Поиски Сверстюка в моем родном городе
Это воскресенье я провела на кладбище. Оказалось, что это был день украинских политзаключенных...
Это воскресенье я провела на кладбище. Нет-нет, никто из моих близких или знакомых не умер. Напротив. В это воскресенье именно на кладбище во мне родилось что-то маленькое и удивительное — новое знание. Знание, которое кому-то может казаться малозначимым, но лично для меня является чрезвычайно важным и ценным.
Оказалось, что родной брат известного диссидента Евгения Сверстюка — Яков — жил на моей малой родине. Да-да, в Лозовой на Харьковщине. И был едва ли не соседом нашей семьи. Мои жили в двенадцатом доме, а Яков с женой и сыном в восьмом. А дело было вот какое...
Я случайно натолкнулась на коротенькую ведомость, что как будто брат Сверстюка похоронен в Лозовой на городском кладбище. Конечно, я сначала не поверила. Где Лозовая, а где диссидентское движение? Дело в том, что мой город не вынашивает в себе что-то украинское. Он был оккупирован большевиками больше ста лет назад и не освободился до сих пор.
Расцвет Лозовой пришелся на советское время, когда здесь построили один из самых больших кузнечно-механических заводов СНГ. Завод фактически превратил железнодорожную станцию в город и долгие годы был «кормильцем» для всего региона. Микрорайоны строились, квартиры приезжим давали быстро, и вот так Лозовая стала Меккой для всех работяг Союза. Украинское придушили, на месте массовых захоронений репрессированных и замордованных голодом поставили универмаг, а россияне постепенно ассимилировались. Сегодня завод деградирует и, соответственно, город также. Однако чем хуже становится жизнь, тем более страстно теплится надежда лозовчан вернуться во времена «сытых» дефицитов и первомайских парадов.
Много лет я прожила в Лозовой, словно в эмиграции. Среди, казалось бы, чужих. На родном языке не говорят, историю преподают по советско-российскому образцу, народных традиций нет, а твои политические взгляды воспринимают с осуждением и нетерпимостью. Лишь отголоски с большой Украины и путешествия позволяли мне хоть немножко почувствовать себя украинкой. Поэтому, по-видимому, мне и больно в своем уже родном Киеве слышать о «понаехавших». Да-да, я приехала к вам, потому что спасалась от заграницы. Я хотела жить в Украине, потому что, к сожалению, в моем «доме» Украины так мало.
И вдруг — Сверстюк. И все. Жизнь для меня в тот момент остановилась, и поиски правды стали единственной целью моих выходных. Взяв с собой сестру моей бабки, которая отродясь не слышала ничего ни о Сверстюке, ни о Стусе, я отправилась в экспедицию. Бабка была не случайным персонажем в этой истории, потому что она знает почти всех лозовчан. А, как известно, расширенная сеть связей в таком деле никогда не лишняя. Тем более, когда ты — «бандеровка» — собираешься на лозовском кладбище в воскресенье искать могилу какого-то там «бандеровца». Я же взамен пообещала бабке по пути рассказать все о диссидентах, Трампе и последние политические новости. «Потому шо мне не понятно, шо ото в твойом фейсбуке пишут».
Скитания наши были преисполнены приключений, о которых грех будет не рассказать. Дважды обошли город вдоль и поперек, выпили растворимый кофе с владелицей наибольшего салона ритуальных услуг, постучали в двери закрытого музея, подискутировали с матерью местного историка, разбудили полупьяного охранника кладбища, потом всполошили администрацию кладбища по телефону. А далее нам позвонил сам пан директор кладбища и согласился приехать на свое рабочее место в нерабочее время. Я трижды показывала свое просроченное журналистское удостоверение и множество раз слышала в свою сторону это пренебрежительное «бандеровка». Словом, было весело, так как в действительности нормальные люди слово «бандеровка» воспринимают как комплимент.
Когда мы нашли нужное надгробие, сомнений не осталось. Сверстюк Яков Александрович, рожденный в 1925 году, действительно некоторое время жил в Лозовой. А о том, как именно Яков очутился на Харьковщине, я узнала уже дома. На сайте «Диссидентское движение в Украине» есть невероятное сокровище, доступное каждому, — аудиофайл девятичасового интервью Евгения Сверстюка с другим известным диссидентом Василием Овсиенко от 1999 года. Трогательная, эмоциональная, ироничная и очень искренняя автобиография звучала на моем ноутбуке голосом самого Евгения Сверстюка. У меня текли слезы, но о Якове я записала.
