О «гибридном мирном процессе»

В последнее время все больше и больше звучит критика в адрес Минских соглашений. Например, Дэвид Креймер из Института Маккейна в статье: «Лучший способ помощи Украине» призвал Запад отказаться от Минских соглашений и усилить санкции против России. Другой эксперт — экс-посол США в Украине Джон Гербст назвал Минские соглашения «уродливым незаконнорожденным ребенком». Французский эксперт Николя Тензер тоже сказал в интервью «Дню», что Минские соглашения мертвы. Не было ли ошибкой то, что их заранее объявили безальтернативными и мы согласились с этим? Ведь известно, что у дипломатии на столе должны быть варианты, в том числе военный вариант. С этого вопроса началась беседа с заместителем министра иностранных дел — руководителем аппарата Вадимом Пристайко. Он вместе с другими заместителями глав внешнеполитических ведомств стран «нормандского формата» — руководителями четырех рабочих групп готовил и согласовывал повестку дня встречи в Берлине, состоявшейся 11 мая.

«НАМ НУЖНА ЗА СТОЛОМ РОССИЯ, КОТОРАЯ НЕСЕТ ПОЛНУЮ ОТВЕТСТВЕННОСТЬ...»

— Я не совсем согласен с такой постановкой вопроса. Никакой предетерминованности не было. Признание безальтернативности мирного т.н. Минского варианта — это был постепенный, сложный процесс. И я не согласен с тем, что мы не предпринимали других попыток решить эту проблему. Мы сначала пытались уговаривать, не вполне понимая, кто стоит за проявлениями сепаратизма, потом пытались разрешить ситуацию силовым путем. Одна и другая сторона понесли огромные жертвы, включая Россию. А после этого фактически под давлением агрессии мы действительно подписали очень сложные соглашения в Минске. Это был болезненный процесс, и соглашения не являются справедливыми. Мы это осознаем. Но они остановили вооруженную агрессию и дали нам время для реорганизации, и не только Вооруженных сил. Правильный вопрос здесь, как мы это время используем. Короче говоря, ничего лучшего на данное время, чем Минские договоренности, у нас нет. И не потому, что Украина этого не хочет.

— Начиналось урегулирование кризиса на Донбассе с «женевского» формата, где присутствовали ЕС и США — оба сильных игрока. А затем мы скатились до «нормандского» формата. Не считаете ли вы, что, если бы сохранился «женевский» формат, то этот вопрос был бы решен быстрее?

— Нет смысла реконструировать историю по принципу «что было бы, если бы...», но понятно, что этот вопрос так просто из головы не выбросишь. Может, действительно какая-то лучшая альтернатива была потеряна по пути. Единственное, что я могу сказать точно: дипломатия не является искусством выбора лучших возможностей, скорее — наиболее приемлемых компромиссов. А компромисс строится с теми, кто остается за столом переговоров. Нам нужна за столом Россия, которая несет полную ответственность за происходящее на украинском востоке и имеет влияние на ситуацию. Если мы сформируем другой формат, где будут наши партнеры и друзья, но не будет России, то в нем не будет никакого смысла.

Сегодня Россия пытается посадить Украину за стол переговоров с так называемыми представителями Донбасса, чтобы самой уйти от переговоров и избежать ответственности. Следующий шаг, который они сделают, это заявят: «Почему санкции против нас, мы здесь вообще ни при чем, Украина должна разговаривать с народом Донбасса». Это такое гибридное продолжение гибридной войны — гибридный мирный процесс. И мы не должны подарить им эту возможность.

«МЫ ПРИЕХАЛИ ВООРУЖЕННЫЕ КОНКРЕТНЫМИ ПРЕДЛОЖЕНИЯМИ»

— Вы принимали участие в подготовке «нормандской» встречи в Берлине, что было в ней позитивного и действительно ли она приблизит к реализации Минским договоренностей?

