Цепная реакция

ШАГ НАЗАД...

— В последнее время разгорелась дискуссия по поводу намерений Минтопэнерго реформировать угольную отрасль. Как вы, бывший министр топлива и энергетики, ранее — главный угольщик страны, оцениваете эти инициативы?

— Сегодня угольная промышленность находится в стадии стагнации и деградации. Правда, на фоне плачевного состояния, в котором пребывает большая часть шахт, здесь есть предприятия, работающие рентабельно. Они в состоянии не только воспроизводить свои изношенные производственные фонды, но и развиваться. Поэтому, прежде чем реформировать угольную отрасль, нужно разобраться, какие факторы повлияли на то, что отдельные шахты все же смогли работать нормально — гораздо лучше, чем большинство таких предприятий. Здесь в первую очередь следует принимать во внимание горно-геологические условия (объективный фактор), влияющие на рентабельность производства. Чего стоят, например, такие показатели, как глубина залегания и мощность угольных пластов. Но не менее важна и субъективная составляющая. Это производственные отношения внутри угледобывающего предприятия, но в еще большей мере — внешние связи шахт, различные их рыночные отношения с потребителями угольной продукции (тут большую роль играет экономическое состояние последних), а также с поставщиками оборудования, материалов и электроэнергии. Ведь шахтный фонд сегодня сильно изношен, и выйти с его помощью на проектные отметки в добыче угля не всегда удается. Следовательно, нужны крупные капиталовложения, причем, чтобы их окупить, требуется время. Словом, реформы необходимы также и в связи с потребностью cерьезно улучшить инвестиционную привлекательность отрасли, поскольку рассчитывать на капвложения государства уже не приходится.

— Но директорат, особенно успешных угольных холдингов, достаточно жестко выступает против предлагаемых Минтопэнерго реформ.

— На днях в министерстве прошло заседание коллегии, где рассматривался этот вопрос. И там прозвучала такая мысль: «Нужно сделать шаг назад, чтобы потом — два шага вперед в реформировании угольной промышленности». Действительно, то, что сейчас предлагается, это — шаг назад. При сложившихся сегодня отношениях на рынке угля между различными предприятиями — поставщиками и потребителями угля и материально-технической продукции — это, повторяю, шаг назад. Потому что административным путем создается мощнейшая концентрация всех финансовых и товарных потоков. Тогда как основная «угольная единица» — шахта — теряет права юридического лица и превращается в подразделение типа цеха. Это затрагивает интересы и руководителей, и рядовых горняков. Директор, как бы плохо ни работала его шахта, был «единоначальником» со всеми вытекающими правами. Через него шла и выручка от реализации угля, и дотации из госбюджета. А еще — он был для шахтеров относительно доступным представителем собственника. На него можно было давить, ему и на него можно было жаловаться. «Супердиректор», каким теперь становится директор объединенного госпредприятия, для шахтера уже практически недоступен, и этот фактор также работает на негативную оценку предлагаемых реформ. Если раньше шахтер еще мог надеяться на то, что он тем или иным образом «вытребует» причитающиеся ему долги по зарплате, когда его шахта начнет выполнять план, то теперь всякая надежда теряется. Кто теперь на него обратит внимание? А еще нельзя забывать о городах и поселках, выросших вокруг шахт и пребывающих сегодня в ужасающем положении (их нередко называют депрессивными территориями). Реформа затрагивает интересы их жителей и, в не меньшей мере, местные органы исполнительной власти. Ведь теперь все финансовые и товарные потоки пойдут мимо них. Все это создает невосприятие реформ. Но если мы уверены, что потом будет «два шага вперед», то людям надо рассказать о перспективе, о том, что конкретно и когда получит в результате реформ каждый шахтер. Коллегия же показала, что такая работа не велась... Но я хочу еще сказать, что проводящаяся реформа готовилась группой ученых и практиков еще в 1998 году, когда в угольной промышленности было занято на 120 тысяч больше, чем теперь. В работе этой комиссии, созданной Кабинетом Министров, принимал участие и я. Ею внедрялась система мер для исправления ситуации в угольной промышленности. Предусматривалось введение рыночных отношений в сбыте угля, товарные и денежные потоки и инвестиции становились прозрачными, речь шла о разгосударствлении угольной отрасли, погашении долгов, создании новых рабочих мест, улучшении экологической и социальной обстановки в угольных регионах. Это обеспечивало предприятиям нормальную цену и соответственно — доходы, а, следовательно, служило стимулом для наращивания добычи. А то, что делается сегодня, по большому счету, не реформирование. Не хватает дифференцированного подхода. Ведь есть шахты и холдинговые компании, которые провели большую работу по реализации указа Президента (1996 года) о реструктуризации угольной промышленности. Другие можно выделить по их высокой готовности к переходу на рыночные условия. И тем не менее угольная отрасль все еще отстает от таких своих смежников, как металлургические предприятия,остается консервативной, почти целиком государственной, связанной по рукам и ногам многими сдерживающими факторами. В этом свете принятое решение по приватизации холдинга «Павлоградугль» (министерство и его намеревалось постричь под свою «реформаторскую» гребенку) является шагом вперед с большой перспективой. И я даже считаю, что это — большой прорыв.