«Я думаю, что биография Якова была бы более интересна, чем моя», — откровенно признавался младший Сверстюк. Пан Евгений называл фантастическими повествования из братской жизни и сожалел, что многое забылось.
Воспоминания о брате начинаются со страшного 1944 года, который определил последующую судьбу семьи. Тогда 19-летнего Якова вместе с другими сельскими ребятами советы взяли на шоферские курсы в Харьков. Планировали несколько месяцев их поучить, а затем бросить на фронт («...як это обычно у советов бывает, почти невооруженных и в гражданской одежде»). Впрочем, уже при проверке в Харькове узнали, что ребята были членами молодежной организации ОУН, и всех арестовали. Якову дали 8 лет.
Отбывал Яков свое наказание в Мордовии, о чем Евгений знал еще со своего восьмого класса. Ребенку не объясняли подробности, но отец ежемесячно отсылал посылку в лагерь. Позже Евгений поймет, какая это была редкость. Кому-то посылки отсылали раз в полгода, кому — раз в году, а кто-то никогда не получал весточку из дома.
Посылки улучшали лагерный авторитет Якова. К тому же он был человеком простым, всем делился и отстаивал оскорбленных. То заберет у урок украденную посылку и вернет настоящему владельцу, то в ответ на грубость выльет урке на голову баланду. Сильный был Яков, крепкий, да еще и имел веселый нрав. Как ребята носы потупят — он сразу же песню запоет или развеселит. «Хорошо было с ним», — с теплотой говорил Евгений Сверстюк.
Из его рассказов выглядит так, как будто Яков жил легко, несмотря на сверхсложные бытовые и моральные обстоятельства. И здесь стоит вспомнить важный эпизод в жизни обоих Свестюков. В 1953 году Евгений решил навестить своего брата, который уже находился на «пожизненном поселении», и отправился в Сибирь. Дорога была очень тяжелой и проходила в несколько этапов, на последнем из которых Евгений уже и потерял надежду. Он должен был преодолеть путь в 75 км по тайге, но в том месте машины ходили раз в неделю. С собой — узелок коржей для Якова, небольшой чемоданчик и в обрез денег. Где ночевать? Кто знает...
Но вот около Евгения вынырнул из полумрака мужчина на велосипеде, который был похож на брата. «Женя?» — «Яков!». Так родные люди и встретились после девяти лет разлуки. Впоследствии Сверстюк узнал, что его телеграмма таки дошла до Якова: «Точнее, брат не получил телеграмму. Он перед тем заблудился в тайге, и на нем уже поставили крестик, потому что из тайги не возвращаются. Он по той тайге вышел аж на какую-то реку. И там за три дня блуждания по лесу дал знать. Сразу появилось КГБ и вертолет, потому что — политический! Они его сразу перевезли на место. Ну, тут ребята радуются: «Яков появился, мы знали, что он справится... Яков, тут тебе телеграмма». Яков — решительный мужчина — посмотрел телеграмму: «Ого, — говорит, — нужно ехать!» Взял чей-то велосипед, не спросив, да и поехал по тайге. И минута в минуту встретился со мной!».
В ссылке Яков женился и стал отцом, позже переехал в Украину — в город Лозовую на Харьковщине. Извне от его бурной молодости не осталось и следа. Он вел тихую жизнь и работал водителем, продолжая свое тесное общение с родней. Говорят, Евгений Сверстюк неоднократно приезжал в Лозовую, а после ареста своего младшего брата Яков приходил к нему на свидания. Правда, на второй год так и не пришел.
В 1974 году Яков погиб в автокатастрофе. Вероятно, остановилось сердце. Жена и сын выехали из Лозовой, но он теперь навсегда здесь. На эмиграции.
Чрезвычайная история двух чрезвычайных людей, двух братьев, двух политзаключенных существовала где-то рядом с нашей семьей. Евгений Сверстюк отмечал, что после его ареста в квартире Якова проводили обыск. На дворе был 1972 год. Моя бабка варила еду, мама, вероятно, шла в садик, дед, как всегда, курил на балконе, а где-то в соседнем доме свирепствовало КГБ.
Это воскресенье я провела на кладбище. Оказалось, что это был день украинских политзаключенных...
Выпуск газеты №:
№5, (2020)Section
Общество