— Что касается позиции Украины, то мы приехали вооруженные конкретными предложениями по пошаговому построению более безопасной среды на востоке. Мы предложили два документа. Во-первых, подробные модальности работы миссии ОБСЕ на оккупированной территории, зоны безопасности, выдвижение на границу и т.д. Во-вторых, мы доработали предложения ОБСЕ, касающиеся полицейской миссии для возможных выборов.

Вы знаете о традиционном замкнутом круге, по которому ходят политические переговоры в Минске. Сначала выборы, а затем безопасность, или безопасность, а затем выборы.

— Конечно, сначала должна быть безопасность.

— Мы в этом уверены, но, к сожалению, не всем это понятно. В России, похоже, не хотят этого видеть. Но в последнее время нам приходится все больше и больше убеждать наших партнеров, что безопасность должна быть хотя бы на том уровне, который бы позволил двигаться дальше.

«ЛЕВОЧКИН ЛИШЬ РЕТРАНСЛИРУЕТ РОССИЙСКУЮ ПОЗИЦИЮ»

— Вы, наверное, видели статью Левочкина во французских СМИ, где он призывает Францию и Германию давить на Украину, чтобы она выполняла политические условия Минска-2, но ни словом не критикует Россию за то, что она не выполняет первые пункты договоренностей. Не считаете ли, что это вредит нашему имиджу и позиции по урегулированию?

— Я считаю, что это был бы нормальный процесс, если бы часть нашего политикума искренне искала альтернативные варианты решения вопроса и вела дискуссию по возможности внутри страны. Никто не имеет монополии на лучшее решение. Но я не очень верю, что Сергея Левочкина заботит мирный процесс.

Можно лишь мечтать, чтобы украинская политическая элита, объединившись в принципиальном вопросе, повела за собой все общество, предлагая четкую повестку дня. Я не рассчитываю на внутриполитическую гармонию, но не вижу ничего невозможного в том, чтобы разные украинские политические силы сказали: «Мы как ответственные политики заявляем, что курс обозначен, его можно и нужно улучшить, но альтернативы ему теперь нет». Но Левочкин лишь ретранслирует российскую позицию. С другой стороны, это, наверное, справедливо отражает настроения определенной части нашего общества, которая, к сожалению, так и не поняла, кто настоящий враг и что нужно делать, чтобы его победить.

— Тогда, возможно, украинские власти должны четко заявить, что это война, а не АТО?

— У меня недавно был разговор с человеком, который это же сказал, сидя в кафе в Киеве под зонтиком, рядом цвели каштаны. Я ему сказал: «Представляешь, если бы мы с тобой сидели в Луганске или в Донецке. Все так же, но, возможно, рядом «град» упадет или артиллерийский снаряд». И собеседник задумался... Хочу напомнить, что Президента П. Порошенко избрали как президента мира, и он предложил мирный план.

ОБ АРГУМЕНТАХ В ПОЛЬЗУ ПОЛИЦЕЙСКОЙ МИССИИ

— Почему мы выступаем с идеей введения полицейской миссии ОБСЕ на Донбасс? Разве не было понятно, что Россия будет против? Ведь в этой организации решение принимается консенсусом.

— Позволю себе во второй раз не согласиться с вами. Я был на последних переговорах в Берлине, и даже министр Лавров не высказался категорически против полицейской миссии. Более того, он сказал, что вопрос вооруженная или не вооруженная миссия — этот вопрос можно позже решать. Понятно, что это дипломатический язык. Но в принципе России тогда придется объяснять, почему «нет». Этом, среди прочего, часть поиска консенсуса. Это возможность заблокировать, но необходимость нести ответственность за свои решения.

Возможно, безопасность нам помогли бы обеспечить внешние силы. Вы помните, что мы предложили сначала миротворческую миссию, что было отвергнуто. Мы начали искать альтернативы. И вот одна из них — это полицейская миссия.    

— Кстати, можете нам объяснить, что это за механизм по укреплению режима прекращения огня, о котором заявил Штайнмайер после встречи в Берлине? Ведь давно написано, что нужно сделать для выполнения Минска-2, как развести стороны и т.д.