БЕЗОПАСНОСТЬ И БЕЗОТВЕТСТВЕННОСТЬ

— Минтопэнерго недовольно работой «Энергоатома» по повышению безопасности на атомных станциях. Что стоит за этим недовольством?

— В просторечьи это называется «переложить с больной головы на здоровую». Если посмотреть на состояние тепловой энергетики, на использование ее установленных мощностей, то и невооруженным глазом видно, что тут ситуация просто катастрофически ухудшается. 95% мощностей изношены, а треть из них просто «неподъемна». Тепловая генерация требует не только особого внимания и особого подхода, но и особого вмешательства. По оценкам экспертов, к 2010 году Украине негде будет производить тепловую электроэнергию, за исключением нескольких, так называемых «молодых» энергоблоков. И для того, чтобы закамуфлировать серьезные просчеты в политике относительно тепловой энергетики (это целый комплекс, включая известные факты теневой приватизации) и прикрыть работающие на этом направлении интересы, нужно найти, что называется, «козла отпущения», из-за которого все страдают. Между тем атомная энергетика — это именно та технология, которой принадлежит будущее. Альтернативы ей пока нет. Об этом свидетельствует мировой опыт. Скажем, Россия за счет строительства новых ядерных блоков, повышения коэффициента установленной мощности и ресурса (срока работы. — Ред. ) действующих, а также внедрения усовершенствованного ядерного топлива намерена нарастить производство электроэнергии со 140 млрд. МВт до 300 миллиардов к 2020 году. Индия строит 14 новых энергоблоков. В Китае сегодня 5 тысяч МВт установленной мощности, а через 15 лет планирует довести до 32 тысяч — в стадии строительства 6 энергоблоков-тысячников.

