Глупость или измена?

С очередным манифестом мюнхенской политики выступил президент Франции Эммануэль Макрон. В интервью британскому журналу «Экономист» он посетовал на то, что «что наш американский союзник так стремительно отворачивается от нас в стратегических вопросах» и что еще при Обаме «невмешательство при использовании химического оружия в Сирии уже знаменует первый этап распада западного блока», и сделал из этих обстоятельств довольно парадоксальный вывод: «Наша оборона, наша безопасность, элементы нашего суверенитета должны быть как следует продуманы. Я не дожидался для этого событий в Сирии. Как только я вступил в свою должность, я настаивал на увеличении военного и технологического суверенитета Европы».

Это Макрон мотивировал опасностью биполярного мира «Большой двойки» в составе США и Китая, двух новых сверхдержав. Все это звучит красиво, но никакого отношения к действительности не имеют. Макрон далеко не первый, кто призывает к созданию Европейской армии. Такие призывы регулярно слышны, начиная с 50-х годов прошлого века, но ничего большего, чем пропагандистское сотрясение воздуха, они из себя не представляют. Создать военный потенциал Евросоюза на уровне американского потребует расходов даже не в 2% от ВВП, которых требует от европейцев Трамп, а все 6%, причем на протяжении нескольких десятилетий. Не говоря уж о том, что надо будет договариваться о том, какая страна Евросоюза какие военные производства и рода войск будет развивать. Можно не сомневаться, что договориться толком о распределении огромного числа конкретных проектов не удастся. Точно так же ни одно правительство стран Евросоюза не согласиться на то, чтобы в течение нескольких десятилетий нести непомерное бремя военных расходов в 6% от ВВП, и все только для того, чтобы, непонятно зачем, достичь призрачной цели — равенства с Америкой по военно-техническому потенциалу. Точно так же далека от действительности идея о возникновения биполярного американо-китайского мира. Если по объему ВВП США и КНР еще можно сопоставить, то по военно-техническому потенциалу и технологическому уровню разрыв еще слишком велик, и в обозримом будущем никакого американо-китайского паритета в этих сферах не предвидится. Главное же, если вдруг когда-нибудь биполярный американо-китайский мир все-таки возникнет, то Макрон хотел бы, чтобы он как можно быстрее превратился бы в триполярный, с Евросоюзом в качестве третьего полюса силы. Конструкция, разумеется, совершенно нереалистичная.

Но президент Франции, не знает самых примитивных основ политологии. Ведь весь исторический опыт человечества говорит о том, что наиболее стабильным с точки зрения возможности возникновения глобальных вооруженных конфликтов является как раз однополярный мир, который существует и ныне. Далее по степени стабильности следует биполярный мир, классический пример которого — две сверхдержавы, СССР и США, в годы «холодной войны». А далее уже идут многополярные миры, когда риск мировой войны становится реальным. Напомню, что обе мировые войны в XX веке возникли в условиях многополярного мира. Выходит, Макрон мечтает о многополярном мире, не осознавая, что с его возникновением многократно возрастет риск возникновения новой мировой войны.

Президент Франции призвал «возобновить стратегический диалог с Россией, в котором мы не можем позволить себе наивности и который займет время. Потому что все произошедшее показывает, что мы должны вновь взяться за нашу политику соседских отношений и не можем позволить, чтобы ею управляли третьи стороны, не разделяющие наших интересов». Макрон изложил три сценария возможного развития России: «Я смотрю на Россию и задаюсь вопросом, какой у нее стратегический выбор. Мы говорим о стране размером с континент, с огромной территорией. Чье население уменьшается и стареет. Чей ВВП сопоставим с испанским. Которая перевооружается вдвое интенсивнее, чем любая другая европейская страна. Против которой были введены законные санкции за украинский кризис. И, на мой взгляд, эта модель не может считаться устойчивой. Россия проводит чрезмерную милитаризацию и множит конфликты, но имеет ряд внутренних проблем: демография, экономика и т. д. Итак, каковы же ее стратегические варианты?

Первый — это восстановить сверхдержаву своими силами. Но воплотить его будет чрезвычайно сложно, пусть мы сами и дали ей некоторое преимущество своими ошибками. Мы дали слабину в 2013-2014 годах, и случилась Украина. Сегодня Россия из-за наших просчетов оптимизирует свою игру в Сирии. Мы дали ей небольшую передышку, поэтому она по-прежнему ведет свою игру. Но все это очень сложно — по причинам, которые я уже упомянул, и из-за политической и идеологической модели, замешанной на консерватизме этнического толка, который не позволяет России проводить миграционную политику. В состав России входит мусульманское население, и они же окружают ее рубежи — и Россию это очень тревожит. Учитывая размеры территории, Россия могла бы задействовать огромный рычаг роста — я говорю о миграции. Но нет, Россия — православно-консервативный проект, и этот вариант не сработает. В автономный вариант я слабо верю.

