Ирэн РОЗДОБУДЬКО: Я чувствую себя не столь известной, сколь нужной

За творчеством Ирэн Роздобудько приятно следить. По крайней мере ее профессиональный рост вселяет надежду на то, что известный тезис, дескать, чаще всего писатели выстреливают популярным романом, после которого идет творческий спад, в данном случае не срабатывает. Но вообще много «писательских» стереотипов трудно применить к Ирэн, кроме одного — для того, чтобы начать писать прозу, надо попробовать в жизни всего. У нашей героини было бурное прошлое — от официантки до главного редактора. Но и будущее, как и настоящее, не менее бурное — выступления, автограф-сессии, презентации (не говоря о возможностях уединиться для написания книг), находит Ирэн время и для интервью. В частности, «Дню».

— Ирэн, чаще всего к вашей фамилии добавляют типичную и будто бы банальную фразу «известная украинская писательница». А что входит в этот «джентльменский набор»? Как можно определить — известен украинский писатель или нет: по тиражам книг, по возможности жить со своего литературного труда, по количеству снятых фильмов, количеству книг, скандалов или внимания СМИ? И отличается ли внутреннее наполнение словосочетания «известный писатель» украинского или, к примеру, французского пошиба?

— Это как раз то определение, которого я всегда очень смущалась. Особенно раньше. Потом я нашла для себя «успокоительное» и расслабилась. Оно простое, как все гениальное, потому что взято из Библии. Теперь, когда ко мне применяют всяческие эпитеты — от пышных до пренебрежительных, я думаю — «Это ВЫ сказали!». И все становится на свои места. Это вообще очень неплохой жизненный рецепт: то, что говоришь НЕ ТЫ, имеет право быть как правдой, так и ложью. А ты должен говорить только правду!

А вообще мне смешно слышать определение «известный» в отношении кого-либо. Сразу возникает вопрос: известный среди кого? Соседей по лестничной площадке? Милиционеров? Или благодаря СМИ, которые не всегда бывают справедливыми относительно настоящего таланта?

Поэтому для меня этот «джентльменский набор» имеет лишь одну составляющую: читатели. Судите сами: тиражи одной книги у меня небольшие — две-три тысячи экземпляров (!) почти на всех книжках. То есть — меньше, чем у кого-либо из «обоймы известных». Это можно легко проверить. Я теперь даже горжусь такими мизерными тиражами, ведь легко быть «известным» сразу имея высокий тираж, налаженную систему книгораспространения и хорошую информационную поддержку. Несмотря на это, каждая из моих книжек растиражирована столько раз, что, по-видимому, перевалила за тот «золотой» предел, которым гордятся другие авторы. У меня этой официальной цифры нет: пока читатель покупает книжку — издательства делают новые тиражи. И так — двенадцать лет подряд. И это для меня важнейший показатель той «известности». Но я бы назвала ее иначе — любви. Взаимной, кстати... И это несравнимо ни с какими рейтингами, конкурсами, наградами и отличиями.

А еще есть одна простая проверка: сколько людей приходит на встречу с тобой в книжный магазин, стоят ли они «под стенками», или сидят короткими рядами в зале. Пока у меня «стоят под стенками» — я чувствую себя не так «известной», как нужной.

— Есть такой совет от продюсеров (мировых) для активных писателей — не давать забывать читателям о себе. Для этого надо издавать как минимум одну книгу в год-полтора. Желательно еще с дополнительным скандалом, но не всегда количество означает качество и заинтересованность читателей. Правда, можно идти и другим путем — публиковать книгу раз в десять лет. И тогда она «взрывается» независимо от того, как написана и хорошая ли... Прислушиваетесь к таким советам? Когда наступает время, что говорите себе — пора печатать этот роман?

— И тот, и другой «рецепт от продюсеров» абсолютно правильный! Я не хотела бы кокетничать, утверждая, что совсем об этом не забочусь. Честно говоря, все время мечтаю перейти от первого варианта ко второму! Но у меня это просто не получается. Я не могла бы молчать десять лет! А молчать меньше — не имеет смысла. Или — десять, или — «ни дня без строчки»! Дело в том, что у меня пока еще есть о чем говорить. Я ничего умышленно не высиживаю, не муссирую одно и то же, не скачу на одном запряженном коньке, ничего не выдумываю натужно — это тоже легко проверить, увидев, какие разные все мои книжки, какие разные в них герои.

Конечно, количество не является признаком качества. А, с другой стороны, кто же тебя будет печатать в нынешних условиях рынка, если ты некачественно пишешь и тебя не покупают? Разве что печататься за свой счет — хоть ежемесячно. Но это не повысит продажи этих книжек.

Сегодня у меня выходит одна-две книжки в год. В прошедшем году — а год для меня понятие не календарное, а «помесячное» — скажем так, с апреля по сентябрь у меня вышли две книги, а до следующего апреля выйдет еще две. Но это не потому, что я так запланировала, а потому, что... так хочет «мсье Паскаль». То есть — та сила, которая живет и движется в моих мозгах.

— Вы в своем творчестве чувствуете определенные изменения, чем они вызваны? Скажем, после детективно-женско-психологических произведений в последнее время из-под вашего пера выходят, скорее, социальные драмы. Больше социально-бытового подтекста, больше глубины. Это значит, что вы сегодня можете себе позволить раскрывать более сложные темы? На очереди философский роман?