К сожалению, у нас другая ситуация. Финансовая система в атомной энергетике еще в прошлом году была до крайности разбалансирована. По оценкам экономистов, шло искусственное завышение рентабельности «Энергоатома». Она достигала 128%. Но при этом «живых» денег за реализацию своей продукции атомники почти не видели. Из-за этого затраты на выполнение обязательств перед государством и на основные производственные потребности и программы (бюджетные выплаты, достройка атомных блоков на Хмельницкой и Ровенской АЭС, строительство других объектов) поддерживались на минимальном уровне, поскольку средства на это шли из так называемой прибыли — на самом деле почти виртуального понятия. В результате износ таких основных фондов, как тепломеханическое оборудование, автоматизированные системы управления и системы безопасности, достиг угрожающего уровня 45-55%. И хотя программа модернизации с целью повышения безопасности АЭС была разработана, деньги на ее выполнение не направлялись. За пять месяцев 2001 года финансирование составило всего 4,2% к плану (27 миллионов гривен). Реальные доходы были столь низкими, что на первом месте в финансовом плане стояла зарплата. А производство, модернизация, повышение безопасности были в графе «прочие расходы». Главным приоритетом нового руководства компании стали вопросы повышения безопасности. Правда, в прошлом году нам еще не удалось профинансировать эти необходимые расходы в полном объеме (346 млн. грн., что равно 66,3% и никак не соответствует уровню в 35%, приписываемому нашими «доброжелателями»). Причем эти показатели могли бы быть существенно выше, но никто на АЭС не ожидал, что будет обеспечено финансирование (поэтому не было подготовлено ни научное сопровождение, ни проектно- сметная документация, а тем более отсутствовали заказы на необходимое оборудование), а потому освоить большие средства без предварительной подготовки было бы практически невозможно. Но уже во втором полугодии прошлого года финансирование программы безопасности выросло в 6,4 раза. А за два месяца нынешнего года объемы финансирования и выполнения соответствующих работ в 11 раз перекрыли показатели за аналогичный период 2002 года. Программа безопасности расписана по каждому узлу и агрегату, ее выполнение скрупулезно контролируется. На нее практически уже есть 582 миллиона гривен, которые заложены в установленный нам тариф за электроэнергию. Не хватает еще 262 миллиона, и из расчета этого требуется увеличение тарифа. При таких условиях мы сможем эту программу выполнить в полном объеме.

Наш финансовый план также успешно реализуется. В прошлом году мы получили денежными средствами 5,2 миллиарда гривен, причем энергорынок нам еще должен свыше миллиарда гривен (именно это — одна из причин недофинансирования, о котором мы говорили). Оплата за электроэнергию (после того, как в августе 2002 г. тариф нам был уменьшен на 13%) идет на уровне 97,6%. В этом месяце она снизилась до 88%. В результате с начала года мы недополучили из энергорынка 47 миллионов гривен. В то же время за первых два месяца года полностью выполнены все наши обязательства перед бюджетом. Во втором полугодии будет полностью погашена небольшая бюджетная недоимка 2002 года — 214 миллионов гривен. Это в основном пени и штрафы, начисленные за несвоевременность предыдущих выплат. Но в прошлом году мы смогли в 2,5 раза поднять уровень платежей в бюджет и заплатили свыше 1,6 млрд. гривен.

Недавно у нас состоялось заседании балансовой комиссии, и анализ итогов прошлого года, на основе бухгалтерской отчетности, подтвердил, что по всем показателям отмечается рост, его динамика нас устраивает и обеспечивает дальнейшее поступательное движение.

— И в минувшем, и в нынешнем году атомные станции, по имеющимся у нас данным, работали с довольно высоким для Украины коэффициентом установленной мощности. Тем не менее в Минтопэнерго считают, что из-за простоев атомных блоков в этом году на тепловых станциях перерасходовано много угля.

— В прошлом году наша компания впервые в своей истории достигла коэффициента использования установленной мощности (КИУМ) 75,2%. (В 2001 году было 73,6%.) В этом году (не дожидаясь общей энергетической стратегии, мы разработали концепцию развития компании до 2008 года и планируем выйти на 81-83%. За два месяца наш КИУМ составляет порядка 83,5%.