Второй путь, которым могла бы пойти Россия, — это евразийская модель. Только в ней уже есть доминирующая страна — Китай — и я сомневаюсь, что эта модель когда-либо войдет в равновесие. Мы это хорошо заметили в последние годы. Я смотрю на план столов на встречах по новому «Шелковому пути» и вижу, что российский президент отсаживается от президента Си Цзиньпина все дальше и дальше. Он видит, что все меняется, и я не убежден, что ему это по нраву. Но российский президент — дитя Санкт-Петербурга. Он родился в этом великом городе. Во время великого голода там умер и похоронен его брат. Я ни на секунду не поверю, что его стратегия — стать вассалом Китая.

И так, какие еще варианты у него остались? Восстановить политику баланса с Европой. Завоевать уважение. Он запрограммирован на то, чтобы думать так: «Европа — вассал США, Европейский Союз — своего рода троянский конь НАТО, а цель альянса — расширяться вплоть до моих границ». По его мнению, сделка 1990 года оказалась нарушена: никакой «безопасной зоны» не получилось. Они попытались дойти до самой Украины, а он положил этому конец, пусть и ценой испорченных отношений с нами. Консерватизм толкнул его на разработку антиевропейского проекта, но я не понимаю, как ему удастся избежать партнерства с Европой в долгосрочной перспективе». И на восстановление отношений с Россией Макрон оптимистически кладет 10 лет, очевидно, рассчитывая, что его еще выберут и на второй президентский срок. Российской же «проблемы 2024 года» для французского президента, похоже, не существует: он уверен, что и после этого срока Путин останется у власти в России.

Похоже, все заходы президента Франции насчет США, Китая и действий Турции в Сирии потребовались только для того, чтобы в преддверие встречи в «нормандском формате» обосновать необходимость сближения Евросоюза с Россией. На самом деле Путин хотел бы осуществить не один только третий сценарий, а все три сценария, перечисленных Макроном, одновременно, перемешав их в художественном беспорядке. С одной стороны, президент России желал бы если не восстановить реальную военную мощь страны на уровне сверхдержавы, то хотя бы восстановить ее на уровне пиара, но так, чтобы европейцы в этот фальшивый пиар поверили. При этом остается загадкой, действительно ли Путин верит во все эти гиперзвуковые ракеты и прочие страшилки российского военно-промышленного комплекса, или просто не очень умело блефует. Пока что больше похоже на первое. Владимир Владимирович насчет военного дела и техники человек девственный, и поэтому, вполне возможно, верит в те сказки о российской военной мощи, которые ему рассказывают армейские генералы в форме и генералы ВПК в штатском. Другое дело, что на Западе над всеми этими страшилками давно уже смеются в голос, но Путину об этом, скорее всего, не докладывают, чтобы не расстраивать верховного главнокомандующего.

Второй сценарий, который можно назвать евразийским, Путин, по всей видимости, рассматривает как основной. Он предусматривает контроль России над всем постсоветским пространством, за исключением, возможно, стран Балтии и тесную дружбу и союз жестко авторитарной России с политически близким мягко тоталитарным Китаем. При этом Путин наверняка надеется, что в этом союзе Россия, благодаря своей военной мощи, будет играть роль старшего, а не младшего партнера. Другое дело, что в Пекине вряд ли так думают. Там, по всей вероятности, рассматривают возможное сближение с Россией прежде всего в плане беспрепятственного продолжения колонизации российского Дальнего Востока.

Но и третий сценарий для Путина вполне приемлем. Он только хотел бы, чтобы Брюссель официально признал бы за ним право на доминирование на постсоветском пространстве, отменил бы все санкции против России, введенные в связи с войной в Донбассе, согласился бы на урегулирование донбасского конфликта на российских условиях, и продолжил бы торговлю с Россией энергоносителями и всем прочим так, как будто не было ни российской аннексии Крыма, ни российской агрессии в Донбассе с участием регулярных российских войск. Ну, а мысль французского президента о том, что «дитя Санкт-Петербурга» спит и видит, как бы ему вновь завоевать уважение Евросоюза и в долгосрочной перспективе восстановить партнерство с ним, вызывает лишь грустную улыбку у тех, кто знаком с российскими реалиями. Путин все же в первую очередь дитя не северной столицы, а Лубянки. Единственное, что волнует Путина, это сохранение, укрепление и расширение, в том числе территориальное, своей власти.

Капитулянтская позиция Макрона по отношению к России вызвала осуждение со стороны Германии. В Польше же открыто назвали в СМИ французского президента «полезным идиотом Кремля». Боюсь, что дело может заключаться не в одном только идиотизме. Нельзя исключить, что Владимир Путин имеет на своего французского коллегу какой-то совершенно убийственный компромат, который грозится опубликовать, если Макрон не будет проводить политику, устраивающую Кремль. Но вряд ли ему удастся навязать ее Евросоюзу.