— Часто существует проблема между процессом и результатом, проблема соотношения между усилиями, которые вкладывают все стороны, и реальным прогрессом. И потому иногда стороны пытаются увидеть прогресс там, где он есть, но не так заметен и не очевиден. Ведь не впервые мы слышим о создании механизма, который позволит развести стороны. Причем первый механизм был предложен еще в феврале 2015 года. А через два дня после подписания было захвачено Дебальцево. То есть эффективность этого механизма с самого первого дня была поставлена под вопрос. Мы еще сказали, что отсутствие жесткой реакции сторон, подписавших соглашения в Минске два дня назад, на события в Дебальцево — это то, что подорвало эти соглашения.

«ОБСЕ ДОЛЖНО БЫЛО ВЫЙТИ НА ГРАНИЦУ... ЕЩЕ ПО МИНСКУ-1»

— А какова перспектива мониторинга украинско-российской границы ОБСЕ?

— Я был бы благодарен, если бы наша пресса постоянно напоминала, откуда появился т. н. Минск-2, который на самом деле называется, и так и должен называться, Пакетом мероприятий по реализации Минских договоренностей от 5 и 9 сентября 2014 года. В оригинальном документе речь идет о создании вдоль границы Украины и России безопасностного коридора. Это та вещь, существования которой россияне не хотят замечать и от которой они постоянно отказываются. Это уже позже в «пакете мероприятий» было написано о выходе украинских сил на границу после завершения политического процесса.

Но я каждый раз напоминаю: «Уважаемые, ОБСЕ должно выйти на границу и вдоль нее обеспечить линию контроля еще по Минску-1». Когда С. Лавров заявляет, что «ополченцы», как он их называет, боятся, что их постреляют, если граница будет контролироваться, я напоминаю, что в миссии ОБСЕ, которая должна выйти на границу, нет украинцев. Россияне есть. С. Лавров, надеюсь, не имеет в виду, что это миссия ОБСЕ будет «расстреливать» бедных, несчастных «ополченцев».  

Одна из наших сверхважных задач заключается в том, чтобы миссия ОБСЕ или любая другая миссия обеспечила честный мониторинг того, что на самом деле происходит на границе, пока мы ее не контролируем.

Сейчас ОБСЕ все больше и больше продвигается вглубь территории, не контролируемой украинским правительством, и все чаще доходит до границы, часто с риском для жизни своих членов. Мы должны поклониться этим мужественным людям.

Короче говоря, наше твердое требование: выход на границу, создание постоянно действующих передовых пунктов на границе, которые должны расширяться, пока все 400 км неконтролируемой полосы не будут закрыты.

«РОССИЯ ДОЛЖНА ЧЕТКО ПОНЯТЬ, ЧЕГО ОТ НЕЕ ТРЕБУЮТ»

— И что может заставить Россию и поддерживаемых ею сепаратистов выполнить свою часть Минска-2, чтобы можно было говорить о политической части?

— Идеально — это мощные Вооруженные силы Украины, эффективное управление государством и единство общества в противостоянии агрессору. Боюсь, на этом этапе нам нужно рассчитывать на санкции, введенные в ответ на действия России. У нашего Президента было очень меткое высказывание: «Если санкции не работают, то их нужно усилить, чтобы они начали работать, а не отменять».

— Но слышим от того же Штайнмайера, который заявил недавно, что очень сложно достичь консенсуса относительно продления санкций против РФ.

— Надеюсь, что наши немецкие коллеги уже посоветовали своему министру не говорить такие вещи за два месяца до пересмотра санкций. Поскольку ведущей нацией ЕС остается Германия, то, зная, насколько много от нее зависит, ей стоило бы, на мой взгляд, действовать иначе и не подавать сигнал другим странам, что даже Германия колеблется. Россия должна четко понять, чего от нее требуют. В частности, это должен понять один конкретный человек в России, который держит ключи для решения ситуации.

ОБ ОГОВОРКЕ ЛАВРОВА «ПО ФРЕЙДУ»

— Неужели у Запада нет инструментов или рычагов изменить его поведение, на что, как известно, рассчитывал Обама, вводя санкции против России?