Однако о неустойчивой работе атомной отрасли есть смысл поговорить подробнее. Потому что у этого вопроса есть история. В прошлом году на первом блоке Южно-Украинской АЭС вышел из строя турбогенератор. (На этой аварии мы потеряли 105 млн. грн.). Он произведен 22 года тому назад и свое уже отработал, причем в неустойчивом технологическом режиме. Плюс еще конструктивные недостатки. Этот генератор рассчитан на мощность 800 мегаватт. Но еще в советское время пять подобных агрегатов спешным образом модернизировали для того, чтобы использовать на блоках-тысячниках. И именно это влияет теперь на их устойчивость. А еще проблемным местом АЭС являются парогенераторы. Несовершенство их конструкции, а также устаревшие системы водоподготовки приводят к тому, что трубки этого узла забиваются, и это негативно влияет на его работоспособность, вызывает утечки воды из первого контура. Все это было известно еще со времен работы на Южно-Украинской станции комиссии под руководством вашего покорного слуги, заместителя секретаря СНБО Тулуба. Интересно, что в нее также входили в то время специалисты-атомщики и руководители министерства — первый заместитель министра топлива и энергетики Гайдук, бывший вице-президент «Энергоатома» Штейнберг, главный государственный инспектор по ядерной безопасности Демьяненко. Комиссия рассмотрела весь комплекс проблем, связанных с безопасностью, и подготовила предложения по модернизации турбогенератора и замене парогенераторов. На основе выводов комиссии было поручение Президента Кучмы правительству Ющенко — принять необходимые меры и срочно улучшить ситуацию. Потому что речь шла о безопасности государства. Позже члены комиссии — работники отрасли — отчитывались перед СНБО о проделанной работе, но на самом деле там так ничего и не было сделано. В феврале 2001 года было проведено совещание по вопросам безопасности на АЭС с участием Президента. После этого вышел соответствующий указ. Но до конца эта работа выполнена не была. А теперь поднимается вопрос о неустойчивой работе. Неужели названные выше господа раньше об этом не знали? Знали! Да еще и мне рассказывали, что будет через год- два, если не принять мер. Но не приняли... Тем не менее удар пришелся на новое руководство «Энергоатома». И мы осознаем свою ответственность за стабильную работу станций и не собираемся от нее уходить. У нас имеются соответствующие программы. В этом году мы установим два новых парогенератора и обеспечим ремонтные работы на всех проблемных турбогенераторах, на что необходимо как минимум 135 миллионов гривен. За полтора-два года работы будут закончены как на Южно- Украинской, так и на остальных станциях, и мы получим оборудование, способное надежно работать.

И все же упрекать атомщиков за нестабильную работу представляется абсолютно некорректным. Уже во втором полугодии минувшего года мы нарастили объем производства электроэнергии, сократили количество фиксируемых нарушений безопасности и еще 13 декабря выполнили утвержденный нам план, до конца года выдав электроэнергии на 105,2% плана и на 1,8 млрд. кВт/ч превысив показатели предыдущего года. Идем с перевыполнением плана и в этом году. О чем тогда речь? О какой нестабильности?

«НАБЛЮДАТЕЛИ» С ИНТЕРЕСОМ

— «Продавить» создание наблюдательной коллегии «Энергоатома» заинтересованным лицам удалось не сразу. Что показало время? Чем занимается коллегия?

— Не зная ситуации в атомной энергетике и лишь читая некоторые публикации в прессе, я бы, например, посчитал, что она держит руку на пульсе и бьет тревогу. Но если знать действительные результаты работы и то, вокруг чего нагнетаются страсти, то ситуация больше напоминает PR-кампанию отдельных личностей, использующих коллегию. Глава коллегии выглядит неким борцом за безопасность, хотя сам ни разу ни одну атомную станцию не посетил. Я предвидел подобную ситуацию еще тогда, когда предпринималась первая попытка с помощью такой коллегии «оседлать» «Энергоатом» и его финансовые потоки. Но тогда, будучи министром топлива и энергетики, я не допустил, чтобы появился орган с такой непонятной направленностью. Вторая попытка оказалась более успешной. Не знаю, что этому способствовало: определенная политическая ситуация, конъюнктура... Причем цели декларировались благородные — усиление общественного контроля и т.п. Но посмотрите на состав коллегии. Вошедшие в нее народные депутаты входят в топливно-энергетический комитет парламента, и наблюдать за атомной энергетикой из Верховной Рады — это их работа. Кроме того, туда входят должностные лица, которые по своим функциональным обязанностям и без того отвечают за работу атомной энергетики. Это те же Штейнберг и Демьяненко, а также уважаемый академик Баръяхтар, по сути отвечающий за научное сопровождение атомной энергетики. А что сегодня с наукой? Ее нет. Это — ноль и одновременно наибольшая наша боль. Прикладную науку атомной отрасли мы собираемся сейчас реанимировать, чтобы обеспечить научное сопровождение всех идущих у нас работ и процессов. А еще там финансист, бывший вице-президент нашей компании Амосова (ныне — помощник первого вице-премьер- министра), в бытность которой убытки «Энергоатома» за один 1999 год, в расцвет бартерных и вексельных схем, составили более миллиарда гривен.

