Война и люди

«Роман-хроника в голосах» — так назвал известный украинский литературовед, критик, писатель, политический и общественный деятель, академик НАН Украины Николай Григорьевич Жулинский свое новое произведение, названное «Моя друга світова» (издательство «Ярославів Вал», Киев, 2016 г.). Это — необычная книга. Необычная тем, что личный горький, сверхтяжелый опыт военных и послевоенных лет на земле украинской Волыни, воспоминания автора (в романе — маленький мальчик Мыколка) органично совмещаются на четырехстах страницах произведения с голосами реальных, хорошо знакомых и близких Николаю Григорьевичу людей — земляков, жителей села Новоселки (родина академика) и окрестных земель, честных, чистосердечных и мужественных украинцев, чья судьба впитала в те страшные годы «Первые Советы» (оккупацию 1939—1941 гг.), немецкую агрессию, ужасный конфликт с польскими колонистами на Волыни (в 1943—1944 гг.), затем — «Вторые Советы» (приход Советской армии вместе с НКВД и СМЕРШЕМ в 1944 г. и то уже было надолго), ожесточенную и победоносную борьбу УПА на Волыни против тех «Вторых Советов», насильственную коллективизацию, депортацию, репрессии. Все это пришлось пережить людям этой волшебной, неописуемо красивой земли даже не на протяжении одного поколения — в течение всего 10 —15 лет!

«Моя друга світова» — это вещь в то же время и глубоко личностная, выношенная, пропущенная через незабываемые детские воспоминания пана Жулинского (Николай Григорьевич родился в августе 1940 года), через незаживающую рану — память об отце, который прошел все круги ада военных лихолетий, и вещь исторически объективная, многоплановая, панорамная (потому что речь идет о судьбе тысяч, сотен тысяч, миллионов людей, в конечном итоге, о судьбе целого нашего народа).

Всего лишь два поразительных отрывка из романа, возможно, дойдут до сознания тех молодых читателей, которые до сих пор представляют войну как определенную «абстракцию». Вот о чем вспоминает Гарсей Савицкий, односельчанин автора, в разговоре с земляком, Никитой Крымусем (тот тоже испытал беды войны, и очень серьезные): «Знаєш, Микито, найстрашніше — то плєн. Пуля не страшна, її не бачиш, зловила тебе — і всьо. Страшне переживання — голод. Коли їсти хочеться. Нічого не бачиш, не чуєш, тіко думаєш, що вхопити, аби з’їсти. Здається, свою ногу відгриз би і з’їв. Ти, Микито, того не пережив, і слава Богу. А мені прийшлось. Бог милував, зостався, як бачиш, жити. Бувало, женуть, як скотину, води — ні каплі, язик присох до піднебіння, тяжкий, не поворушити ним. Посцяти — по дорозі. Як бик. Йдеш і сциш. І ще дивися, щоб німець не побачив. Витягне за комір зі строю — і чвирк! Лежиш у рові. Щасливий. Муки кончились. Сонце палить, голова гуде, здається, до церкви дзвони кличуть. І знаєш, чогось мухи обсідають. Як мерця. Чують смерть. Скільки тоді лягло... Впав — переступили і далі. Спочатку піднімали, тягнули, а потім ніхто нікому вже не помагав. Кожен був над яром. Ну, дивився в ту яму, звідки не вилазять. Як я зостався живий...». А это — говорит Слава Лярчиков, еще один солдат (это уже, по-видимому, 1950 год): «А ми, Гарсею, зняли кепки. Бо біля могилок. І за них, тих, що там, у чорноті лежать, поминаємо. А скіко тих, наших, що в совєтах воювали, і тих, хто за своє, за наше впав (вояки УПА! — И. С.), без могил, без хрестів? Навіть в церкві страшно пом’янути. Боїмося вписувати, бо батюшка докаже в район. Мо’, і не докаже, а все’дно люди бояться».

Но, невзирая ни на что — это книга о том, как жизнь побеждает смерть. И свобода преодолевает рабство. Иначе — зачем жить человеку? Особенно сильно ощутима эта мысль на тех страницах романа-хроники, которые посвящены Волынской трагедии 1943—1944 гг., массовым убийствам поляков и украинцев, зверствам и контрзверствам («отплатам»). Тема Волынской катастрофы вообще является одной из основных, значимых в произведении. И важно, что автор не стремится быть «высшим судьей» поляков или украинцев, не хочет возлагать абсолютную ответственность на какую-то одну сторону. Хоть — об этом тоже нужно четко сказать — сквозной мыслью произведения является такая: мы, украинцы, боролись на своей, исконной, Богом данной родной земле, боролись, не имея государства, и не Армии Краевой судить нас...

А вот слова автора, сказанные во время презентации книги в книжном магазине «Є»: «Меня потрясло (а я сам из села, которое было очень активным в ОУН-УПА), что брат моей матери, Клим Воляник (хата его с женой Серафиной стояла рядом с нашей хатой) никогда на Пасху не шли на кладбище поминать трех погибших своих детей — старшего сына расстреляли поляки за то, что он «не хотел воевать за Польшу», среднего — убили немцы; младшую дочь Хаю, которая была в УПА, схватили НКВДисты, и след ее простыл... В моем «романе-хронике в голосах» сами реальные люди свидетельствуют о том, как они все переживали. У меня есть, безусловно, своя позиция, но всегда, пока живу, буду помнить слова отца о тех страшных годах: «Кого винить — не знаю».

Книга Николая Жулинского не дает однозначных ответов. И, похоже, в этом ее сила.