— Так построена российская система, что внешнее давление может привести к одному из двух кардинальных решений. И все страны стараются быть очень осторожными, потому что не уверены, к чему именно подтолкнет дополнительное давление. Вы помните проблему с предоставлением Украине оружия, когда даже наши американские коллеги говорили, что не исключена возможность дальнейшей эскалации конфликта в ответ на такой шаг Запада. На это мы отвечаем, что, во-первых, конфликт возник и без этого оружия, и риск его эскалации не исчез до сегодняшнего дня, а
во-вторых, считаем, что возможно следовало позволить Украине самой признать риски для своей собственной национальной безопасности и согласиться с ее выбором как нации. Имеет ли право она защищаться, используя все возможности, или должна истекать кровью — как это происходит уже второй год подряд?

— Выглядит так, что аннексией Крыма, агрессией на Донбассе, военной операцией в Сирии, воздушными провокациями против НАТО Россия пытается изменить архитектуру безопасности в Европе и закрепить это Договором, который она предложила в 2008 году и который закрепляет ее влияние на постсоветском пространстве? Как на это должен отвечать Запад?

— После событий в Крыму у Лаврова, как говорится — «по Фрейду», вылетела фраза: «Теперь все видят, как в муках рождается новый порядок». Он больше никогда не повторил этого. Очевидно, что такими действиями Россия как раз хочет создать эту новую реальность, а точнее — возродить старую.

И не только мы это понимаем, большинство стран мира осознают это. Однако также верно то, что Россия нужна для решения многих глобальных вопросов: Сирия, Северная Корея, иранская ядерная программа. К сожалению, каждая страна исходит из своих национальных интересов, включая ближайших союзников и партнеров. В их интересах не только спасти Украину, но и решить ряд вопросов за рубежом. Задача украинской дипломатии — поднять уровень важности Украины и войны на нашем Востоке для наших партнеров на уровень, который заставил бы переориентировать политические и другие ресурсы таким образом, чтобы решить этот вопрос и уже в ближайшее время.

О ПРИНЦИПАХ И «ЛЕГАЛИЗАЦИИ» ТЕРРОРИСТОВ

— В воскресенье (интервью записывалось 17 мая — Авт.) заместитель генсека НАТО Александр Вершбоу выступал на конференции в Эстонии и заявил, что все поняли, что Россия является реваншистской силой, которая добивается пересмотра договоренностей, достигнутых после «холодной войны» и заявляет о своем праве влияния на своих соседей, применяет силу для изменения границ. Вы считаете, что все в Европе это понимают, ведь мы знаем, что многие правые и левые силы поддерживают Путина, не говоря уже о некоторых политиках, которые выступают за отмену санкций?

— Да, есть правые силы, которые вообще просто проплачиваются Путиным. Есть государства, которые наивно, но, надеюсь, искренне верят, что их это никогда не коснется, и, находясь в составе НАТО, далеко от России, им ничего не угрожает. Именно поэтому политики в этих государствах позволяют себе говорить, что Украина — это какая-то бывшая часть России, поэтому отдадим ей этот кусок и будем дальше торговать с Москвой, продавать шубы, дорогие машины и т. п.

История неоднократно учила тех, кто этого не понимал. Хотя существует такая истина, что история учит только тому, что она никого ничему не учит.

В контактах с нашими соседями-партнерами я иногда вынужден напоминать им и о Пражской весне, и о событиях 1956 года в Венгрии и о других. Это очень неприятно, когда партнеру приходится об этом напоминать. Очень интересно наблюдать за их реакцией: они обижаются, но понимают, что ты им говоришь.

Есть другая удобная линия, которой они придерживаются, а именно — что требуется восстановление связей с Россией, ведь, чтобы друг друга понимать, нужно разговаривать. В принципиальном плане мы не против восстановления связей. Украина страдает больше всего от той экономической войны, которую развязала Россия. Но мы говорим о принципах. Ведь нам с вами говорили: «Украинцы, идите в Европу, здесь уважаются принципы». Мы уже почти дошли, уже все подписали, и тут нам говорят, что необходимо провести какой-то дополнительный референдум, и с безвизовыми поездками не совсем все так просто.