— В то время в прессе появилось очень много публикаций о том, что «Энергоатом» был посажен на долги искусственно. Но ответственности никто не понес.

— Попытки такие были. Соответствующие органы имели поручения исследовать и проанализировать всю историю и ответить на вопрос, почему в компании случилась такая разбалансировка. Вначале еще имитировалась какая-то деятельность в этом направлении, но потом появился вышеназванный «борец» и стал утверждать, что беда — это не то, что было раньше, а именно то, что делается сейчас. Хотя если взять основные показатели и сопоставить динамику, то отсчет будет явно не в пользу прошлого. Вот вам один факт: в прошлом году достраиваемые атомные блоки на Хмельницкой и Ровенской АЭС были профинансированы почти на сто с лишним миллионов больше, чем годом раньше.

— «Наша» политэкономическая практика показывает, что наблюдательные советы и коллегии — это, по сути, лоббистские структуры, посаженные на конкретные финансовые потоки государственных предприятий, холдингов, компаний и т. д. Вы чувствуете такую проблему по отношению к «Энергоатому»?

— Я это и чувствую, и конкретно знаю. Поэтому у нас возникают принципиальные расхождения. Я тоже за бизнес, но за бизнес открытый, цивилизованный, доступный.

— Как эта ситуация будет развиваться дальше? Ведь у «вашей» наблюдательной коллегии достаточно широкие полномочия?

— Это действительно так. Наблюдательная коллегия имеет право на существование. Вот только она должна создаваться для общественного контроля, без вмешательства в хозяйственную деятельность предприятия. Для этого есть другие органы, в том числе контролирующие. Приоритетом должны быть интересы налогоплательщиков, безопасность, экология и т.д. Вот это главный момент. Именно так они работают в Германии и других странах. Но такой состав, о котором мы говорили, не может вести себя иначе.

Я приведу вам пример, который сразу выведет нас на определенные интересы отдельных людей. Вот наши критики из наблюдательного совета сейчас взялись за такую организацию, как «Атомкомплект», которую мы создали в прошлом году. Дело в том, что «Энергоатом» — это еще и многомиллионные товарные потоки, необходимые для нормальной работы. Мы их проанализировали и убедились, что из-за того, что каждая станция ведет закупки самостоятельно, компания несет огромные потери. В частности цены на бензин, покупаемый в различных областях Украины, отличались в полтора-два раза. «Атомкомплекту» было поручено закрыть эту брешь, организовав закупки на тендерной основе. К сожалению, масштабы закупок для АЭС (57 тысяч наименований) столь велики, что взять на себя все группы товаров «комплектовщикам» не под силу, да и не нужно. Но уже первые девять конкурсных комиссий, которые мы провели, показали, что цену можно снизить на 15-20%. И это создало такое невосприятие! Нас даже упрекают в посягательстве на безопасность работы электростанций. Хотя, по сути, изменилось не так уж и много: за все время мы провели через «Атомкомплект» лишь 4,6% от всех объемов закупок для компании. А наблюдательная коллегия уже во всю «расписалась» на эту тему... Но мы не отступим. Сейчас создается настоящий тендерный комитет, который будет действовать в соответствии с законодательством и на основе утвержденного положения. За основу мы взяли соответствующие нормативные документы, регламентирующие расходование бюджетных денег.

— А вы уверены, что этот тендерный комитет будет независим от министерства, от «вашей» наблюдательной коллегии, от парламентских лоббистов и кого-то еще?..

— Не на сто процентов, конечно. Это ведь люди со своими интересами и знакомствами, связями. Но когда их много, целый комитет, то договариваться о чем-то становится уже труднее. Поэтому мы уверены, что наши торги будут проходить успешно и влиять на снижение цен.