— Весьма признательна за это наблюдение! Это правда. И мне приятно, что вы ее почувствовали. Я сама об этом думала и удивлялась изменениям, которые происходят вне твоей воли. Сначала упрекала себя за ту, как говорил Пастернак, «чудовищную» простоту, с которой мне сегодня хочется писать о простых, рядовых людях и их чрезвычайно узнаваемых жизненных ситуациях. Почти без метафор и поэзии, которые боготворила закладывать в подтекст таких книжек, как тот же «Амулет Паскаля» или «Дванадцять або Виховання жінки в умовах, непридатних до життя». Меня сегодня волнуют другие вопросы — до слез и бешенства. Скажем, о «заробитчанах» и вообще судьбе человека на чужбине, вне родины, как в последнем романе «Я знаю, що ти знаєш, що я знаю», или сейчас во мне живет «спецназовец», который стоит по ту сторону «забора», за которым митингует его... отец, или мать, или бабушка, или девушка, в которых — «если будет приказ» — надо стрелять. Я хочу об этом писать до «разрыва аорты» в новом романе «Той, що не стріляв». И, скорее всего, это будет именно социально-бытовой роман. А относительно «философского». Возможно, это тот роман «Якби», выхода которого жду. Я на нем мозги сломала. Но точно знаю — о таком еще никто не писал. Хотя, как всегда, там — «все просто».

— Русские переводы отличаются от украиноязычного оригинала? В последнее время существует практика одновременного выхода в свет двух вариантов книг — русскоязычного и украиноязычного. Согласились бы на такое предложение? Издатели подобных книг утверждают, что тиражи сразу удваиваются...

— Да, отличаются, как и любой неавторский перевод. Но я на это смотрю сквозь пальцы. Меня не очень интересует выход на российский рынок — разве что, если это будет приносить прибыль. И только. Я думаю, что это коммерческие вещи, которые должны интересовать издательства с целью зарабатывания как можно больше денег — и для себя, и для автора. И я, в принципе, не против и не буду против таких предложений. В конечном итоге, только выход на другие рынки приносит приличные гонорары. А вот относительно читательского понимания или даже любви, о которых говорила в начале... Их за деньги не купишь. А на меньше я просто не согласна. А как выйти на того читателя, которого бы хотела за рубежом, я просто не знаю и не занимаюсь этим. Ведь не секрет, что переводы за рубежом прежде всего держатся на личных отношениях и приязни, а потом — в силу инерции. Иногда разорвать круг уже «накатанных имен» в той же Польше, скажем, просто невозможно. И сколько ко мне ни ездили из Греции, Франции, Чехии, ни писали из Португалии, Италии те, кого я называю «волонтерами» — то есть добровольными переводчиками, я им всем вынуждена отказывать, ведь мало просто перевести книгу «по зову сердца» — надо ее «пристроить» в иностранном издательстве и иметь хоть какую-то выгоду. А это уже бизнес. Хотя в декабре прошлого года необычный «волонтер» у меня неожиданно появился — это профессор Принстонского университета, литературовед и писатель Михаил Найден, который вместе со своей аспиранткой перевел «ґудзик» и отрывок напечатал в американском журнале «Мировая литература». И я ему за это благодарна. Только переживаю, чтобы он хоть что-то получил за такой огромный труд.

— Писательская братия в Украине часто вынуждена прибегать к социальным и политическим акциям (причины разные — и политические, и экономические) — от сжигания рукописей до митингов в поддержку, сбора средств или подписей. Вы мало заметны в таких процессах. Почему?

— В последнее время я мало бываю на громких литературно-пиарных акциях, почему-то очень стесняюсь там появляться — комплексую, вероятно... Кроме разве что «Коронации слова», которую всегда буду поддерживать как беспрецедентную.

Но я всегда готова прийти — и прихожу, если приглашают! — на «революционные мероприятия». И рукописи я помогала сжигать под Верховной Радой, и в капрановском «автопробеге» принимала участие ежегодно, и в защите книжного магазина «Сяйво». А не очень «заметна», потому что пользуюсь принципом: «Пусть левая рука не знает, что делает права!». И письма я подписываю лишь те, которые считаю нужными и которые не противоречат моим принципам. И горжусь, что ко мне, на которой до сих пор стоит клеймо автора «женских романов» и «глянца», обращаются за этими подписями.

— Расскажите, какое самое интересное (самое важное) событие в культурной жизни 2011 года для вас? Что больше всего вспоминаете?

— Наши с мужем — Игорем Жуком — встречи с читателями на востоке Украины: в Херсоне, в Мариуполе, в Горловке. Полные залы, живой, интересный разговор, никаких упреков относительно языка, на котором общались, удивительные читатели. Я просто не ожидала, что на моей малой родине ТАК читают украинскую литературу и принимают украинских авторов.

А еще одно важное событие, которое заставило переосмыслить жизнь, — выход моей книги шрифтом Брайля в благотворительной акции для слепых деток издательства «Грані-Т». Это то, за что Бог, возможно, отпустит мне какие-то грехи — потом.

— И немного о зиме... Что вас согревает в холод? Какая зимняя погода вам ближе? Ваш зимний день (расписание дня) отличается от летнего?

— Я не люблю зиму. И это — взаимно. Поэтому зимой я исключительно занимаюсь собой и только это меня и согревает: планирую снять очередной любительский мультфильм, дописать «Лікарняну повість», писать «Той, хто не стріляв», доделать эссе о Крыме для общего сборника о «регионах Украины», «добить» проект «Роман-буріме українських письменників», который поддержала ради своих друзей, которые тоже барахтаются в этом безумном проекте. Вот из этого всего и складывается мой зимний день. И пока еще я получаю от этого несказанное удовольствие. А что из этого выйдет — покажет весна!