— Сейчас все выглядит так, что Россия заинтересована в проведении выборов, чтобы легитимизировать пророссийскую власть, а потом по сценарию Крыма провести референдум и присоединить часть Украины, или сделать что-то вроде Приднестровья. Видите ли вы такую ​​угрозу и как нам этому можно противостоять?

— Мы выбрали для развития нашего общества более демократичный и либеральный путь, который, к сожалению, не очень эффективный во время войны — диктаторам воевать проще.

Однако наш путь является более перспективным в исторической перспективе, поскольку базируется на понятных для всех принципах, а не на свободе одной персоны.

Люди должны осознать, что избранные ими представители несут ответственность за будущее. Мы пропустили местные выборы на Донбассе из-за войны. И если мы верим, что это территория Украины, мы должны дать людям возможность выбрать своих представителей, с которыми можно будет говорить. Это не означает, как некоторые из наших комментаторов заявляют, что мы пытаемся легализовать террористов. Вопрос в том, кого те люди, которые живут на этой территории, считают своим легитимным представителем. К сожалению, может так случиться, что под влиянием российской пропаганды и в результате вооруженного противостояния радикализация политических взглядов приведет на выборы некоторых из тех людей, которых мы бы предпочитали не видеть рядом с нами в новой Украине. Ради правды следует признать, что в нашем парламенте сидит много людей, которые друг друга не хотят видеть рядом. Очевидным является также то, что выборы возможны лишь при условии обеспечения необходимой безопасности, проведения по украинским законам и при мониторинге международных наблюдателей, участия в них украинских партий и медиа и т. п.

«ВАЖЕН САМ ФАКТ ПРИГЛАШЕНИЯ УКРАИНЫ НА ЭТОТ САММИТ»

— 7-8 июля в Варшаве состоится саммит НАТО. С чем готовится Украина к этой встрече в верхах?

— Во-первых, важен сам факт приглашения Украины на этот саммит, ведь у НАТО очень много важных вопросов, а мы еще не являемся одним из союзников. В рамках саммита состоится заседание Комиссии Украина-НАТО — высшего органа взаимодействия нашей страны с Альянсом. Для нас будет очень важно встретиться со всеми президентами и главами правительств в рамках НАТО.

— А чего мы ждем от этого мероприятия?

— На этом саммите президент представит Оборонный бюллетень — большой системный документ, а также программу развития наших Вооруженных сил до 2020 года.

— Я видел такой документ в 2006 году.

— Таких документов было немало. К сожалению, не было ощутимого результата. Теперь мы рассчитываем, что под цели, которые мы поставим, будет соответствующее ресурсное обеспечение. НАТО предлагает нам всеобъемлющую программу поддержки. Эта программа реформирования наших вооруженных сил разрабатывается с помощью натовских экспертов.

Мы также восстанавливаем систему координации, которая была полностью разрушена с приходом Януковича к власти.

Ее представит на днях Президент. Кроме того, впервые за историю независимой Украины у нас есть вице-премьер-министр по вопросам европейской и евроатлантической интеграции — И.Климпуш-Цинцадзе, которая очень активно взялась за этот вопрос, и система координации будет работать под ее руководством. Рассчитываю, что такой высокий государственный уровень контроля и координации заставит систему действовать эффективно и оперативно.

Кстати, мы 15 лет назад говорили о необходимости введения должности вице-премьер-министра по евроатлантической интеграции. И дело не в том, что критерии членства в ЕС и НАТО почти одинаковые, а в том, что у наших людей должно сформироваться понимание, что для нас «Запад», как концепция, является нашим, условно говоря, домом, куда просто нужно вернуться. Поэтому все структуры — экономические как ЕС, военно-оборонительные как НАТО, а также все другие европейские — это все наша нормальная сфера существования.