Кроме того, я надеюсь, положительный эффект будет получен от изданного недавно приказа, в соответствии с которым директорам станций запрещается подписывать договора с поставщиками и подрядчиками на сумму, превышающую 200 тысяч гривен, а станции переведены на довольно жесткую годовую смету затрат. Эти решения вызвали шквал критики. При этом ссылаются на постановление НКРЕ, которым предусматриваются другие формы работы. Но возникает вопрос, а законно ли оно, если означает ни что иное, как вмешательство регулирующего органа в конкретную хозяйственную деятельность предприятия? Хотя на самом деле речь идет о желании даже не членов комиссии, а всего лишь некоторых ее высокопоставленных клерков влиять на эти закупки и лоббировать свои личные интересы, причем не только в отношении «Энергоатома», но и других крупных компаний.

НОВЫЕ БЛОКИ: КОГДА И ЗА СКОЛЬКО

— Ваш крупнейший проект сейчас — достройка атомных блоков на Хмельницкой и Ровенской станциях. Кто за это заплатит? Будут ли эти блоки вообще достроены? Недавно Кабмин принял технико-экономические расчеты, предусматривающие на завершение достройки 6,7 миллиарда гривен. Означает ли это, что Украина согласилась на условия западных кредиторов?

— На мой взгляд, жизнь откорректирует эту сумму. Но этот документ необходим для того, чтобы можно было сегодня действительно заканчивать соответствующие процедуры правового характера для достройки этих блоков. Чтобы включить их в сеть с минимальными затратами и обеспечить более высокий, чем сегодня, уровень безопасности, необходимо 340— 360 млн. гривен на каждый блок. Львиная доля этих средств (210—220 млн.) приходится на оборудование. Но на его изготовление необходимо время — 8—9 месяцев. Поэтому уже в ближайшие месяцы необходимо проавансировать украинские предприятия, выполняющие наши заказы с тем, чтобы они могли закупить комплектующие и к 1 января следующего года сдать нам это оборудование.

Значение достройки ядерных блоков для Украины трудно переоценить. Речь идет не просто о дополнительных генерирующих мощностях. Недавно у нас была конференция, на которой подводились итоги и был принят новый коллективный договор на 2003—2004 год. Люди с большой надеждой встречают сообщения о конкретных сроках достройки блоков. Некоторые из них уже потеряли надежду, что атомная энергетика нужна Украине. И если эти блоки начнут работать, это будет сигнал о том, что Украина, ее техника и наука намерены развиваться. Более того, мы хотим продолжить освоение строительных площадок на Южно- Украинской и на той же Хмельницкой станциях. Не менее важная проблема — продление срока эксплуатации работающих блоков — первого и второго на Ровенской АЭС — срок их службы заканчивается в 2010 году, а мы думаем как работать на них еще 5, 10, 15 лет, сколько у нас получится. Над этим мы работаем.

— Украинские банки обещают вам кредиты на достройку?

— Да, я буквально вчера еще раз разговаривал с Сергеем Леонидовичем Тигипко, мы уже встречались неоднократно. Сейчас группа наших экспертов работает с банкирами. Речь идет о кредитовании 270 миллионов гривен на каждый блок. А дальше должен подоспеть кредит ЕБРР. После недавней встречи вице-премьера Гайдука и президента банка г-на Лемьера банк уже не настаивает на увеличении тарифа до 2,5 центов за киловатт. Если все будет хорошо, то выдачи денег можно ожидать в начале следующего года или в конце этого. Нас это уже не устраивает. Поэтому берем кредит у украинских банков и впоследствии будем перекредитовываться.

КАДРЫ И «ПОТОКИ»

— Что вы можете сказать о кадрах компании? Проблема утечки остра?

