белинского о том, что Малороссия якобы с помощью России «открыла к себе двери цивилизации», мягко говоря, не отвечает исторической правде, потому что в действительности все было настолько иначе, что с точностью до наоборот. Действительно, именно благодаря малороссийским, то есть украинским, интеллектуальным силам был проложен путь новым ориентациям в культурно-просветительской жизни Московии, оказана помощь Петру І в приближении России к европейской цивилизации. Такова правда истории! И это надо знать той части русифицированных «хохлов», которые и сегодня самоуниженно ориентируются на Москву, демонстрируя, как отмечал Мыкола Хвылевый, свою «рабскую природу», свое «обезьянничание» перед Россией.

¹ Погодин М. П. Древняя русская история до монгольського ига.-М.,1871.— С. 43.

² Белинский В. Полное собрание сочинений. — Т. 7. — М., 1955. — С. 64.

³ Пыпин А. История русской литературы. В 4-х т. — СПБ. Т. ІІ. — С. 298.