«ПОЛНОПРАВНОЕ ЧЛЕНСТВО В НАТО — ВОТ НАША ЦЕЛЬ»

— Некоторые СМИ написали, что на Варшавском саммите Украине и Грузии предложат статус Ассоциированного партнера. Что вы думаете об этом?

— Я тоже читал об этом. На самом деле у НАТО нет формального статуса ассоциированного партнерства или членства, как в ЕС. Возможно, имелось в виду то, что называется по количеству союзников 28+. Это специальный формат взаимодействия 28 стран НАТО и партнеров — одного, двух или более.

В целом существует много других форматов сотрудничества Украины с НАТО. Это и Хартия партнерства, Украина является членом Совета евроатлантического партнерства. Чем больше форматов, тем лучше. Но полноправное членство — вот наша цель. У нас есть сейчас национальная программа, которую мы хотим максимально приблизить к Плану действий относительно членства в Альянсе. Мы хотим ее модифицировать, сделать более компактной, и думаю, что во время Варшавского саммита будет представлена ​​новая идея по повышению действенности такой программы. Чем проще и четче она будет, тем эффективнее будет ее выполнение.

— Так сейчас мы не будем просить ПДЧ?

— ПДЧ можно просить хоть каждый день, но хотелось бы просить этот статус, когда можно его реально получить.

— Министр обороны Польши Антоний Мацеревич в одном из интервью заявил следующее: «Если бы Украина все-таки получила членство, вторжения Кремля можно было бы избежать». Что, по вашему мнению, нужно нам делать, чтобы такое мнение разделяли все страны НАТО? Почему такое мнение не разделяют другие члены НАТО. Штайнмайер вообще как-то заявил, что Украине не быть в Альянсе.

— Не совсем корректным является сравнение различных стран между собой. Украина имеет множество проблем, и она является большой страной со сложной историей. Однако с не намного худшей, чем имеют некоторые другие члены, которые стали членами Альянса, некоторые по сугубо геополитическим причинам.

Я разделяю мнение польского министра. Потому что когда мы работали над этим вопросом еще перед Бухарестским саммитом 2008 года, то понимали, что Россия наверняка будет принимать какие-то меры, чтобы не дать Украине стартовать в сторону Запада, и в НАТО в частности. Война, развязанная против Грузии, безусловно укладывалась в схему, которую аналитики прогнозировали. Но мы все были недостаточно дальновидны, чтобы сказать, просто не могли поверить, что это произойдет в отношении Украины. И нам казалось, что Россия скорее прибегала бы к экономическим и политическим мерам, как и произошло с приходом режима Януковича. Помните о внесении изменений в соглашение о продлении базирования российского флота в Крыму, законе о языке, трехмиллиардном кредите и многих других вещах.

В ответ Янукович откатил нашу военную реформу, отверг все координационные мероприятия с НАТО. Впоследствии все увидели, что России оказалось этого мало, и она требовала не вступать уже и в Европейский Союз. И в этот момент украинцы сказали: «Хватит уже, сколько можно ...».

 — Кстати, а кто будет новым послом Украины в НАТО, так как зимой планировалось, что это будет женщина, которая стала вице-спикером?

— У вас больше информации, чем у меня. Такое впечатление, что вы работаете в МИД, а не я.

— Есть информация, что это будет мужчина и его президент лично представит на саммите в НАТО ...

— Это был бы эффектный дипломатический шаг в ходе саммита, чтобы сказать: «Вот мы представляем нашего нового посла». У нас, кстати, очень активным является заместитель Главы Миссии Украины при НАТО, который пока что замещает посла. Мы ценим его работу, но также осознаем, что эффективность контактов и сигналов часто зависит от первого лица в дипмиссии. У нас есть еще несколько планов, которые мы не будем, при всем уважении к вашей газете, раскрывать именно сейчас (смеется). Не хотим обидеть все другие газеты.

— Моя же задача — первым получить информацию и написать ...

