Как меняется «Велика політика»?

Программа «Велика політика», которую «5-й канал» позиционирует как итоговое недельное политическое эссе, так сказать, зрелище для гурманов, выходит в эфир каждую субботу в прайм-тайм, в 21.10. Уже на протяжении девяти лет. Ее ведущий, известный журналист Валентин Трохимчук шутит: так долго телевизионные проекты не живут. В действительности же программа пользуется популярностью, имеет свою постоянную аудиторию, потому что в оригинальном авторском стиле неизменно акцентирует внимание на незамеченных в СМИ деталях, которые часто объясняют логику политических решений. Как изменилась большая украинская политика за последние годы? Почему умирает жанр визуальной аналитики? Какие вызовы ждут ТВ в будущем? На эти и другие темы «День» разговаривал с ведущим программы «Велика політика» Валентином ТРОХИМЧУКОМ.

— С сентября 2006-го вы автор и ведущий аналитической программы «Велика політика». Как изменилась украинская большая политика с тех пор?

— С 2006-го?! Точно? То есть, через три месяца будет 9 лет?! Столько же не живут... уважаемые телевизионные проекты. Мы же «Поле чудес» (улыбается).

А изменилась украинская политика с тех пор ровно настолько же, насколько изменилась украинская медицина, украинская инфраструктура, украинское телевидение, в конце концов концов. А может быть, даже и меньше. Мне кажется, вера, что политика и политикум могут быть двигателями серьезных изменений — попытка выдать желаемое за действительное. Особенно, когда речь идет о постсоветских элитах, большинство из которых нажили свои активы благодаря или за счет государственной казны.  Политика была, есть и будет отражением общества — его настроений, трендов, пороков и добродетелей. Причем плохие черты будут отображаться там куда ярче хороших. Изменилось ли украинское общество за последнее десятилетие? В целом, нет. Это априори не могло произойти так скоро. Оно немного расслоилось. Причем преимущественно в течение последних двух лет и именно благодаря трагическим событиям 2014-го и 2015-го. Появилась небольшая когорта абсолютно разных людей (солдаты, волонтеры, активисты, будущие полицейские, художники, журналисты, есть и политики, но совсем мало), которые поняли, что Украина, — это каждый из них. Своеобразное демократическое современное измерение архаичного хрестоматийного «Я — это Франция». И от того, что удастся этим пионерам, и будет зависеть дальнейшая судьба государства. А большая политика будет сопротивляться реформам сильнее всего. Ее небожителям было комфортно, когда страной руководил диктатор-гопник. И когда все наделенные властью — оппозиция в том числе — были кастой избранных. Ценности, за которые боролся Майдан, умирали и умирают лучшие солдаты, лишают их такой привычной жизни. А следовательно, сопротивления не избежать. Пусть никого не вводят в заблуждение цивилизованные, на первый взгляд, упражнения в ораторском искусстве в помещении парламента между премьером и лидерами отдельных фракций. Это не больше, чем обертка. Поверьте, на сине-желтом Олимпе до сих пор работают старые схемы и традиции. А подавляющее большинство его обитателей просто не способны — мировоззренчески и физически — жить по-новому.

— Что изменилось после Революции Достоинства?

— Собственно, 90% изменений, которые произошли, стали возможны исключительно благодаря Революции Достоинства. Причем показательных изменений не так уж и мало. Вопрос в том, как ими воспользуются. Страна теперь имеет реальных героев, Президента, которого радостно принимают в ведущих столицах мира и за лексику которого не стыдно. Журналистов, которые вдруг поняли, что брать награды от власти — пусть даже она вручает их лучшим и делает это абсолютно искренне — дурной тон, самый обычный совок, который не к лицу людям, судачащим над «ватой». В парламенте нет коммунистов, а памятники их вождю отсутствуют на улицах. Ни один чиновник не чувствует себя защищенным. Сколько прошло времени с появления в соцсетях фото роскошной жизни начальника ГАИ до его отставки? С другой стороны — сколько еще сотен таких начальников продолжают наслаждаться жизнью за счет откатов? Сколько бывших коррупционеров — чья вина является очевидной — оказались за решеткой? Сколько продажных судей наказаны? Даже Вовка и Кицюка не смогли посадить в тюрьму. Реформой в какой области с конкретными делами, а не намерениями, может похвастаться власть? Словом, продолжать можно каждый из перечней. Вопрос в том, что нужно доказать? Изменилась ли страна после Революции Достоинства и российско-украинской войны? Безусловно, да. Достаточно ли этих изменений? Безусловно, нет.

— Расскажите о закулисье передачи «Велика політика» — кто ее делает, сколько журналистов, почему именно такой формат?