— Надо сказать, что та школа атомщиковов, которая была создана Минсредмашем в советское время, очень хорошо себя зарекомендовала. У нас прекрасные специалисты. Особенно лицензированный персонал, будем говорить — элита. На подготовку каждого ушло, как минимум, 7-10 лет. У них чрезвычайно напряженная в психологическом плане работа. От одной ошибки, сами понимаете, что зависит. Это показал Чернобыль. И спрос на них в других странах есть. Поначалу была и соответствующая утечка наших лучших сепциалистов. И не только в Россию, но и в Иран, Китай, Индию. Сегодня ситуация изменилась. Улучшаются условия труда, регулярно выплачивается зарплата, вводится в строй жилье, совершенствуется социальная сфера. Впрочем, недавно кто-то попытался переманить группу специалистов Хмельницкой станции. Несколько человек поддались посулам. Мы будем с ними работать и, я думаю, они в конце концов останутся. Но когда мы достроим эти два блока, отношение к работе в атомной энергетике Украины в корне изменится. А тем более, если мы начнем осваивать новые площадки. Увидите: люди не только вернутся, но и поедут оттуда к нам.

— Вы сказали об условиях труда, но еще недавно даже дирекция компании их не имела, вы «сидели» в арендованном помещении.

— Действительно, условия работы были ужасные. У арендованных нами в одном из институтов двух этажей был «завалюшный» вид. Туда невозможно было зайти и работать. Летом было очень тяжело. Люди сидели в комнатах как сельдь в бочке. Жара. У некоторых случались тепловые удары. Дирекция была разбросана по четырем адресам столицы в арендованных помещениях. Пожарники, санэпидстанция засыпали нас предписаниями...

Теперь у нас нормальное здание. Прежде чем его приобрести (мы четыре месяца занимались этим вопросом), мы получили все необходимые разрешения и согласования, провели обследование рынка, конкурс предложений. Зато теперь специалисты работают в нормальных условиях. Тем более, что наша компания, обеспечивающая электроэнергией 50% украинских потребителей, имеет и международное значение. Наш офис неплохо оснащен. А сейчас в нем обустраивается еще и антикризисный центр, оборудованный современными информационными технологиями и спутниковой связью для отслеживания в режиме он- лайн всех технологических процессов на атомных электростанциях.

— Бывают случаи, когда вам навязывают поставщиков?

— Таких попыток предпринимается очень много. Иногда так и хочется очертить вокруг себя волшебный круг, который бы предохранял от всякой нечисти. Сегодня мы только частично отбились от тех интересов и тех потоков, которые уводили ресурсы предприятия. Когда в первые пять месяцев (из-за опасения потерять свой паразитный бизнес и все доходы от него) десятки миллионов долларов были выведены в оффшоры, никто не кричал, в том числе и специалисты-атомщики, входящие в состав наблюдательной коллегии. Лишь благодаря воле Президента Украины этот процесс удалось остановить. Было тихо и тогда, когда мои предшественники с разрешения должностных лиц взяли в Ощадбанке кредиты, а потом перекредитовались в проблемном банке под 30%. Мы же сегодня берем под 15% в солидных банках, потому что компании доверяют.

— Когда вас назначили главой «Энергоатома», в некоторых СМИ поднялась волна...

— Я бы сказал, истерия. Поначалу не восприняли меня и профсоюзы. Но итоги конференции по коллективному договору показывают, что сейчас у них другое мнение. Мы же приняли программу социальной политики, и люди видят, что на бумаге она не осталась. Если за первое полугодие в минувшем году не было введено ни одного метра жилья, то за последующие шесть месяцев — больше 500 семей атомщиков улучшили жилищные условия. Компания ввела в действие жилье общей площадью 26,4 тысячи квадратных метров. Это в 7-8 раз больше, чем за весь предыдущий год. В этом году намечается дать людям 34 тысячи квадратных метров. Можно было бы и на большее замахнуться, но поскольку раньше этим никто не занимался, не оказалось подготовленных для строительства площадок.

Теперь, когда дела пошли на лад, кое-кого так и манят финансовые потоки, хочется до них дорваться. Ведь сегодня у компании стабильное финансирование, она имеет возможность планировать деятельность, прогнозировать свои показатели, заказывать новейшее оборудование. При желании эти финансовые потоки можно «отвернуть» то интересов государства и использовать для личной корысти, как это было в компании раньше, и «опыта» таким людям не занимать.