— Если мы скажем сегодня, то что мы будем делать 7-го июля? Давайте мы скажем вам в последнюю минуту (смеется). Это серьезная позиция, которой мы придерживаемся. Это не шутки. У нас более 90 посольств, и мы должны очень осторожно подбирать людей, которые их возглавляют, согласовывать с принимающей стороной.

О РЕАЛЬНОМ РЕФОРМИРОВАНИИ МИД

— Я помню, как Андрей Дещица пришел в министерство и заявлял, что «я подготовлю реформу МИД». После этого о реформе говорил Климкин. Так что же на самом деле делается в плане создания современного эффективного внешнеполитического ведомства?

— На самом деле реформа состоит из очень многих аспектов. Об этом слишком скучно слушать и обычным украинцам, и народным депутатам, и политологам-экспертам. Многим хотелось бы одного крупного чего-то, чтобы назвать его гордым словом «РЕФОРМА», подписать хорошей чернильной ручкой и отчитаться о завершении.

Вместо этого мы имеем большое количество вещей, которые необходимо реформировать, и мы уже их реформируем, ожидая в результате получить обновленную, современную дипломатическую службу.

Коротко говоря, основу службы должны составлять профессионалы, которые, кстати, должны нормально оплачиваться. И чтобы в их руках было надлежащее техническое обеспечение, например, современные системы надежной и защищенной связи, транспорта.

Если мы верим, что нам эффективная дипломатическая служба нужна, мы должны за нее платить. Вот, например, на армию никто не обращал внимания, пока не поняли, что без нее мы обречены.

Возвращаясь к реформе дипслужбы. Мы делаем шаги, которые может и тяжело «поднимать на флаг и нести, гордо оглядываясь вокруг», но мы уже работаем по-новому. Например, мы стараемся формировать нужный нам политический, культурный контекст за рубежом, общаемся, создаем публичные, культурные мероприятия, в ходе которых должны показать, что такое Украина. Мы привлекаем и способствуем инициативам нашей общественности, волонтеров, неправительственных лиц.

Мы расширяем сеть консульств и повышаем эффективность системы защиты наших граждан и наших бизнес-интересов за рубежом.

Мы повышаем качество наших собственных людей, адаптируем Дипакадемию под новые потребности, завершаем подготовку нового закона о дипломатической службе, который должен создать условия для повышения профессионализма, ответственности, инициативности и самостоятельности наших сотрудников, если хотите, обострить хорошую конкуренцию.

Мы тестируем обновленную систему материально-технического обеспечения наших миссий и наших сотрудников за рубежом, заимствуем бизнес-подходы.

Например, мы решили отойти от старой советской системы, когда дипломатов загоняли в загороженный кампус, который охраняло КГБ, и за каждым следило. Россияне так живут до сих пор. И ментальность, которая сохраняется в такой среде, влияет на всю их работу.

Мы решили, что человек должен чувствовать общество, в котором он находится, и просто прийти в 9 часов на работу и уйти, когда все закончилось, где-то примерно в полночь (смеется). Мы больше не будем за семью дипломата определять, в каких условиях им жить. Мы должны посоветовать, где это безопасно, а где — нет. Но не более того. И вот уже год у нас проходит эксперимент в десяти посольствах. Если результаты этого теста будут положительные, мы будем расширять такую ​​практику. Это все, и еще много чего, что я не могу в газете рассказать, и является реальным реформированием, которое, возможно, и не такое «прикольное» и яркое, но действенное и нужное.

— Кто для вас является образцом дипломата за рубежом и внутри страны?

— Щепетильный вопрос. История знает много эффективных дипломатов. Никого не хочу обидеть. Но, работая в свое время в нашем посольстве в США, внимательно наблюдал за работой главного американского дипломата того времени — Государственного секретаря Х. Клинтон. Должен признать — высокий класс!

Что касается украинских дипломатов, то я всех ценю и стараюсь поддерживать связь с нынешними и бывшими коллегами. Просто не всегда это получается. Часто эти люди критически настроены по отношению к настоящему руководству МИД, но мы воспринимаем их критику, как и полагается дипломатам, внимательно, с уважением и толерантно.