— Программу делают трое людей. Кроме меня, в ней есть режиссер и корреспондент. Мы определяем тему, список участников и все другие нюансы. Забегая наперед скажу — да, руководство канала видит выпуск уже в эфире. Причем так было во все времена. Формат сложился сам собой. Запуская проект, его позиционировали как главную аналитическую программу. Со временем она превратилась в имиджевый продукт. Я называю это политическим эссе. Своего рода  аналитическая колонка, проиллюстрированная картинками.

— Многие медиа-эксперты требовали от Петра Порошенко продать «5-й канал». Как вы воспринимаете факт того, что канал, на котором работаете, принадлежит Президенту?

— Неужели я похож на крепостного (улыбается)? Я работаю на канале, на котором во все времена у меня была возможность говорить все, что считает правильным мой профессионализм и моя совесть. После 25-го мая 2014-го ничего не изменилось. Хотя нет, иногда нарочно ищешь повод лишний раз «копнуть» под власть, чтобы никто не упрекнул лишней лояльностью. Формализм, кстати, один из пороков современной Украины. Давайте оценивать людей по реальным поступкам. Я готов ответить за каждый выпуск «Великої політики». Ни один из них не был провластным.

— А какая наибольшая проблема украинского телевидения?

— Ужасно низкий уровень профессионализма людей, которые делают это самое украинское телевидение. Причем речь идет не о грамотности, не о знании орфографии и пунктуации, хотя с этим также большие проблемы, а об отсутствии элементарных знаний, которые должны быть присущи любому образованному человеку и без которых журналист просто не может называться журналистом.

О таланте я уже молчу.

В это сложно поверить, но одна выпускница Института журналистики месяц назад не могла найти на карте Украины Донбасс. Я не шучу. Магистр, черт возьми, журналистики. Причем искать его мы взялись после того, как она написала, что штаб боевиков находится в... Мариуполе, а сам Мариуполь — это черноморский курорт. Я до сих пор не шучу. Я могу вспомнить множество случаев, когда в парламенте тебя дергает за рукав какая-то очередная незнакомая девочка с полным декольте и пустыми глазами, которая во время твоего интервью пристроилась сбоку с диктофоном с вопросом: «А кто это был»? А был это... Леонид Кравчук. Или Иван Плющ, земля ему пухом. А вот с идентификацией Олега Ляшко и Юлии Тимошенко у них нет проблем.

Причем начался этот процесс деградации профессии где-то в начале нулевых. Редакций стало больше, и количество персонала ожидаемо отразилось на качестве. Спросите шеф-редактора любого ньюсрума, off-the-record, и он откровенно признается, что с удовольствием уволил бы половину корреспондентов. Но не делает этого, потому что следующие будут еще хуже.  И моложе. Вот  какой средний возраст украинского телевизионного репортера? 22? 25? А немецкого? 40? Даже российские пропагандисты, словно инкубаторские из школ ФСБ, старше и куда более профессиональнее. Причем знаете, зачем идут в журналисты? Правильно, чтобы их показывали по телевизору. Любить искусство в себе перестало быть модным. Вершиной мастерства считается использовать профессию как площадку для старта политической карьеры или, лучше было бы сказать, катапульту. А когда тебе 35 и ты до сих пор не депутат, не чиновник или хотя бы не пресс-секретарь, то ты лузер, который ничего в этой жизни не понимает и до пенсии будет сидеть в своей редакции.

— Мы проводим в «Дне» традиционный опрос людей умственного труда — философов, историков, архитекторов, психиатров — смотрят ли они украинское ТВ. Как думаете, что они отвечают?

— Что здесь думать — не смотрят.

— Должен ли телевизор бороться за интеллектуального зрителя?

— Должен ли фаст-фуд бороться за постоянных клиентов элитных ресторанов? Или скорее так — как фаст-фуд может сделать своими клиентами посетителей ресторанов? Он должен стать элитным рестораном. Но зачем ему это? Если на сотне гамбургеров он зарабатывает больше, чем получит, продав 3 порции фуа-гра. Телевидение — это бизнес даже в условиях Украины, где медиа использовали в качестве политического инструмента, часто жертвуя финансовой целесообразностью. Оно вынуждено показывать то, что предпочитает видеть большинство зрителей. Или, скорее, этот несуществующий среднестатистический зритель. А это уже классическое правило нескольких «С»: смерть, спорт, секс, скандал, сенсация, страх, смех. И, конечно, деньги. Все, что не заставляет думать, а позволяет отдыхать перед экраном.

На мой взгляд, телевидение сейчас находится на переломном этапе — развитие технологий вскоре приведет к существенному переформатированию всего информационного вещания. Телевидение в том виде, каким мы его знаем, больше не будет.  Хотя даже в новой жизни всегда найдется место продукту для гурманов, которые берут пульт не ради утоления голода, а ради смакования любимого блюда.